В дом Ирины мы вошли втроём: она, Таська, и я. Остальные, попрощавшись с нами, пошли гулять дальше. «Лестница» (по-московски - подъезд) заметно пахла кошками и макулатурой. На третьем этаже остановились перед высоченной двустворчатой дверью, украшенной восемью разномастными электрическими звонками по косякам и одним, давным-давно закрашенным краской, механическим в центре. Ирина извлекла из самодельной сумки через плечо, бывшей когда-то мешком для картошки, пока его не постирали и не нанесли нитрокраской через трафарет изображение женских глаз, длинный ключ и открыла им половинку двери.
Полусумрак коридора коммуналки... Нахлынули воспоминания: я тоже когда-то жил в подобной квартире, только поменьше - на три семьи. И хотя мой коридор был не чета этому, я тоже катался по нему на таком же трёхколёсном велосипеде, как и этот карапуз, что встретил нас при входе.
- Дрррасте тётя Иррра, дрррасте тёть Настя!
Мальчуган раскатисто гонял на языке букву "р". По всему видно, что кто-то усиленно занимался его произношением. Мне же, после небольшой паузы, досталось лишь укороченное "дррась", произнесённое намного тише.
- А что так тихо-то? Где командный голос? А ну-ка отвечай мне, как мужчина - мужчине, кто тебе нравится больше: тётя Настя или тётя Ира?
- Маррриванна!
Я, не ожидавший такого ответа, опешил, а Ирина тут же пояснила:
- Это его воспитательница из детского сада.
- Значит, я не угадал...
- Тась, займи пока гостя беседой, а я перекись принесу.
Сказала и быстро ушла вперёд по коридору. Мы пошли за ней мимо велосипедов и лыж на стенах, мимо вешалок с плащами и зонтиками, мимо бело-голубого настенного телефона с дисковым набором номера и стопкой записных книжек под ним, мимо двух ванных комнат с номерами на эмали жестяных овалов. Слева были чётные номера, справа нечётные: от одного до восьми, что, по всей видимости, закрепляло за каждым из санузлов свою комнату. Запомнил расположение туалетов с таким же распределением. Очень скоро один из них мне понадобится.
Ого, да здесь не по одной комнате на семью, а по две, и со слов Таськи, и по три есть. Я, разглядывая лепнину на высоком под четыре метра потолке, понимаю, что когда-то две комнаты, которые занимает семья Ирины, были одной большой комнатой метров сорока; лепнина богатая, вероятно, до семнадцатого года это была гостиная или библиотека. Маленький тамбур прихожей, а в нём старый подушкообразный холодильник "Юрюзань", напротив самодельная резная вешалка с полочкой для шляп, когда-то покрытая лаком, а ныне вытертая и потемневшая на углах, и узкий тоже самодельный шкафчик.
Ирина пришла с пузырьком и ватой, подвела меня к окну, посадила на стул и принялась колдовать над ранкой на затылке.
- Ну и шишка у тебя...
- Это гидроперит? Значит, я теперь стану блондином... Местами...
- Не смеши, а то могу сделать больно!
- Нет, Ирина. Такими нежными пальчиками сделать больно невозможно.
Чувствую, что смущаю её, но не могу остановиться. Встал, повернулся к ней, опять... очень близко. Она пристально смотрела мне в глаза, видимо, пытаясь уловить фальшь. Ох, знала бы она, что меня, с моим более чем тридцатилетним опытом общения с прекрасным полом, таким путём на чистую воду не вывести. Хотя о чём я? Этот же опыт, безошибочно мне подсказал, что я уже безнадёжно заблудился в этих длинных, загнутых ресницах и утонул в этих бездонных серо-зелёных озёрах глаз. И влюблён… настолько, что хоть верёвки из меня вей... Никуда уже не денусь. Смотри, смотри внимательнее в мои глаза - я весь перед тобой. Кажется, влюблённый в тебя заочно всю свою жизнь. Такой, какой есть. Пятидесятилетний мужчина в шкуре мальчишки-призывника. И весь твой...
