На одной из планет бескрайней вселенной, что мирно покоилась в одном из мыльных пузырей, пускаемых, радостно смеющимся, маленьким богом, жили разумные бешеные огурцы. Это такое растение, которое выстреливает свои семена на значительное расстояние, захватывая таким образом большую территорию.
Одна беда, пригодных для жизни планет было совсем мало, поэтому разумные бешенные огурцы захватывали новую територрию очень медленно.
Однажды одному семечку повезло, оно попало на планету, где бурлили беспокойная и примитивная жизнь. Живущие там существа состояли из протоплазмы и являлись довольно мерзкими типами. "Прототипы" - окрестило их семечко.
Прототипы хотели чего-то, стремились к красивому и упорядоченному мироустройству, но делали всё наоборот. Настолько они были тупы и беспомощны, что придумали себе сказку. В этой сказке они получали то к чему стремились, но уже после смерти. При жизни они построить сказку никак не могли, зависть, корысть и глупость страшно им мешали.
Семечку разумного бешеного огурца были незнакомы эти низменные чувства и глупость, оно ведь было разумным,
Семечко решило помочь людям, но оно было пока только одно и далеко не всесильно. Для начало оно поселилось в голове одного прототипа, выросло в бешенный огурец и рассеялось в головы других, и процесс пошёл.
Прототипы, наконец-то, стали строить свою сказку.
Одного семечко не предусмотрело. Прототипы, несмотря ни на что оставались прототипами, и воплощённая сказка получилась немного мрачноватой, и развалили сказку они достаточно быстро.
Чтобы вернуться к своему беспокойному и примитивному существованию. Теперь уже с бешеными огурцами в головах.

Сегодня чудесный день... Чудесный он по многим причинам... Например солнце за окном, погода хорошая, у меня вот воду горячую должны дать... НО... Самая важная причина чудесности этого дня - наша любимая и обожаемая админша...
Кот... Я поздравляю тебя с днем рождения и желаю тебе много всего! Много любви, радости, много УЛЫБОК!!! И желаю, чтобы и ты в нашу жизнь притносила столько же улыбок, а может даже больше...
Я думаю, что остальные присоединятся к моему поздравлению, ведь мы все тебя очень любим и ценим. И будем улыбаться вместе с тобой....
С Днем Рождения, Кот!!!

Дабы сообщество развивалось более уверенно, хотелось бы обзавестись хотя бы собственным баннером. Если среди читателей есть умельцы, которые могут помочь с этим, прошу выкладывайте все свои варианты сюда. Буду признательна и бесконечно благодарна всем!!!

Сообщество затихло, поэтому требуются новые светлые и ясные головы, руки, и тела соответственно. Все, кто готов улыбать людей, добро пожаловать!
Люди умеют улыбаться по-разному. Грустно, радостно, сочувственно, печально, счастливо... Если вы умеете писать, красиво, понятно и со смыслом, приглашаю вас в наше сообщество! Давайте создадим уголок тихой человеческой улыбки, чтобы читая ваши произведения, человек хоть ненадолго забывал обо всем и чувствовал себя счастливым. Отписывайтесь в этой теме или пишите мне в личку, рассмотрим все кандидатуры!
П.С. Авторам, которые уже есть: пишите еще!

Жил был Ежик, он был обычным Ежиком - не грустным не веселым, просто Ежиком. Спал он, как и все Ежики, днем, а жил своей ежовой жизнью ночью.

Солнца он почти никогда не видел - в лесу было темно. Вековые дубы своими громадными кронами впитывали без остатка весь солнечный свет и тепло. К зиме деревья освобождались от пышной листвы, позволяя лучам солнца проникать в лесную чащу, но Ежики спят зимой.

Когда Ежик не спал, и выдавалась безоблачная погода, он любовался луной и манящими, магически мерцающими в ночной мгле бесконечными холодными звездами.

Как-то темной холодной ночью глубокой осени, ему во сне приснилась Звездочка. Он никогда в жизни не видел такого теплого, нежного и ослепительного создания. Ему было очень уютно быть рядышком со Звездочкой, он нежился в ее теплых и ласковых лучиках. Ежик не знал, что Звездочку зовут Солнышком, потому, что Солнышка он никогда не видел, ведь Ежики - ночные животные.

С тех пор она снилась ему очень часто. Когда ему было очень плохо, он вспоминал свои удивительные сны, и если ему было холодно, от промозглого осеннего ветра, или страшно, от угугуканья полярной совы, подумав о своей Звездочке, он вдруг согревался или сразу становился храбрым. Когда его одолевали ежовые проблемы, да так, что уже и жить не хотелось, он вдруг вспоминал о своей любимой Звездочке, и проблемы, уходя на второй план, разрешались как-то сами собой. Когда ему было очень хорошо, он в своих снах делился своими маленькими радостями со своей любимой Звездочкой, и она, как ему тогда казалось, начинала светить еще ярче и греть на капельку сильнее.

Он бесконечно любил свою Звездочку, и мысли о ней заставляли искриться лучиками счастья его темные глазки-бусинки. Однажды, он рассказал своим родным и близким, о своих снах. Но все ежики сказали, что это не правильно - ежику должны сниться только ежики или на худой конец, земляника, но не как не звездочки, тем более, та, от которой можно ослепнуть. Потому, что старые ежи помнили и знали по рассказам своих прадедушек и прабабушек, что солнышко бывает очень ярким и жестоко горячим. Но ежик был бесконечно предан своей лучистой мечте!

Все начали смеяться над ним, и он остался совсем без друзей. Из обычного Ежика он стал Грустным. Он начал жить только для того, что бы поскорее забраться в свою маленькую норку, уснуть, и увидеть Её, свою Милую, Бесконечно нежную и ласковую Звездочку!

Шли годы, и он перестал рассказывать о своей мечте своим родным и близким, он перестал рассказывать о своих снах друзьям, которые снова вернулись, он стал любить свою звездочку тихо и незаметно, и ему казалось, что она отвечает ему взаимностью. Он знал, когда-нибудь он увидит ее наяву, и он знал, что она его согрет, он знал, какие слова он скажет своей заветной мечте при встрече...

Как-то глубоким зимнем морозным днем Ежик во сне вновь увидел свою мечту, она сверкала и манила его ласковым и нежным теплом к себе. Заветная мечта Ежика всегда молчала, но в этом сне игриво удаляясь, она прошептала ему: "Иди ко мне!"

