И это всё о нём.
У него женщины с волосами цвета воронова крыла, которые на груди вокруг сосков рисуют глаза и видят сердцем. Ночи делятся по половому признаку - бывают мужскими и женскими, и их не рекомендуется путать; сны также материальны и вещественны, как и явь, которая, в свою очередь, словно соткана из сновидений, на дне которых спит бог. Который, смею заметить, уронил когда-то каплю своего пота в чернильницу этого автора и всё ещё не жалеет об этом.
Ключи в его романах так стары, что уже не помнят дверей, которые открывали, но так красивы, что всё ещё способны скрывать очень многое. Особенно в тех домах и судьбах, что выкрашены в цвет чая - такие тексты пахнут вишней, табаком с яблочным цветом и историей, с которой автор знаком лично - она гостит у него время от времени и с каждым посещением, она, как настоящая женщина, оставляет часть секретов на ему на сохранение, требуя взамен всего лишь слов верности. Предполагая читать его книгу, нужно всякий раз привязывать себя к чему-то крепкому в этом мире, рискуя заблудиться в хитросплетениях творимых им историй и мифов, которые, будучи выпущены однажды на свободу, имеют свойство жить своей жизнью. А потому иногда в двух высказанных им строчках смыслов много больше, чем букв.
Зачастую его тексты не требуют прямого прочтения и ничего не теряют, будучи прочитанными, к примеру от конца к началу. Но скорее всего, если вы умеете слушать, то постараетесь прочесть их всеми известными вам способами. Потому что, одев однажды шапку из рыбьей чешуи, не хочется её снимать. Порой на страницах его произведений появляется дьявол, что с того - он знает все его человеческие имена и то, что нечистый не участвует во всеобщем круговороте веществ в мире, а потому сейчас и здесь его бояться не стоит. Он умеет так связать слова, обозначающие частички реального мира, что прочитав их, о реальности-то совершенно забываешь. Он сам создает легенды, творит мифы, которые кажутся более реальными, нежели стул на котором сидишь, и недокрученный шуруп на спинке которого напоминает о круговороте неустроенности в мире.
Местами и очень многими замечательными местами, он эротичен, но волшебство его таково, что не возникает ощущения чтения учебника физиологии. И почему-то от этого восприятие отношений между мужчиной и женщиной становится настолько... интимным, что хочется извиниться за подглядывание. Он безусловно этничен, и этничность эта составляет ткань вен, артерий и сосудов его романов, повестей и рассказов, что собственно и делает их понятными, насколько могут быть понятны сны, рассказанные словами и слова, взятые из неприснившихся снов. И кажется, если только поискать повнимательнее, что где-то там, на одной из страниц, есть и ты, родившийся под знаком Рыб, с глазами разного цвета, один из которых видит день, а другой ночь, наблюдаюший за автором, пьющим сливовицу за столиком кафе в Белграде и придумывающим лично для тебя нечто вроде: "Как стакан на столе и кусок пьяного хлеба, лежит перед тобой твой завтрашний день... Можешь протянуть руку и взять его, чтобы на свету оценить его цвет, откусить и опьянеть от него впрок. Словно столбы холодных и горячих запахов в солнечном лесу, видны уже сегодня часы твоего завтрашнего дня. И их можно пересчитать, как рёбра. Стоит тебе протянуть руку и палец окажется в его ране. Вместо этого ты берёшь сети и силки, высовываешь язык, чтобы узнать, идёт ли дождь, укрываешься в быстрой тени облака, садишься в своё сердце и ловишь чужой завтрашинй день вместо своего. Твои дела обстоят так, что лучше воробей на ветке, чем птица в руке".
Представляю.
Отдельная вселенная - Милорад Павич.