Ирина, конечно первой не выдержала этого немого монолога, опять зарумянились щёки, зачастили на миг в движении ресницы... Она опять ушла. Молча. Но я успел заметить, как дрогнули уголки губ в сдерживаемой улыбке. Наверное, она права... Всё же это её победа, а не моя. Впервые, появившись в моей жизни почти тридцать лет назад, она, сама того не зная, подготовила плацдарм. И сейчас я чувствовал, что теряю позиции и территории одну за другой, без сожаления отдавая их без боя столь прелестной захватчице, уповая на её доброту к побеждённому.
За время её отсутствия, я разглядывал книги в шкафах и полках, скупо отвечая на Таськины распросы о Москве. На какое-то время я остался один, Таська ушла помочь Ирине.
Библиотека здесь была потрясающая. Несколько полок было занято томами, написанными через яти и ижицы. В нише, образованной книжными шкафами и полками стояло кресло-кровать. Я когда-то спал на точно таком же, только цвет обивки был другой. У окна круглый стол, с задвинутыми под него четырьмя деревянными стульями с гнутыми ножками. У стены стоял кожаный диван. Судя по габаритам, внести его сюда было невозможно. Он, наверное, был здесь с тех пор, когда вся нынешняя коммуналка была ещё одним целым. Вид из окна был неказистый: кусочек противоположного тротуара, стена дома напротив и маленький скверик.
От окна меня оторвала вернувшаяся Таська и в ответ на мой вопрос сообщила, что они собираются вместе поступать в Театральный и уже подали документы. Мне же вдруг вспомнилось, что в Москве, на пляже Ирина говорила о ветеринарной академии... но сейчас я не стал переспрашивать. Заметив мой интерес к жилью, Тася спросила:
- Вы там, в Москве, наверное, и не видели коммуналок?
- Ну, почему не видели? Я сам родился в подобной квартире. И лишь… восемь лет назад переехали в отдельную двухкомнатную. Правда, моя новая квартира: с прихожей, кухней, санузлом и лоджией, вся - легко поместится на площади этих двух комнат, да ещё и свободное место останется. Это, если даже не заикаться о высоте потолков.
Вернулась Ирина с большим чайником с одной руке и ширпотребовским "жостовским" подносом с пирогами в другой.
- Таська, покажи Алексею, чем пользоваться в ванной, и с колонкой помоги, столичный житель, наверное, газовой колонкой пользоваться не умеет.
- Иринка, а он раньше тоже в коммуналке жил...
- И с газом обращаться умею. И спичками давно не балуюсь.
- Ты всё равно не знаешь, какое полотенце и мыло - наши.
- Веди меня, Таисия!
- Я - Анастасия...
- Ну вот... Я было подумал: Таська - Таисия - Таис.
- А ты "Таис Афинскую" читал?
- Да, только давно.
- А я у Иринки недавно взяла почитать... Полотенчик вон тот, розовый и зелёная мыльница.
Она открыла кран, передвинула рычажок в газовой колонке, и та загудела, нагревая воду. Я любил в детстве смотреть в окошечко нагревателя. Вставал на табурет, притащенный с кухни, и смотрел, как с маленького дежурного фитилька разбегается по рядам газовых трубок и встаёт ровными голубыми язычками над отверстиями в них, пламя. Сняв рубашку, перехватил в зеркале восхищённый взгляд Таськи – в это время не часто попадаются на улицах крепко прокачанные мальчики с рельефными, хорошо проработанными мышцами. Улыбнулся - у меня, фигура атлета от природы.
Подставил под струю голову, чтобы смыть кровь с волос. Воду пришлось сделать похолоднее. Розовый оттенок в стекающей воде исчез и я, было, протянул руку за полотенцем, но Таська перехватила инициативу, правда, ненадолго. Вытирая мне голову, она неосторожно сильно коснулась раны, я охнул, зажмурился и присел.
- Таська! Ну, что ты делаешь? Ему же больно! - услышал я голос Ирины.
- Ну вот, опять кровь пошла. Тась, дай я сама. Неси сюда перекись и вату.
- Ирина, что, так сильно кровоточит?
- Да нет, совсем капельку.
- Тогда, давай дадим ей самой свернуться. Организм должен сам себя лечить, тем более что первую помощь ты уже оказала. Хотя, о чём я?... Твои ладошки любую боль снимут, с любой раны. Они такие ласковые, твои волшебные руки.