Ежик пошел за своей Звездочкой. Он не заметил, как вышел из своей еще осенью законопаченной опавшей листвой норки, как, обжигая лапки, он пробрался сквозь холодный и колючий сугроб снега, как, расцарапав маленькими коготками острую корочку льда, выбрался на поверхность. Он не поверил своим глазам - миллиарды снежных алмазиков сверкали на ярчайшем свете от чего-то огромного нежного и теплого, плывущего на ярчайшем чистейшем синем небе. Он узнал ее! Это была его Звездочка! Она освещала его своими лучами, слепила его привыкшие к кромешной темноте глазки-бусинки, но он уже не видел ничего кроме, ослепительно белого света. Он знал, что это Она, его Звездочка! Он не чувствовал, что она его совсем-совсем не греет.

Промокшая от беспощадного, мокрого снега его колючая шкурка уже давно окаменела, превратившись в ледяной панцирь, но крохотное сердечко маленького Ежика колотилось с такой силой, что он не чувствовал, как его маленькие лапки превратились в ледышки. Он вспомнил заветные, так давно пытавшиеся вырваться из его огромной души слова: "Звездочка, я тебя люблю!", - прошептал он, но она не обращала на него внимания. Он попытался крикнуть громче, но только смог чуть слышно сказать: "Звездочка, я люблю тебя!".

Звездочка блеснула каким-то особым лучиком по уже ослепшим глазам замерзающего Ежика. Ежик почувствовал, такое знакомое ласковое тепло.

"Звездочка, я тебя люблю!", - изо всех сил закричал Ежик. И она услышала его!
"Ты милый, Ежик! Ты хороший...", - сказала Ежику его Любимая Звездочка. Он уже не видел ее потому, что глазки-бусинки ослепли при первых же лучах солнца, он почти не чувствовал ее тепло потому, что его тельце уже почти полностью превратилось в ледышку, но он слышал ее!
"Ты хороший, - повторила она, - но это не правильно! Так быть не должно! Ты должен любить только Ежиков или, в крайнем случае, землянику. Звездочек ежики любить не должны! Это не правильно, так быть не должно, это не честно! Не обижай меня... Это не честно! Читать далее...

Мика отдыхал уже полчаса. Он просто лежал лицом в снег. Кислородная маска мешала дышать. Мика усмехнулся про себя от такой парадоксальной мысли: единственный способ дышать на такой высоте — это кислородная маска.
Мика с трудом перевернулся на спину — за эти полчаса его успело занести снегом. Он протащил к лицу руку с часами. Время 23:15, высота 7605 метров.
С помощью ледоруба Мика поднялся на ноги, посмотрел в сторону вершины. Лицо исказилось болью — действие анальгетика заканчивалось. В аптечке осталось всего две ампулы, а впереди еще более 1000 метров камней, льда и ветра. Мика пошел дальше…
* * *
Следующий привал Мика сделал через 400 метров. Он снова упал лицом в снег. На тело накатила страшная усталость — он шел 25 дней… или 26?… Мика потерял счет дням. Впрочем, что значит один день для того, кто может повелевать временем! От этой мысли Мике стало теплее. Спустя минуту, он понял что теплее стало от того, что скафандр повысил внутреннюю температуру. На восьми тысячах было минус шестьдесят. Мике стало не по себе от мысли, что люди покоряли такие вершины буквально голыми руками, без новейших альгокостюмов с подогревом, с кислородным аппаратом и стимулятором мышечной и сердечной деятельности.
Мика встал и пошел дальше…
* * *
Он прошел всего 100 метров… упал на колени. Нога страшно болела. Мика проклинал свою беспечность — на 4500 метрах он споткнулся на ровном месте и по всем признакам сломал лодыжку. Но это несчастье не должно было помешать ему осуществить свою цель. Вторую неделю Мика шел на фарокаиновой блокаде. Он достал из аптечки шприц-пистолет, дрожащей от напряжения рукой достал ампулу, зарядил и привычным уже движением воткнул шприц в ногу. Через пару секунд нога перестала чувствовать боль. Она вообще перестала что-либо чувствовать. А в аптечке осталась всего одна ампула.
Мика глотнул из термоса энергетический коктейль — по телу прошла волна, смывая усталость. Мика пошел дальше…
* * *
По показанием высотометра до вершины оставалось всего 300 метров. А значит Мика уже прошел восемь с половиной тысяч. Где-то далеко внизу шумели древние леса, реки несли свои воды к океанам…
Мика думал о Лее. Интересно, она вообще заметила его отсутствие в своей жизни? Скорее всего, нет, решил Мика. Лея была слишком озабочена своим внешним видом и желанием прославиться на весь мир. Только вот прославиться на весь мир, работая продавцом в супермаркете достаточно проблематично. Но, ведь главное, чтобы в жизни была цель, не правда ли?
А на что ты готов, чтобы прославиться, спросила его как-то Лея. Мика попытался объяснить ей суть своей новой разработки. Естественно, красавица ничего не поняла в этих «глупых железках»…
Мика встряхнул головой, отгоняя от себя воспоминания. Идти оставалось совсем немного…
* * *
На часах было 7:43, когда Мика был в двух шагах от вершины… Силы стремительно оставляли Мику. Глаза болели от яркого света, отражающегося от льда и снега. Но он не хотел опускать затемненный фильтр на скафандре. Он хотел видеть это своими глазами, наяву! Мика сделал один шаг… второй… Он стоял на вершине! На вершине мира!
Мика поднял руки вверх и закричал. Это были первые звуки, которые издавало его горло за 35 дней! Он кричал, как неандерталец, впервые убивший мамонта! Он кричал, как матрос на «Санта-Марии», увидевший землю. Он кричал, как человек! Как хозяин мира!
Когда воздух в легких наконец закончился, Мика опустился на колени. Сидя на высочайшей вершине мира, он не думал о том, что у него не осталось ни сил, ни ресурсов для возвращения. Он не думал о смерти, он не думал даже о Лее. Он думал о том, что его мечта сбылась. Мечта, ради которой он и проделал весь этот путь…
* * *
Мика прожил еще два дня… Через десять тысяч лет на эту вершину поднялись Тэнцинг Норгэй и Эдмунд Хиллари, которые никогда не слышали о Мике. А еще через двести лет молодой ученый-физик Мика Растул достроил устройство, способное переносить людей через время. Но слава «изобретателя машины времени» не прельщала его.
Мика мечтал стать первым в мире человеком, покорившим Эверест…

