(На днях, после общения с одним человеком, я стал размышлять о том, что на самом деле отличает мистика от материалиста, и в чем состоит достоинство мистического мировосприятия; и вот что у меня получилось)

Рассуждения о преобладании идеи над материей:

Человек, интуитивно убежденный в многомерности бытия и в жизни личности после физической смерти, может найти общий язык по этой теме с кем-то, кто также в этом убежден, на основании каких-то своих ощущений. Но он не может доказать это «на пальцах» человеку, убежденному в невозможности посмертной жизни. Тогда как последний может запросто доказать свою убежденность: вот, был человек – ходил, говорил, потом умер, не говорит, не ходит, закопали, черви съели – всё, человека нету.

Однако, в чем суть такого «доказательства смерти», какова его неотъемлемая особенность: оно очевидно негативно, его достоверность неразрывно связана с разрушением. Здесь кроется моральный подвох представления о преобладании физического мира над духовным. То есть, все, что можно запросто доказать здесь и сейчас, негативно по сути: доказать, что бумага рвется? – пожалуйста, здесь и сейчас; что стекло бьется – проще простого. Но как доказать созидание? Как можно доказать кому-то, никогда не видевшему рисунка совершеннее газетной карикатуры, что возможно нарисовать картину уровня Брейгеля или Да Винчи? Не взять и показать готовую картину, а именно шаг за шагом показать весь процесс ее создания. Такое доказательство не всякому под силу, оно потребует огромных трудов от того, кто решится его совершить, и немалой веры в возможность подобного чуда от того, кто решится его принять. То есть, что здесь происходит: человеческое сознание создает нечто прекрасное, во что невозможно поверить, пока не увидишь, как бы из ничего – из красок, кистей, холста. Здесь, впрочем, как будто имеется одна "материалистическая лазейка": всякое творчество, так или иначе, опирается на впечатления и ощущения материального мира – если, конечно, не принимать в расчет особой одухотворенности изображенного (что, конечно же, будет «страусиным» маневром, но все же), и любой художник, при всем своем мастерстве, вдохновляется (опять же, принимая «страусиную» позицию в вопросе вдохновения) материальной действительностью, без которой бы не было и картины. Но что в таком случае можно сказать о живописи Сальвадора Дали или другого «художника-фантаста» подобного уровня: они создают на своих картинах образы удивительной жизненности, которых вообще не существует в материальном мире, то есть, образы, порожденные их собственным воображением.

И дальше - что здесь происходит в плане отношения материи и духа? Материя, бывшая изначально в виде каких-то субстанций, растений, живых организмов, иными словами, бессознательная, грубая материя, была преобразована творческим сознанием человека в краски, кисти и холсты, а потом, путем еще большего творчества, с помощью этих средств было создано нечто невероятное и прекрасное. И теперь у нас имеется произведение искусства, которое – заметьте – состоит из грубой материи, но оно не ценится как материя, составленная из тех или иных элементов, а ценится как произведение искусства, порожденное гениальной творческой личностью – и отныне это произведение, состоящее из грубой материи, обреченной на распад и исчезновение, другим словом, на смерть, не будет предано закону материи, но будет охраняемо человеком, вопреки этому закону. Поскольку оно явилось из мира, неподвластного материальной смерти, и должно существовать для вечности.