Жизнелюбие стариков.
13-03-2008 02:05
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Все мы любим жизнь. Это чувство знакомо нам с детства. Иногда мы даже не думаем об этом, просто живем себе потихоньку или на всю катушку, поглощенные самим процессом жизнедеятельности, и не отвлекаемся на абстрактные размышления. И наверно, так даже лучше. Ведь самые блаженные улыбки бывают на лицах святых и младенцев, поскольку ни те, ни другие не занимаются пустопорожним философствованием, а просто радуются жизни всем своим существом. Когда начинаешь сознательно думать, как же это хорошо - жить и любить жизнь, ты как бы выпадаешь из самой жизни, отделяешься от нее и превращаешься в какой-то рассудочный аппарат.
Недавно я подрабатывал в районной избирательной комиссии. Вдвоем с напарником мы ходили с опечатанным ящиком с прорезью (гордо именуемым урной для голосований) по вызовам к разным пенсионерам, чтобы самые немощные избиратели могли исполнить свой гражданский долг. За день нам на многое пришлось насмотреться. Но при всех различиях общим у всех стариков было одно: обиды на власть, сетования на старческую немощь, безысходная убежденность в продажности всех депутатов и невеселые мысли о скором конце. При этом, они из последних сил цеплялись за свою безрадостную жизнь и боялись смерти. Некоторые из них внушали мне симпатию, и мне хотелось как-то утешить их, сказать им что-то ободряющее, но я не всегда находил нужный тон и подходящие слова. Слишком давило их глубоко укоренившееся отчаяние и неверие в какие-либо перемены к лучшему, и поэтому я просто выслушивал их жалобы и кивал с сочувствующим видом. Тем более, что большинство из них так основательно пропитались за долгую жизнь материалистической идеологией, что настойчиво отгоняли всякие мысли о возможности загробного существования. И это делало их мертвецами еще раньше, чем умирала их плоть. Но иногда мы с ними находили общий язык и немного беседовали о жизни, о людях и о превратностях судьбы.
Однажды я разговорился с одной женщиной в инвалидном кресле, которая уже больше двух лет не выезжала на улицу, и основным ее компаньоном был пушистый кот, который все время вился где-то неподалеку. Оказалось, что раньше она работала в том же институте, что и я, только, естественно, раньше на несколько лет. Несмотря на свое незавидное положение, она проявляла определенную душевную стойкость и сумела сохранить, а может, выработать, особенное чувство юмора. Мы вспоминали наших общих сослуживцев, рассказывали разные забавные истории и делились взглядами на окружающий мир. Мы неплохо побеседовали под молчаливый аккомпанимент моего более практически ориентированного напарника, но в итоге она призналась, что не видит смысла в своей жизни и больше всего боится долгой старости. Сама смерть ее не страшила, скорее - наоборот.
В тот момент я ощутил всю безнадежность ее одиночества, не смягченного надеждой на лучшую жизнь, когда день за днем ты вынужден бороться с недугом и совершать все те же рутинные действия, стараясь поддерживать бессмысленную жизнедеятельность в своем слабеющем теле. На прощанье я сказал ей, что она не должна падать духом, и что все, что помогает человеку жить и бороться с трудностями - будь то вера в бессмертие души, стоицизм или самовнушение, не может считаться пустой иллюзией, и я почувствовал, что моя убежденность отчасти передалась ей. Во всяком случае, она улыбнулась и пошутила, что из-за нашей затянувшейся беседы остальные избиратели останутся сегодня без права голоса.
Наконец, мы с напарником покинули ее квартиру и направились по новому вызову. Но я все еще продолжал размышлять об отношении пожилых людей к жизни и смерти, и о влиянии одиночества на характер подобных размышлений.
Смерть вторгается в нашу жизнь повсеместно, она всегда где-то рядом, и это как бы примиряет нас с ней, но не дает ответа на вопрос - а что же ждет нас там? Каждый имеет свою точку зрения на этот счет, основанную на личном жизненном опыте и подсознательных внушениях. Мистики свято верят в бесконечность мысле-чувственной жизни и многомерность окружающего мира. Материалисты твердо убеждены в абсолютной и непременной смертности всего живого. И те, и другие идут по дороге жизни, находя подтверждение собственным взглядам, как-то проявляя свою волю и совершая нравственный выбор в меру своей порядочности.
А вот моя начальница, женщина преклонных лет и добрейшей души человек, с утра до вечера крутится по всему институту, увязывая разные дела, да еще умудряется сдавать экзамены за своего оболтуса-внука, и кажется, совсем не задается мыслями о тонких материях. Она большой оригинал, со своей особенной харизмой бывалого вояки, и порой выдает настоящие перлы мудрости. Например, недавно под конец рабочего дня она меланхолично заметила: "Э-эх, и куда только время девается? Жить надо медленней." Я спросил, зачем же медленней? Может, наоборот лучше - быстрей? А она сказала: "А чего хорошего-то? Не успеешь оглянуться - помирать пора." Я на это призадумался и сказал, что ценность жизни определяется не самой продолжительностью, а своей насыщенностью, то есть багажом положительных воспоминаний. С этим она спорить не стала, только сказала: "Тогда я хочу в Париж." Она была в Париже прошлым летом, и привезла оттуда много фотографий и самые восторженные впечатления. "Это хорошая мысль", - сказал я. "Там кругом - культура. И свобода самовыражения", - наставительно заметила моя начальница. И мы стали беседовать с ней о Париже.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Все мы любим жизнь. Это чувство знакомо нам с детства. Иногда мы даже не думаем об этом, просто живем себе потихоньку или на всю катушку, поглощенные самим процессом жизнедеятельности, и не отвлекаемся на абстрактные размышления. И наверно, так даже лучше. Ведь самые блаженные улыбки бывают на лицах святых и младенцев, поскольку ни те, ни другие не занимаются пустопорожним философствованием, а просто радуются жизни всем своим существом. Когда начинаешь сознательно думать, как же это хорошо - жить и любить жизнь, ты как бы выпадаешь из самой жизни, отделяешься от нее и превращаешься в какой-то рассудочный аппарат.