---

автор carteblanche

Кукла набралась смелости и выпалила:
- Я ухожу!
Мастер, даже не обернулся:
- Что, прости?
- Я ухожу! – повторила Кукла, но уже опустив глаза в пол.
- Не говори глупостей, - отрезал мастер, продолжая трапезу.
Кукла молча теребила ниточки, привязанные к ее рукам. Вздохнула.
- Я хочу уйти, отпусти меня.
Мастер медленно повернулся к Кукле.
- Хорошо. Чего ты хочешь?
- Я…, - Кукла показала на ниточки. – Мне надоело, что мной управляют. Я хочу сама строить свою жизнь!
- Но что ты будешь делать без меня? Как ты будешь жить?
- Я в артистки пойду. В театр! – и Кукла показала язык Мастеру.
Мастер встал со стула, подошел к шкафу, достал оттуда ножницы, бросил их Кукле под ноги. И вернулся к столу.
Кукла недоверчиво посмотрела на хозяина, потом осторожно взяла ножницы. Посмотрела на ниточки, привязанные к ее рукам… и одним движением перерезала, сначала на правой, потом на левой руке, плечи, талия, ноги. Ниточки падали на пол.
«Я свободна!», - мелькнуло в голове Куклы. «Я свободна!», - пело ее сердце.
- Ты еще вернешься! – услышала она вслед.
* * *
Кукла очень уставала в театре. Жизнь оказалась не такой, какой она себе ее представляла. Конечно, в артистки ее никто не взял, а вот убирать и мыть полы, пожалуйста. И еще шить костюмы для главных артисток. И по вечерам Кукла плакала в подушку.
Однажды Кукла взяла катушку и вытянула оттуда длинную ниточку. Вздохнула и привязала к своей руке. Закрыла глаза — в своих фантазиях она блистала на сцене, главные роли, толпы поклонников и… ниточки на руках, ведущие вверх к Мастеру.
Кукла встрепенулась, сорвала нитку с руки. Огляделась. Произнесла вслух самой себе:
- Я не Кукла. Я свободна! Я не вернусь! Никогда!
* * *
Она сдержала слово. Ни одна ниточка больше не коснулась ее руки.
Чтобы стать свободной навсегда… ей оказалось достаточно одной веревочки…

---

автор carteblanche

Кокон зашевелился, затрепыхался, треснул и на свет божий выбралась бабочка. Подождала пару минут, пока крылья наполнятся кровью. Взмахнула крыльями и…
- Здравствуй. — раздался голос, который, казалось, звучал отовсюду.
Бабочка сложила распахнутые было крылья и поздоровалась в ответ:
- Здравствуй, а ты кто? И где ты?
- Ты на мне сидишь. — ответил голос.
Бабочка огляделась. Она сидела на огромном камне.
- Ты камень? - спросила бабочка.
- Да. — ответил камень. — Я за тобой наблюдал с тех пор, как ты еще была толстой и мохнатой гусеницей. А теперь ты вот какая красавица!
Бабочка смущенно махнула крылышками и решила ответить комплиментом на комплимент:
- Спасибо. А ты… такой большой. И черный…
Обмен любезностями состоялся, бабочке было уже пора лететь и наслаждаться её короткой жизнью. Она махнула крыльями и полетела. С высоты она еще раз оглядела своего каменного друга и, повинуясь какому-то необъяснимому внутреннему желанию, вновь села на камень.
- Ты вернулась? - спросил камень. — Зачем?
- Не знаю. — честно ответила бабочка. — Мне почему-то хочется с тобой поговорить. Расскажи о себе… Ведь обо мне ты всё-всё знаешь — я ведь выросла на твоих глазах
И ей показалось, что камень даже улыбнулся.
- Мой рассказ может затянуться. — сказал камень. — А век бабочки так короток. Ты лучше лети к цветам, к своим подругам…
Бабочка обиженно топнула лапкой и помотала головкой.
- Ну хорошо. О чем же тебе рассказать?… - камень вздохнул.
* * *
Действительно о чем он мог рассказать бабочке-однодневке? О том, как его с ритуальными песнями вырезали из черной вулканической породы и установили на берегу океана. О том, как к нему приходили с молитвами и просьбами защитить от врагов и болезней. О его каменных братьях, которые стояли рядом с ним…
О том, как из-за океана пришли люди с железными головами и начали истреблять его слуг. А он, каменный идол, не мог ничем им помочь… а они ведь так рассчитывали на него. О том, как люди в длинных одеждах, которые пришли вместе с «железноголовыми», приказали уничтожать всех его каменных собратьев, как врагов их собственного бога…
И том, что он, прожив тысячу лет, страшно боится забвения… которое порой страшнее смерти.
* * *
-…Давай я расскажу тебе сказку о ягуаре, который потерял свои пятна…
Когда камень закончил свой рассказ, уже стемнело. Бабочка, которая уже откровенно зевала последние полтора часа, облегченно махнула крыльями и улетела не попрощавшись.
А камень остался. Там, где он уже простоял тысячу лет. Целая вечность для бабочки.
И камень думал о бабочке, с которой он сегодня провел день. Всего лишь миг для моаи.