Опять смутил девушку...
- Ты наглый льстец!
- Нет, просто я художник и вижу тебя несколько иначе.
- Одевайся, художник. Будем пить чай с пирожками, а ты будешь рассказывать о себе, а уже потом о том, как ты меня видишь.
По пути в комнату Ирины, я зацепил ногой чьи-то лыжи, те, в свою очередь - велосипед, подвешенный высоко на стене коридора, а тот свалил оцинкованное корыто для купания детей. Не могу сказать, что было шумно... Было... Наверное, так же будут звучать треснувшие литавры, возвещающие Конец света. И, конечно, на это представление сбежались посмотреть все жильцы огромной квартиры. Появилась и Таська с пузырьком и ватой в руках. Я стоял с этим корытом в руках под недовольными взглядами зрителей, как несмешной клоун на арене и не знал, как вывернуться из этой немой сцены.
- Извините...
Первой подала голос красивая русоволосая молодуха в домашнем халате, а за её подол держался тот самый малец с раскатистым "р".
- Мужчин в доме нет... Гвоздь нормально вбить некому!
Спасибо тебе, русоволосая... Вот и руководство к действию!
- Простите, у вас здесь, стремянка есть? А шуруп, отвёртка и кусочек электрического кабеля найдутся?
Лестницу, отвёртку и жестяную банку из-под монпансье набитую шурупами, принёс пожилой мужчина в трикотажных тренировочных штанах и растянутой майке, в вырезе которой выбивалась седая растительность на груди. Провод с вилкой на конце - сама молодуха. Ирину, я попросил принести нож. Всего-то дел засунуть кусок изоляционной оплётки от провода в готовое отверстие, вкрутить туда шуруп и водрузить корыто на место. Через пять минут, поредевшим рядам зрителей было объявлено:
- Через тридцать лет приеду проверить, как висит.
Пожилой, унося лестницу и инструмент, покрутил головой и пробурчал что-то вроде: - «Век живи - век учись". Молодая мамаша поблагодарила и ушла к себе, унося на руках мальчонку, а мы пошли наконец-то пить чай.
В центре круглого стола, как самовар, стоял на проволочной подставке чайник, а рядом гранёные стаканы в старинных мельхиоровых подстаканниках, с орнаментом в стиле "модерн". В вазочке... Я сначала не поверил своим глазам - кусковой сахар и щипцы для его колки. Таська придвинула мне налитый стакан, Ирина взяла щипцами кусочек сахара, спросила, достаточно такого или добавить, и предложила пирожки:
- В тех, что с дырочками - картошка, гладкие - с рисом и яйцом, а в этих с гребешком - капуста.
Отведав по пирожку каждого вида, похвалил хозяюшку и, допив второй стакан, я был готов к расспросам.
- Вот теперь я готов к докладу о своём житье-бытье. Спрашивайте...
Девушки смутились, не зная с чего начать.
- Ну что ж, тогда я сам. Коренной москвич. Родился в роддоме на Крестьянской заставе... Дай бог памяти... В каком же это было году?
Нет. Не могу вспомнить, потому, как слишком мал был. Помню только, что это произошло на исходе лета, сразу после полудня.
Развеселив их, поведал, что только что защитил диплом, получил "свободное" распределение и ещё не выбрал, куда пойти работать. Вот тут и посыпались вопросы. Интересовало их всё. Создалось впечатление, что они впервые видят перед собой молодого мужчину, настолько был широк диапазон тем. И вдруг Таська спросила:
- Лёш, а у тебя там, в Москве, девушка есть?
Спросила и, как бы спохватившись, что это уж слишком. Затихла. Я внимательно смотрел на Ирину. Та делала вид, что её это совершенно не касается, а сама краснела на глазах. Задержав паузу до того момента, когда её интерес выдали бесцельно складывающие салфетку руки, я, скромно опустив глазки, выдал отрицательный ответ... Лучше бы я смотрел на неё. Не успел, не заметил, что произошло. Ирина резко встала и, прихватив чайник, вышла из комнаты. Тася, сидела тише мыши.
