Буйство природы. Гроза.
Стою на парапете, тянущемся вдоль крыши семнадцатиэтажного дома, и наблюдаю грозу.
Гроза витает в воздухе задолго до своего начала, чувствуется во всем. Воздух напряжен, как будто замер. Пальцы покалывает, по чешуе пробегают искры. Почувствовав грозу, мгновенно рванулась на крышу. И вот теперь стою и наблюдаю. Кончик хвоста медленно подрагивает от нетерпения. В лицо дует ветер, ветер с полночи, холодный, порывистый. Такой обычно бывает на море во время шторма, если шторм пришел с норда. Этот ветер словно пьянит, именно он принесет грозу. Он путает волосы, так же как путает и мысли.
Город замирает так же как воздух. Еще секунду назад небо купалось с оранжевых городских огнях. Но вот порывы ветра усиливаются, это уже один сплошной поток холодного воздуха. За считанные секунды небо из оранжевого превращается в черное, его заволакивает мгла. Такая, что ни единый отсвет звезд ни проглянет сквозь нее. Бывает, что небо просто заволакивают тучи, тогда же сквозь просветы еще можно увидеть холодный блеск звезд. Сейчас все не так, это не просто тучи, это настоящая гроза.
Сначала начинается дождь. Тот же ветер теперь швыряет в лицо холодные капли, но на разгоряченной чешуе они не кажутся столь холодными. Не холоднее блеска звезд, которых сейчас не видно. Дождь становится все сильнее и сильнее.
И вот небо прорезает первая молния. Словно диковинное дерево прорастает сквозь серебристо-черное тело грозовых туч. Мгла на мгновение перестает быть мглой, но всего лишь на мгновение. Перун вновь пытается нагнать Змея Волоса, пытается убить его своим золотым топором. Молнии – это отблески того топора. И вот края сознания касается грохот, постепенно нарастающий и разрывающий забвение притихшего города. На мгновение, точно такое же, на какое молния ослепляет, грохот оглушает. Перестает быть слышен даже шелест дождя, до этого проникающий в самую глубину меня. Гром – это грохот колес колесницы Сварожича.
Каждые несколько минут молнии разрезают тучи, как будто вспарывая их, и дождь из распоротого нутра туч идёт все сильнее. Гром звучит все ближе. Слышу над головой шелест крыльев, слышно, как трутся чешуи огромного тела друг об друга. Это Волос, чудовищный крылатый змей, олицетворяющий первобытный хаос и неразумность, животное человеческое начало, полетает прямо над головой. И вот удар молнии совпадает с грохотом грома. Змей, родственный, наверное, драконам улетает все дальше. Теперь уже на самой головой промчался Перун. Я ошиблась. В этот раз он был не на колеснице, запряженной белыми и вороными конями. В этот раз он был на крылатом вороном жеребце. И гром это не грохот колёс. Это стук копыт. На одну короткую секунду я вижу этого немолодого разгневанного мужа прямо над собой. Его серебристо-черные волосы сливаются с тучами, а вот огненно-рыжая борода ярко выделяется на фоне общей кромешной мглы. Мне немного жаль Волоса, собрата-крылатого змея. Погоня постепенно удаляется. Мгла уходит вместе с грозой, как будто мгла – это плащ Перуна, тянущийся за ним. Постепенно город возвращается к привычному течению жизни. К привычному для него, города, течению жизни. Не для нас. Сейчас мы видели отсветы той, настоящей жизни, нашей жизни. Гроза, словно грань между реальностями. Иногда, в такие моменты как сегодня, эта грань разрывается и смертным становится видно кусочки нашей жизни. Не знаю, может смертные и видят, то что сейчас видели мы.
Снегопад – такая же грань, настоящий снегопад, когда снежные иглы словно бы прорезают земную твердь, ну или городской асфальт. Или туман, такой туман, когда не видно даже собственных ног или вытянутых рук. В таком тумане мелькают неясные тени-духи, и не знаешь добрые они или злые.
В грозу же злым духам не место в этом мире, в грозу этот мир очищается, обновляется, становится лучше. А потом мир снова становится прежним, и мир, и сам город с его огнями и миллионами живущих в нем смертных. И снова требуется очищение, и снова приходит гроза, а перед самым ее приходом город замирает.
В ушах шелестит дождь. Он пройдет еще не скоро. А в звук дождя вплетается его шепот. Он стоит тут с самого начала и обнимает меня за плечи. Под его прикосновениями чешуя становится обыкновенной кожей, которая может продрогнуть от дождя. Но руки у него горячие, и я не чувствую холода. Так и стоим мы над городом, только что очищенным от всего. И уже кажется будто город плывет по нами вместе с его огнями, с его жизнью, а мы парим над ним. И в то же время мы просто стоим на парапете. Свет окутывает нас, свет городских звезд, возможно, не таких холодных, как звезды небесные. Хотя не знаю.
Только священных ракит не хватает…

Москва, 2007 год.