---

автор carteblanche

Долго торговались они. Пастор и цеховой староста. Староста хотел двести, пастор не давал больше ста.
- Да там работы недели на две. И мастеров нужно трое-четверо. – убеждал староста.
- За двести флоринов я сам распишу церковь. – упирался пастор.
Староста плюнул:
- Ну и рисуй сам. А дураков не найдешь за такие гроши.
- А найду! – плюнул в сердцах и пастор.
Разошлись.
* * *
Пастор долго думал. Церквушку то построили, но вот оформить ее внутри фресками никто не взялся. Все художники города работали на цех. А без разрешения цехового старосты ни один «маляр» не возьмется за работу. И тут еще епископ обещал приехать к концу месяца. Да, дела…
Внезапно пастор вспомнил, что в одной деревне, в которую он как-то приезжал пару лет назад сжигать ведьму, он видел расписанный вручную дом. А вдруг там найду я художника, подумал пастор.
И собрался в дорогу.
* * *
Дом памятный святой отец нашел быстро. Только вот окна были заколочены досками. Пастор приуныл, но потом решил поспрашивать соседей – вдруг кто что знает.
Бабка старая из хибары напротив рассказала, что в доме том жил сын шорника Хьюго:
- Как отец его помер, так ентот балбес решил, что он мастер художник. Вместо того, чтобы как сыну приличному перенять ремесло отца. Да-да, и он дом размалевал, детина безмозглая! Куды делся? А бог знает. Как мать-ведьму сожгли, так с тех пор ни слуху ни духу. Может в город подался… Как выглядит? Рыжый-рыжый. С зеленющими как яд, глазами! Весь в мать!
* * *
Сама судьба благоволила пастору. После того, как он целых пять дней обегал весь город в бесплодных поисках рыжего художника, тот сам пришел к порогу его дома.
- Я слыхал, вам мастер-художник нужен? – мяв в руках засаленный картуз, спросил Хьюго.
И ведь правда, весь в мать, подумал пастор, а вслух сказал:
- Нужен. Угодно нам расписать внутреннее помещение. Как полагается, по образам из писания. С ангелами и святыми.
- Сколько дадут?
- Сто пятьдесят. – почему-то поднял цену святой отец. — Только к концу недели закончить надобно.
- Сделаю.
И приступил сын шорника к работе.
* * *
Уже с первых дней пастор оценил трудолюбие рыжего художника. Хьюго работал, не покладая рук, при этом был лишен всех вредных привычек, присущих цеховым мастерам. Но мысль о том, что он назвал слишком высокую цену, не давала покоя пастору.
«Он же парень невзыскательный, довольствуется и сотней флоринов», решил святой отец. Решил – сделал.
К удивлению пастора, Хьюго не стал спорить. Сто так сто, все равно хорошие деньги для непутевого сына шорника.
А работа тем временем, кипела в полную силу. Спустя десять дней уже основные фрески были написаны и оставались лишь отделочные работы.
* * *
Пастор не мог нарадоваться на рыжего мастера. Но его снова терзала мысль о том, что он обещал Хьюго слишком высокую цену. «К чему юноше такие деньги. Ведь он не пьет, не жует табак и с девками не путается. Дам ему пятьдесят», решил святой отец. Решил – сделал.
И снова пастор был в изумлении – Хьюго согласился на пятьдесят. Просто кивнул и продолжил вырисовывать крыло у архангела Гавриила.
Как и обещалось, в конце месяца приехал епископ. Огляделся, похвалил пастора, чему тот был несказанно рад. Но вот беда, потребовал епископ у него денег взаймы. Сто флоринов. Откажешь – затаит злобу начальник непосредственный. Отдашь – то чем расплатиться с мастером за работу? Задачка.
Отдал, как от сердца оторвал.
* * *
Хьюго уже почти закончил работу. Многие прихожане уже оценили убранство церкви. Даже старшина цеховой пришел, посверкивая глазом. И приближался день оплаты честного труда. И вновь пастор не мог сомкнуть глаз.
«И вообще, сделаю я богоугодное дело – приютю его при церкви. Пускай живет здесь, в сарайчике позади дома. И денег с него не возьму ни гроша!», решил пастор. Решил – сделал.
В этот раз сын ведьмы долго молчал. Пастор уже готовился при случае пригрозить божьим гневом, но Хьюго молча ушел.
И не скажешь ведь, что не мучила совесть священника. Целую ночь…
* * *
…целую ночь Хьюго работал. Кисть летала в руках как никогда. Глаза пылали зеленым светом.
«Должно ведь что-то остаться после человека на земле. Вот после меня остался ты», вспоминал Хьюго слова отца. — «А что останется после тебя?».
«Останется, отец, останется!», спорил с тенью отца Хьюго.
Когда сын ведьмы покинул город, уже рассвело…
* * *
…рассвело. Пастор потянулся со сна и вдруг услыхал снаружи какие-то возмущенные возгласы. Высунулся в окно – напротив церкви собралась целая толпа и показывала пальцами куда-то вверх. Святой отец в недоумении выбежал на улицу. Оказалось, что церковь была искусно расписана не только внутри, но и снаружи… Пастор поднял глаза и… увидел фигуру женщины, пылающую в огне. А лицо этой женщины он не забыл бы никогда – рыжие-рыжие волосы с зелеными, как яд, глазами… Глаза, которые он никогда не…
- Господи, пастора нашего удар хватил!
- Лекаря зовите, лекаря!
- Поздно уже лекаря…
Ударила гроза. Крестясь, толпа вокруг тела начала расходиться.
* * *
Струями ливня сначала смыло образ ведьмы… Читать далее...

Рыцарем было убито столько чудищ, что из их костей верно можно было бы построить дворец, достойный правителя мира. Конь, нынче тяжело шагавший под седлом, черными копытами истоптал сотни знамен и в пыль искрошил тысячи мечей. Словом, не простой воитель на обыкновенном коне мчался к закату – герои догоняли солнце.
И пролегал ли путь славного рыцаря через желтые пшеничные поля или зеленые рощи, по белокаменным дорогам или вдоль лазоревых речных трактов - везде донимали воителя просьбами о помощи. Стоило показаться рыцарю в южных уделах, как крестьяне с загорелыми лицами и кудрявыми волосами, впитавшими запах вина и солнца, молили освободить их благодатный край от прожорливых войск соседнего государства. Стоило заколыхаться белому плюмажу на востоке – торговцы специями и шелковыми коврами вымаливали у рыцаря победу над ненасытными кочевниками. Стоило благородным доспехам отразить в себе сияние северных льдов, обступали коня мрачные светловолосые лесорубы и просили помочь очистить лес от огромных медведей-шатунов.
Но не трогали того рыцаря жалобные просьбы, и не манило его вознаграждение: отодвигал он копьем подносы с вином и благовониями, ларцы с фиалковыми сапфирами и гранатовыми рубинами. Ведь знал он, что враги его – не разбойники, не обжорливые нахлебники и не голодные волки: ждали сражения с рыцарем химеры, крылатые львы, горгоны и снежнобокие драконы. На борьбу с ними он начищал меч, и лишь завидев чудовище, пускал своего лихого коня во весь опор. Конь, верный и разумный, отбивал копытами дробь – и, оттолкнувшись от земли, взмывал в небо, словно на крыльях. Обнажал рыцарь свой сияющий меч и в пасть чудищам вонзал пламенное острие.
И текла бы по мечу черная кровь и разливался бы по всем пределам крик смертельно раненных врагов… Да только силуэты чудищ были сотканы из облаков, а рыцарь тот был самым большим фантазером на земле.