Недавно я подрабатывал в районной избирательной комиссии. Вдвоем с напарником мы ходили с опечатанным ящиком с прорезью (гордо именуемым урной для голосований) по вызовам к разным пенсионерам, чтобы самые немощные избиратели могли исполнить свой гражданский долг. За день нам на многое пришлось насмотреться. Но при всех различиях общим у всех стариков было одно: обиды на власть, сетования на старческую немощь, безысходная убежденность в продажности всех депутатов и невеселые мысли о скором конце. При этом, они из последних сил цеплялись за свою безрадостную жизнь и боялись смерти. Некоторые из них внушали мне симпатию, и мне хотелось как-то утешить их, сказать им что-то ободряющее, но я не всегда находил нужный тон и подходящие слова. Слишком давило их глубоко укоренившееся отчаяние и неверие в какие-либо перемены к лучшему, и поэтому я просто выслушивал их жалобы и кивал с сочувствующим видом. Тем более, что большинство из них так основательно пропитались за долгую жизнь материалистической идеологией, что настойчиво отгоняли всякие мысли о возможности загробного существования. И это делало их мертвецами еще раньше, чем умирала их плоть. Но иногда мы с ними находили общий язык и немного беседовали о жизни, о людях и о превратностях судьбы.
Однажды я разговорился с одной женщиной в инвалидном кресле, которая уже больше двух лет не выезжала на улицу, и основным ее компаньоном был пушистый кот, который все время вился где-то неподалеку. Оказалось, что раньше она работала в том же институте, что и я, только, естественно, раньше на несколько лет. Несмотря на свое незавидное положение, она проявляла определенную душевную стойкость и сумела сохранить, а может, выработать, особенное чувство юмора. Мы вспоминали наших общих сослуживцев, рассказывали разные забавные истории и делились взглядами на окружающий мир. Мы неплохо побеседовали под молчаливый аккомпанимент моего более практически ориентированного напарника, но в итоге она призналась, что не видит смысла в своей жизни и больше всего боится долгой старости. Сама смерть ее не страшила, скорее - наоборот.
В тот момент я ощутил всю безнадежность ее одиночества, не смягченного надеждой на лучшую жизнь, когда день за днем ты вынужден бороться с недугом и совершать все те же рутинные действия, стараясь поддерживать бессмысленную жизнедеятельность в своем слабеющем теле. На прощанье я сказал ей, что она не должна падать духом, и что все, что помогает человеку жить и бороться с трудностями - будь то вера в бессмертие души, стоицизм или самовнушение, не может считаться пустой иллюзией, и я почувствовал, что моя убежденность отчасти передалась ей. Во всяком случае, она улыбнулась и пошутила, что из-за нашей затянувшейся беседы остальные избиратели останутся сегодня без права голоса.
Наконец, мы с напарником покинули ее квартиру и направились по новому вызову. Но я все еще продолжал размышлять об отношении пожилых людей к жизни и смерти, и о влиянии одиночества на характер подобных размышлений.
Смерть вторгается в нашу жизнь повсеместно, она всегда где-то рядом, и это как бы примиряет нас с ней, но не дает ответа на вопрос - а что же ждет нас там? Каждый имеет свою точку зрения на этот счет, основанную на личном жизненном опыте и подсознательных внушениях. Мистики свято верят в бесконечность мысле-чувственной жизни и многомерность окружающего мира. Материалисты твердо убеждены в абсолютной и непременной смертности всего живого. И те, и другие идут по дороге жизни, находя подтверждение собственным взглядам, как-то проявляя свою волю и совершая нравственный выбор в меру своей порядочности.
А вот моя начальница, женщина преклонных лет и добрейшей души человек, с утра до вечера крутится по всему институту, увязывая разные дела, да еще умудряется сдавать экзамены за своего оболтуса-внука, и кажется, совсем не задается мыслями о тонких материях. Она большой оригинал, со своей особенной харизмой бывалого вояки, и порой выдает настоящие перлы мудрости. Например, недавно под конец рабочего дня она меланхолично заметила: "Э-эх, и куда только время девается? Жить надо медленней." Я спросил, зачем же медленней? Может, наоборот лучше - быстрей? А она сказала: "А чего хорошего-то? Не успеешь оглянуться - помирать пора." Я на это призадумался и сказал, что ценность жизни определяется не самой продолжительностью, а своей насыщенностью, то есть багажом положительных воспоминаний. С этим она спорить не стала, только сказала: "Тогда я хочу в Париж." Она была в Париже прошлым летом, и привезла оттуда много фотографий и самые восторженные впечатления. "Это хорошая мысль", - сказал я. "Там кругом - культура. И свобода самовыражения", - наставительно заметила моя начальница. И мы стали беседовать с ней о Париже.
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Жизнелюбие стариков. | Дмитрий_Шепелев - Дмитрий Шепелев. Дневник |
Лента друзей Дмитрий_Шепелев
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»