- Я что-то не так сделал? Что-то не то сказал?
- Нет-нет... Все то, всё правильно... Лёш... знаешь, я, пожалуй, домой пойду... Я тут рядом, в следующем доме... У меня там кот некормленый, да и спать уже хочется… Ты Ирке передай, что я, может, вечерком зайду. Счастливо тебе до дома добраться.
И как-то неуклюже, вскользь, чмокнула меня в щёку и выскользнула за дверь.
Ира вернулась всё так же с чайником в руках.
- А где Таська?
- Просила передать, что ушла домой.
- Ясно...
Повисла пауза. Неловкая ситуация... можно спугнуть и разрушить тонкий мостик, что протянулся, было, между нами. Дальше тянуть было нельзя...
- Ирина, это твоя мама на фото?
- Нет, это бабушка, сразу после войны. Это дедуля. Он у меня герой-разведчик. А мама с папой - вот... Это они только поженились.
Она с радостью ухватилась за ниточку, что предложил ей я, и увлеченно стала рассказывать о своей семье. О бабушке, пережившей все тяготы войны в Ленинграде, о деде, языковеде по образованию, ставшем фронтовым разведчиком, а после войны профессором. О матери, родившейся в блокадном городе и чудом выжившей. Об отце - метростроевце, погибшем при прорыве плывуна, девять лет назад. Бригадир проходчиков, он спас своих людей, но сам не успел выйти. О том, как отец учил её, маленькую, плавать. И она всё-таки выучилась, а позже, увлеклась прыжками в воду... А сейчас дед и бабуля на даче, и у мамы отпуск, но она ботаник - кандидат наук и потому тоже с ними, занимается своими любимыми флоксами.
Я внимательно слушал её... Этот голос, он звучит для меня как музыка. В какой-то момент, она бросила взгляд на настенные часы с боем. Кажется, пора...
- Мне так не хочется от тебя уходить...
В очередной раз, зардели щеки, и она тихо прошептала:
- Мне тоже...
И уже нормальным голосом:
- Но... ты же всё равно уйдёшь... Тебе надо домой. В свою Москву...
- А если я сегодня не смогу уехать?
Ирина быстро подошла к окну, взяла с подоконника тетрадь, вырвала лист и что-то написала карандашом. Протянула мне. Листок в клеточку с номером телефона, начинавшимся на 232... Она ещё раз взглянула на часы.
- Всё-всё, я сейчас пойду.
- Да нет же! Лёшка стой! Я не гоню тебя! Я... Ты же совсем не спал. Я только подсчитываю, успеешь ли ты выспаться? Ты же всё равно не знаешь, когда тронется нужный тебе поезд.
- Здесь спать?
- А где ещё-то? Вот где-то ты умный, а сейчас, прямо, как маленький... Я застелю тебе кресло-кровать.
- А ты?
Вопрос был поставлен ребром - как надо. Она опять покраснела.
- Я? Я здесь, рядом, на диване.
- Не стели... Дай мне только подушку.
Спать совершенно не хотелось, но это был хороший повод остаться с ней, пусть хоть ненадолго, но рядом.
- Андрей Петрович! Здравия желаю! Тут меня попросили заглянуть к себе радисты…
Хозяин строгого кабинета поднял голову, оторвавшись от чтения газетной вырезки, закрыл дело, в котором она была подшита, и ехидно спросил.
- И что это нам даёт?
- В общем, ничего. Пока – ничего. Радисты засекли два маломощных кодированных сигнала прямо у нас под носом.
Майор потёр ладони, глаза загорелись, как у охотника, увидевшего дичь..
- А вот это Коля, уже интерес-сно. И что они говорят?
- Наткнулись случайно. Частоты нехарактерные. Короткий сигнал в доли секунды. Настолько короткий, что нет возможности точно запеленговать. Прямо где-то здесь, на Литейном.
- А что говорит наружка у здания?
- Только прохожие. Выпускники гуляют, туристы. Иностранцев замечено не было.
- Ничего, запеленгуют ещё. Если раз в эфир вышли, выйдут ещё раз – куда денутся. Скажи радистам, чтобы если засекут ещё раз, сразу данные - к нам.
(продолжение следует)