На дворе стояла осень, стояла осень в полный рост. С неё красиво кружась, вальсируя падали желто-красные настроения, и добровольческие отряды любителей поживиться сгребали их совковыми лопатами в смердящие кучи обломов. Девочка с горящими глазами поджигала кучи и дым рухнувших надежд вздымался навстречу безнравственному падению желто-красных настроений.
Ей так хотелось влюбиться этой прекрастной осенью, в конце-концов она привыкла осенью влюбляться, но жар её души угасал на глазах, на ещё пока горящих глазах.
Ледяной душ из чужих душ обрушился градом на купала града, затёк ей в душу.
Черный дым из угольков глаз, смешиваясь с вздымающимся чёрным дымом рухнувших надежд, устремился навстречу вальсирующих, падающих желто-красных настроений, унося неугосаемую душу в холодное, прозрачно-голубое небо.

Наш корресподент ведёт репортаж с места событий:
Мобильный отряд быстрого реагирования дворников-велосипедистов был брошен на ликвидацию мусорных завалов в глухом дворике старого питерского дома, недалеко от станции метро "Чкаловская". Отряд прибыл на место проведения операции в кратчайшие сроки. План проведения операции чётко составлен не был, в виду агрессивного поведения бродячих собак и подозрительно выглядевших личностей, которые не допустили комиссию инспекторов-мусорщиков до места засорения. Отряд дворников-велосипедистов, состоящий из настоящих профессионалов своего дела, вынужден был действовать по ситуации.
Рекгоцентровка на местности выявила отсутствие каких-либо прямых доступов к месту загрязнения. Все двери, ведущие в глухой дворик, были заколочены и завалены как снаружи, так и изнутри. Как выяснилось, доступ мусора обеспечивали жильцы путем выбрасывания оного прямо из окон, ориентированных во внутренний двор.
Было принято решение проникнуть во двор через крыши, на специальном промышленно-альпинистском снаряжении спуститься во двор и приступить к очистке местности.
В настоящее время мобильный отряд быстрого реагирования дворников-велосипедистов ведёт ожесточённые бои с окопавшимися во дворе превосходящими в численности подозрительными личностями. На стороне нашего отряда внезапность, которая застала подозрительных личностей врасплох и не позволила основательно подготовиться к обороне. Однако, повторяю, силы не равны, о поддержке с воздуха вертолётных сил мусорщиков не может быть и речи, так как воздушная навигация в данном районе затруднена.
Пожелаем удачи в благополучном исходе операции нашему доблестному отряду быстрого реагирования дворников-велосипедистов!

Часть 4.
А однажды ее сперли. Я проснулся и понял, что ее нет. Сама она уйти не могла, предупредила бы, потому как свобода передвижений у нее была полная.
- Дед! – заорал я.
- Чего тебе? – отозвался сонный голос. Я вот например раньше не знал, что призраки умеют спать, а поди ж ты, умеют оказывается. А этот старикан еще и жрал в три горла, и девок щупал. Наглый, хитрый призрак. Порой я даже сомневаюсь, призрак ли он.
- Где она?
- Кто?
- Да Светлоока, кто ж еще!
- Нету! – удивился он.
- Вот и я про что!
- И ведь явно не сама ушла, сперли ее, - наставительно заметил он.
- Сам знаю.
- Так искать надо, раз сперли! Никому нашу принцессу спирать непозволительно, только нам! – разошелся дед.
И мы пошли искать. И пришли, нашли то есть. Пришли мы к высокому черному замку, в котором жил Готрид, толи барон, толи герцог, не помню точно. Ох и гадкий мужик был, вся округа от него страдала. Ко мне даже как-то сосед его, граф Онли, приходил, просил, чтоб я разобрался с Готридом. Долго мы тогда с Онли беседовали и расстались лучшими друзьями, вполне довольные друг другом. Я Готрида немного попугал, а от Онли взамен получил неплохой гонорар.
- Вот что, - протянул Лайсерг. – Дуй-ка ты, Последний, за графом, тем, что Онли.
Ну я и дунул, точнее полетел. Вытащил я его, значит, из постели и быстро втолковал, в чем суть дела. Онли быстро поднял по тревоге дружину свою, и пошли мы опять к замку Готрида. Остановились напротив ворот и стали думать, что дальше делать. Думали и придумали нехитрый такой план. Замок Готрида со всех сторон окружал ров. И естественно, был мост и дорога, ведущая к воротам замка. Мы преспокойно прошли по дороге, и я эти самые ворота преспокойно высадил точным ударом хвоста. Ой, какой тут переполох начался в замке, вот потеха-то была. А мы вместе с графом Онли зашли и преспокойно расположились в центре двора. В таких делах вообще большую роль имеет именно спокойствие. Нам-то что, нас не тронет никто, дружинники Готрида меня увидели и разбежались кто куда. Тут в одних портках откуда-то выскочил сам Готрид и дико уставился на нас.
- Уважаемый сосед! – нахально начал Онли. – Мой друг, дракон Лекс, утверждает, что вы у него что-то украли.
- Я-а-а?! – открыл было рот Готрид, но затем подобрался и ответил. – Я у него ничего не крал! Это он, подлый ящер, - это, значит, обо мне было, - украл прекраснейшую принцессу Светлооку у ее отца, а я, бесстрашный Готрид, - это он, значит, о себе, - Вернул ее! И она заявила, что выйдет замуж за своего прекрасного спасителя!
Вот тут меня и пробрал дикий хохот. Я смеялся до слез, до одури, смеялся так, что стены тряслись. Со мной вместе хохотали и Онли со своей дружиной. И тогда я услышал чей-то протестующий голосок и увидел вырывающуюся из рук каких-то теток Светлооку. Она рванулась и кинулась в нашу сторону.
- Любимый! – радостно взвизгнула она и повисла на шее у Онли, а затем посмотрела на меня и погладила по чешуйчатому боку. – И братик тут, спасли вы меня.
Часть 5.
«Вот и кончилась моя жизнь,» - подумал я и вяло побрел к своей пещере. Там я пролежал без движения, наверное, кучу времени, я и сам не знаю. Меня даже Лайсерг, этот противный старикашка, не трогал. А потом неожиданно мне пришло приглашение на свадьбу Онли и Светлооки. В ярости я вылетел из пещеры и понесся куда глаза глядят. Совершенно точно я знал, что должен что-то разнести. На пути попалась какая-то скала, и я со всей силы саданул по ней хвостом.
Скала разлетелась вдребезги, а чей-то насмешливый голос за моей спиной протянул:
- Красота, дракон, уничтожающий скалы – это звучит гордо!
В нескольких метрах выше меня в небе зависло удивительно красивое существо. Ослепительно-бронзовый дракон. Помахав немного крыльями, дракон опустился на край соседней скалы и исчез во вспышке света. Вместо него на скале восседала рыжая девушка. Она весело болтала ногами в воздухе и хлопала в ладоши.
- Повтори на бис! – веселилась она.
«Драконы должны любить только драконов!» - стремительно пронеслось у меня в голове.
- Фиг тебе! – я показал ей язык, а она от этого еще больше веселиться начала. – Ты это чего? – я недоуменно глянул на нее.
- Смешно, - она даже прослезилась, кажется.
Так мы с ней и познакомились. От моей тоски по Светлооке не осталось и следа. «Драконы должны любить только драконов!» - подтвердил Лайсерг. На свадьбу Онли и Светлооки я пошел вместе с Литаной, так ее звали. На ней было изумительное зеленое платье, сшитое из бархата. Она была прекрасна и она тоже оказалась Последней в свое Роду.
Вот уже несколько лет мы с Наталией живем в большом загородном доме под Москвой. У нас двое замечательных сыновей, и мы ждем еще и дочку. Старший, Данила, уже отлично летает, а Степан пока еще только научился в дракона превращаться. Мы на них нарадоваться не можем.
И никто больше не скажет ни про меня, ни про мою жену, ни про моих детей, что мы – Последние в Роду…

