- Теть Таня вернулась из Воронежа, - говорит мама.
- Ну? - вяло интересуюсь. Я примерно представляю, каково там.
- Сережка все три дня ел и спал. Весь побитый... Всем привет передавал.
- Понятно.
- Письмо твое вслух читал.
- Засранец! - бросаю я и думаю, что Сережа никогда не отличался догадливостью. Личные письма читаются про себя!
- А что там? - сразу интересуется мама.
- Не скажу.
- Теть Таня сказала, у Наташи такой слог хороший. Легкий и красивый.
Тут я не нашлась с ответом. Только подумала, что все познается в сравнении.

Это странно - писать письмо. Последний раз бумажное письмо я писала году эдак в 2003. А тут письмо в тюрьму. Это, блядь, вообще пиздец, че уж там. Я поначалу вообще не хотела писать. Что можно сказать заключенному? "Держись, все наладится"? Представляю, сколько раз он это слышал.
Две недели я думала, что Сергей останется без письма. А потом, когда к нам приехала тетя Таня (перед самым отъездом в Воронеж), я вдруг поняла: надо.
Минут десять я собиралась с мыслями. Потом исписала половину листа. Не понравилось, смяла. Я чувствую себя великим писателем, когда вот так мну бумагу и отправляю ее валяться в какой-нибудь угол. И вообще подобные действия действуют на меня благотворно. Короче, именно после этого меня и понесло. Несло меня красиво, без ошибок, даже почерк оказался вполне приличным. И письмо вышло... Вышло, в общем. Правда, почему-то не хотелось его перечитывать. Ну, знаете, со школы приучена: написал - проверь. Не было там ничего душещипательного, для меня по крайней мере, но не хотелось и все тут.
Бегло пробежала глазами, чтобы усмирить внутреннего педанта. Педант поворчал что-то насчет "маловато будет", но быстро заткнулся.

Печально все это. Да.