КОНЕЦ


Пос. Новый Быт. 2006 год.

Часть 3.
И вот однажды, пролетая над дворцом какого-то короля, я увидел ее. Она стояла на балконе в длинном серебристо-голубом платье, ее золотисто-русые волосы развевались на ветру. В общем, это сложно описать, я просто понял, что влюбился.
- Дед, - осторожно позвал я, зависая в воздухе так, чтобы она меня не видела. Через секунду рядом со мной появился Лайсерг:
- Чего тебе, Последний в Роду? – ворчливо осведомился он. Он вообще был очень ворчливым и склочным стариканом, но, по сути, неплохим мужиком.
- Дед, а прилично для дракона принцессу своровать?
- Прилично, прилично, не боись, похвально даже. А что за принцесса-то? – и он проследил за моим взглядом. – О-о-о! Да это же Светлоока!
- Светлоока? – переспросил я. Мне сразу понравилось ее имя, такое искрящееся и переливающееся.
- Ага, Светлоока, свадьба у нее завтра, так что если ты ее того, сопрешь значит, то очень эффектно получится.
И я ее спер, просто взял в лапы прямо с балкона и утащил в свою пещеру. Поначалу она испугалась и меня, и пещеры, и костей с железяками. Но кости я быстро выгреб и выкинул, пещеру прибрал, а ко мне она очень быстро привыкла. Когда она поняла, что я вовсе не собираюсь ее кушать и вообще ничего плохого ей не сделаю, то очень обрадовалась. Совсем ей не хотелось выходить замуж, и вообще, папочка ее, король значит, уже давно и накрепко поссорился с мамочкой, королевой соответственно. В общем, жилось ей несладко.
Мы довольно быстро научились мирно сосуществовать друг с другом. Жила она в отдельной пещере, недостатка ни в чем у нее не было. Она умудрилась даже подружиться с Лайсергом. Часто она каталась у меня на спине, и ей тоже безумно нравились полеты. Время от времени я гонял пришлых борцов с драконами, припиравшихся к нашим пещерам толи ради Светлооки, толи ради моего золота, не знаю уж. В общем, жили мы душа в душу, и я день ото дня понимал, что люблю ее все больше. А Лайсерг лишь посмеивался надо мной, хитро щурясь.

Часть 2.
Когда перед глазами наконец перестали плавать круги, я обнаружил, что сижу на чем-то не очень удобном посреди какой-то пещеры. Когда я посмотрел себе под зад, то еле удержался от того, чтобы не свалиться с того, на чем я сидел. А сидел я на горе золота.
Осмотревшись, я выбрал более пологий склон и осторожно спустился на пол пещеры. С потолка свисали сверкающие сталактиты, или это те, что снизу, зовутся сталактитами, а те, что сверху, на самом деле сталагмиты, что-то я не помню. В общем свисали они сверкающими глыбами. Красиво было, черт возьми. Из большого отверстия, щели, в потолке лился солнечный свет и, попадая на эти сверкающие глыбы и гору золота, распадался на множество бликов. Тут-то я и заметил кости, человеческие кости, грудами валяющиеся на полу, и старое ржавое оружие.
- Поверженные враги, - заметил кто-то за моей спиной. Я резко обернулся. Естественно, там стоял призрак. Я недоуменно посмотрел на него. – Ну, кости врагов.
- А-а-а, - протянул я, боком отодвигаясь подальше от белесых горок.
- Не прибирались тут давно, - брезгливо заметил старикашка. – Вот ты и приберешь, это же теперь твоя пещера.
- А где я?
- Как это где? Конечно же в своей родовой пещере!
- А как я тут оказался?
- Я тебя сюда перенес, естественно, я тебя научу перемещаться между нашими мирами, но сначала я должен научить тебя кое-чему другому.
И он научил. Научил меня превращаться в того, кто я есть на самом деле. В дракона. В этом гибком, блестящем всеми чешуйками теле я чувствовал себя чуть ли не комфортнее, чем в человеческом. Всего и делов было, чтобы воспламенить свою кровь. Горящая огнем, она сама переплавляла мое человеческое тело в драконье.
А полёт! Это что-то с чем-то! Ничего более захватывающего я в своей жизни не испытывал. Проведя длинным раздвоенным языком по острым клыкам, я выбивал искру, которая поджигала газ внутри меня, и я взлетал, отталкиваясь лапами от земли. Развернув огромные кожистые крылья, я несся все выше и выше, а чтобы опуститься, нужно было выдохнуть длинную струю пламени.
День за днем я тренировался в полетах, в выдыхании огня. Ведь драконы умеют выдыхать пламя по-разному, в зависимости от обстановки. Первый в Роду, которого, к слову сказать, звали Лайсергом, научил меня даже владеть мечом.

Приветствую вас, читатели, меня зовут Алексей. Я – дракон. Точнее, это я ТАМ дракон, а ЗДЕСЬ я, конечно, человек. Хотя, я лучше все вам по порядку расскажу.
Был я, значит, писателем, хотя я и сейчас писатель, но не это самое важное. Был я тогда холостяком со стажем и жил в маленькой однокомнатной квартирке. Денег хватило бы и на большую, – я неплохо зарабатывал тогда, - просто эта маленькая уж больно мне нравилась. Работал я тогда день и ночь, фантастику писал помаленьку, получалось неплохо, но опять же, не это важно.
Проснулся я как-то ночью от того, что в комнате кто-то был. Это я знал точно, даже с закрытыми глазами, я в Афгане служил до того как писать начал, повидал много, научился многому. Вот проснулся я и стал по сторонам оглядываться. И заметил его. Призрак. Белесый такой мужичонко, стена моя через него видна была, и спинка кресла, моего любимого, в котором он, призрак значит, уселся. Желчный такой, сразу видно. Усы ниже подбородка свисают, бороденка жиденькая, глазки масленые сверкают. Сел я на кровати и смотрю на него, а он на меня.
- Ну и что ты на меня смотришь? – вдруг заявил он, гаденько так заявил, с подвохом. – Разве так Первого в Роду приветствовать надо, а?
- Ты кто? – тупо спросил я. А что тут еще скажешь-то?!
- Как это кто? – завопил он, но потом видно опомнился. – Ах да, точно, как я мог забыть! – он хлопнул себя ладонью по лбу. – Я – Первый в Роду! – гордо выпятил он свою тощую грудь.
- Это-то я понял, не дурак! А что за Род-то?
- Как что за Род?! Великий Род Драконов!
- Так, дедушка, шел бы ты отсюда подобру-поздорову! – вскочил я с кровати. – И вообще! – меня вдруг осенило. – Откуда ты тут взялся?!
- Как это откуда? – Казалось, я все больше и больше озадачивал и выводил из себя этого дедка. – Из Поднебесного Дворца. – Всем своим видом он показывал мне, как же я туп.
- Иди отсюда, дед, иди! – мне уже стало казаться, что все это сон, ну или глюк на худой конец, хотя накануне я ничего крепче пива не пил, да и пиво хорошее было – «Оболонь», светлое, мое любимое.
- Какое неуважение! – возмутился дедуля. – Слушай же, о непутевый потомок мой! – он закатил глаза, я тоже. – Ты – Последний в Роду, а не был бы последним, я бы и возиться не стал.
- Ты о чем это, дед?
- Лекс, что за вопросы, старших перебивать нельзя! – наставительно заметил он. Я ж говорю, язва язвой, сразу видно!
- Какой я тебе Лекс, меня Алексеем кличут!
- Ну вот я и говорю, Лекс! Так тебя родители и назвали, да хранит их Небо!
- Какое родители, из детдома я! – возмутился я любимый.
- Это ты потому ЗДЕСЬ и оказался, что родители твои погибли! – дедок потряс сухоньким кулачком.
- Иди, дед, говорю же! – моему терпению стал приходить конец. – Нет и не было у меня родителей, на улице меня нашли, когда мне года два от роду было.
- Вот о чем я и толкую! – взвился дед. – Ты меня-то послушай, послушай, я дело говорю!
- Да тут и слушать нечего! Пошел вон! – я наконец разозлился и схватил деда за шкирку, точнее попытался схватить – рука моя прошла сквозь него, как нагретый нож сквозь масло. Я так и осел на пол.
- Вот и я про что! – дедуля усмехнулся. – Призрак я, призрак, точно тебе говорю.
- Да как же все это?
- Так я ж тебе и говорю, что я – Первый в Роду, умер почитай уже лет семьсот назад, если не больше, я уж и не помню. Ну так веришь?
- Верю, - прошептал я, предварительно ущипнув себя за руку. По правде все было, по правде, точно вам говорю! И призрак по правде – не сон и не глюк.
- Так вот слушай дальше! Ты – Последний в Роду Драконов. Твои родители, пусть Небо будет благосклонно к ним, спрятали тебя ЗДЕСЬ.
- ЗДЕСЬ это где? – тупо спросил я.
- ЗДЕСЬ – это в этом мире, а ты совсем из другого.
- Ладно, верю. Тока от чего спрятали-то? – я уже готов был верить во все.
- От Мора. Мор постиг наш Род! – взвыл дед. – Но это уже не важно, Мор прошел, и тебе пора домой. Поэтому я ЗДЕСЬ. Ты должен вернуться ТУДА.
- Зачем?
- Как зачем?! – изумлению деда не было предела. – Ты Последний, ты должен жить ТАМ. А я научу тебя быть тем, кто ты есть!
Он решительно поднялся и ударил меня кулаком по лицу. Перед глазами все поплыло, а я успел только подумать о том, как это призрак, существо по сути бесплотное, смог меня так ударить, что у меня в глазах потемнело.

Закат опускался в ладони реки.
Костер на песке развели рыбаки...
Сгущался туман. В этот сумрачный час
Один у костра начинает рассказ:

- "Я до ночи, помню, ловил пескарей,
Уж больно удачный был клёв!
Стемнело порядком. И вдруг из сетей
Змея разевает свой зев!
А в гадине этой все тридцать локтей,
Зубов - так ведь просто не счесть!
Я сеть побросал, и бежать поскорей."
- "Да брось!"
- "Я не вру, вот те крест!"

А в сумерках летних уж звезды горят.
Второй, помолчав, вдруг изрек: - "Говорят,
Что нечисти всякой тут водится тьма!
Русалки, кикиморы, бесы.
Утопленник может явиться со дна,
И чудища ходят по лесу...
Вампиры тут стаями просто живут -
Ночами по берегу рыщут.
И, если себе они жертву найдут,
Людей тех уже не отыщут!"

Луна поднималась над краем земли,
И тени причудливо-жутко легли.
От холода зябко поежились все,
Но третий сказал, разлегшИсь на песке:
- "Вы барышни нежные, иль мужики?
Все это лишь сказочки, братцы!"

Четвертый в улыбке оскалил клыки:
- "Действительно, что нас бояться?"

Старое кладбище. Полночь. Луна.
Крест покосился, надгробье разбито...
Чье-то ворчание. Скрип. Тишина...
Все, что случится - мраком покрыто.

Заступ, лопата, рюкзак на плечах,
Крестик нательный на тоненькой нити,
Сто-двести грамм вылечат страх -
К бою готов гробниц расхититель!


Берегись! Одумайся! Постой!
Ангел отвернулся, плачет...
Демоны хохочут за спиной -
Знаешь ли, что это значит?!


Между гробниц идешь не дыша
И через шаг душа замирает.
А за спиною могилы плита
Тихо и медленно отползает...

И обнажается темный провал -
К Аду прямая дорога...
Этой ли доли, грешный, искал
Ты, отвернувшись от Бога?!


Берегись! Одумайся! Постой!
Ангел отвернулся, плачет...
Демоны хохочут за спиной -
Ночь свои секреты прячет...


А из могилы - чья-то рука,
Голос загробный хрипит и скрежещет...
Бледный грабитель задал стрекача,
Вмиг позабыв и про клад, и про вещи.

Старое кладбище. Полночь. Луна.
Крест покосился. Надгробье разбито.
Пьяный смотритель выполз со дна
В спину грабителю смотрит сердито...

-О чем ты думаешь?
-О Солнце.
-Почему?
-Ты похож на Солнце!
-Такой же ужасный, обжигающий, слепящий глаза, иссушивающий влагу, испепеляющий жизнь?
-Нет, нет! Я знаю, ты не похож на Солнце...

-О чем ты думаешь?
-О Воде! Ты похож на Воду!
-Такой же губительный, страшный, безумный и безудержный, как водный поток?
-Нет, нет! Я знаю, ты не похож на Воду...

-О чем ты думаешь?
-О Небе! Я уверена, на Небо ты похож!
-Неужели я такой же далекий, загадочный и недоступный, как Небо?
-Конечно... Ты не похож на Небо...

-О чем ты думаешь?
-О Времени! Вы с ним очень похожи!
-Неужели я бесконечен, губителен и беспощаден, как Время?
-О, нет! Нет, ты не похож на Время...

-О чем ты думаешь?
-О Любви... Но ты не похож на мучительную, горькую, безответную любовь! Нет! Но ты - моя любовь! Мой ясный свет, живительная влага, мягкий воздух, такое нужное всем время! Ведь Я люблю Тебя!

Я не хочу называть его имени, а искажения фактов он не любил. Поэтому ограничусь местоимениями. В нем было много необычного. Но, как правило, со стороны это было не очень заметно. Ведь встретив кого-то, едущего на велосипеде в городе, вы не станете объявлять его странным типом, а вдали от города, да еще ближе к полуночи, вы, наверное, бываете не очень часто, или вы тоже со странностями. А такие вещи, как штудирование Эпоса Нолдоров или изучение эльфийского языка, занятия безобидные и незаметные.
Когда и как он впервые встретился с эльфами, сказать сложно. Видимо, это экстраординарное событие подействовало на него столь ошеломляюще, что он никогда не делился своими воспоминаниями о нем. Последующие встречи приобрели несколько большую обыденность, и он иногда упоминал некоторые разговоры с сумеречными эльфами, не указывая прямо источник.

Меня всегда занимало, на каком языке он общался с эльфами. Их языка, при всей увлеченности данной темой, он хорошо знать не мог. На языке первоисточников сведений о них не должны были сообщать сами эльфы, особенно если они живут у нас. Впрочем, как я понял, они здесь не жили, а лишь ходили. Куда и откуда - не знаю.

На встречи с эльфами он ездил преимущественно в безлунные звездные ночи. У него было чутье на то, когда и где можно встретить эльфов, и захотят ли они с ним говорить. Передвигался он преимущественно на велосипеде. О самоходных транспортных средствах не могло быть и речи, они распугивали живность в лиге вокруг. А пешком идти было слишком далеко. Эльфы не очень-то любили велосипед, но терпели. Велосипед - порождение индустриальной цивилизации, при всех его положительных сторонах.

Как он ухитрялся ездить в темноте по грунтовкам и не падать, я удивляюсь. Эльфы прекрасно видят при свете звезд, но он-то был не эльф. Впрочем, может быть, он падал. Я с ним не ездил.

Не знаю, идет ли людям на пользу общение с перворожденными. Наверное, мы не можем их понять, хотя кто-то может стремиться к их знаниям и образу жизни. Но мы рождены другими! И тут ничего не поделаешь, как это ни грустно. Слишком увлекшись эльфийской тематикой, вы можете прослыть тихо помешанным среди знакомых. Практической пользы от этого не будет. (Я имею в виду увлечение, репутация шизика может иногда пригодиться).

Мой друг, как я подозревал, хотел уплыть на Запад. Не в Англию, конечно, или Ирландию. Именно на Запад. Возможно, я неправильно понял его стремления, ведь людям туда путь заказан. Хотя он мог и не считать себя человеком. Я лично в этом начал сомневаться незадолго до его ухода.

После бесед с эльфами он становился другим. Глаза горели, движения становились удивительно точными, и говорил он совсем не так, как обычно. И слушал только Моцарта. Кажется, эльфы тоже неравнодушны к Моцарту, но, может, я это придумал сам. Иногда мне казалось, что "Сильмариллион" он читает как что-то с детства знакомое, а труды людей - как чуждое ему. Но это лишь мимолетное чувство. Как правило, на людях он казался гораздо более похожим на человека, чем большинство присутствующих. Среди тех попадались родственники гномов, орков и хоббитов. Не было только эльфийских царевен.

Я никогда не шутил над его увлечениями, поэтому он часто рассказывал мне о своих похождениях и планах. Однажды он пришел особенно взволнованным и сообщил, что через два дня покидает нас. Скорее всего, надолго. И просит меня присмотреть за велосипедом. Я сторонник свободы личности, поэтому не пытался убедить его остаться, как это сделали бы многие. Какое право я имею отравлять жизнь человеку своими советами, особенно если он болен? Но он не казался помешанным.

Перед уходом он рассказал мне о нескольких местах, где я смогу встретить его или его друзей в ясные звездные ночи, если приду один. Я прошел с ним немного по направлению к одному из таких мест. По дороге он вытащил из кустов сверток, оказавшийся легкой серой накидкой. Не будучи знатоком, я не могу сказать, что такой ткани люди не делают. Но больше я такого материала нигде не видел.

На прощание он помахал мне рукой, закутался в плащ и исчез прямо посреди поля. Плащ был идеальным маскировочным костюмом.

Без друга, который знался с эльфами, мне скучно. Я часто выезжаю в указанные им места, и мне это нравится. Многие знакомые были были не вполне лояльны к чудаку, который жил не так, как они. Сейчас я все больше склоняюсь к мысли, что относись они к нему лучше, у него не появилось бы странного желания стать эльфом.

Я не собираюсь убеждать вас в существовании эльфов и возможности контактов с ними. Я лишь хочу сказать, что мой друг был хорошим парнем и неплохо бы всем нам в чем-то быть похожим на него. Даже если вы верите в торжество материализма и бесконечный прогресс науки, не бросайте камнями в тех, кто знается с эльфами.