29 февраля...
Самый необычный день в году - день из ряда вон. Календарный курьез. Казалось бы, обычная среда, и все же... Числа имеют над нами странную власть.
Сколько людей сбиваются ног, лишь бы сделать что-то особенное в один из таких дней - 31 декабря 1999 года, 1 января 2001-го, 7 июля 2007-го, 20 октября 2010-го, 12 декабря 2012... Кто-то спешит сделать предложение руки и сердца, кто-то - достать билеты куда-то на этот день, кто-то - вскрыть вены...
А я? Как я провел этот самый редкий день в году?
Честно сказать, я не ждал ничего особенного от этого дня. Хотя, какие-то ожидания, все-таки, были. Надо ли говорить, что почти ни одно из них не оправдалось?
С утра я, как обычно по средам, отправился на работу. Мне повезло добраться вовремя, не опоздав ни на секунду, буквально забрав из-под носа начальницы хотя бы один повод к истерике. Подходя к кабинету, я простодушно надеялся, что у меня, как обычно, будет вдоволь свободного времени - в конце зимы здесь  "мертвый сезон" - и я смогу спокойно продолжать переводить Ивлина Во. Не тут-то было. Едва я вошел, как начальница, говорившая с кем-то по телефону, сообщила мне запыхавшимся голосом, как будто под столом крутила велотренажер, что в дирекцию сейчас пришел большущий документ на перевод - страниц на тридцать - и нужно будет сделать его к понедельнику. Я, не раздеваясь, поворачиваюсь и иду в дирекцию за этим документом - оказывается, начальницу ввели в заблуждение, потому что там не тридцать страниц, а сорок шесть. Естественно, при виде такого безобразия, у начальницы начинаются охи-ахи, пар из ушей и нецензурные восклицания в адрес наших индийских заказчиков... После недолгого метания по кабинету, она приняла решение, что нам придется выйти на работу в эти выходные - в субботу и воскресенье - иначе всё пропало. Я говорю, что лично против стахановского движения ничего не имею, но у меня взяты на воскресенье билеты в театр, и приглашена подруга. Начальница, помявшись, говорит, что - так уж и быть - в воскресенье отпустит меня с обеда. "И к тому же, - говорит она, - мы не за отгулы горбатиться будем - оплатят нам в двойном размере, и пусть только попробуют заартачиться - я их так  отчекрыжу"...  И вот, смирившись с неизбежным,  я принимаюсь за перевод этой несусветной технической тугамотины про очередную радарную установку, и даже начальница присоединяется к работе - "Ты давай с начала, а я пойду с конца - встретимся на... где встретимся"... Ивлин Во, естественно, откладывался, как минимум, до понедельника - а я не сомневался, что за выходные успею закончить и сдать первую часть романа. Однако... (Еще в этот день я ждал звонка из издательства, хотя и по другому поводу, но тоже напрасно).  Часам к одиннадцати, когда из сорока шести страниц было  одолено около четырех, принесли еще один документ, на страничку, и совершенно срочный - "Да что они там - долбанулись сегодня"? Я переключаюсь с радара на заявку на ремонт, в которой бедные индийцы слезно просят нас что-нибудь сделать с тем пост-советским барахлом, которое мы им прислали по гособоронзаказу, и через полчаса, закончив заявку, вновь возвращаюсь к радару. Время близится к обеду, а я все набираю строчку за строчкой привычную лабуду про радиоэлектронное подавление, баллистические траектории и прочие азимуты, заглядывая в словари и поминутно отвлекаясь на вопросы начальницы - "А как бы ты вот это перевел"?.. Обычная рутина - сами понимаете - только в необычно сильной концентрации. Закончив очередной абзац, я пробую размять затекшую шею и делаю глубокий вдох, как вдруг, откуда ни возьмись, на меня набрасывается болевой синдром, вгрызаясь острыми иглами в грудную клетку и левый бок - я сижу, не шевелясь, и стараюсь не дышать, чтобы иглы боли не пронзили меня насквозь.  (Кажется, чем-то подобным, только в начальной стадии, страдал герой Де Ниро в "Анализируй это"). А ведь этого вполне следовало ожидать - после того, как вчера я весь день был в делах и провел почти весь вечер на ногах и приполз домой на бровях, лег, естественно, поздно ночью и не выспался, а теперь - вот, пожлуйста. И что самое поразительное - я только вчера купил новую пачку "Кеторола"... Все же, проказница Судьба.  И я сижу ни жив-ни мертв и пытаюсь печатать текст, шевеля одними кончиками пальцев.  Давно у меня не было такого сильного приступа - с прошлого дня рождения, когда меня так прихватило, что пришлось вызвать скорую. Подходит время обеда, но я не спешу в столовую - говорю, что немного отдохну перед едой и осторожно откидываюсь в кресле, прикрыв глаза и обхватив грудную клетку. Минут через двадцать у меня получается вдохнуть приличный глоток воздуха, и еще через пару минут я поднимаюсь и говорю, что схожу, пожалуй, в буфет - перекушу что-нибудь. "Салат мне возьмешь? - говорит начальница. - И бутерброд с колбасой. Возьми два. Грехи мои тяжкие"... После нескольких часов за компьютером, в помещении без вентиляции, приятно пройтись по свежему воздуху - погода сегодня отличная. В буфете, взяв себе чай с пирожком и салатом - за стойкой две буфетчицы, пожилая и молодая (не то чтобы совсем зеленая, а как раз того замечательно очаровательного возрасте без возраста), обслуживают посетителей в четыре руки и на два голоса - я сажусь за столик у окна. Буфет - замечательный: во-первых, там огромные чистые окна, по моде '60-х, за которыми растут деревья, а сейчас они стоят в снегу, и это очень красиво, а кроме того, стены, которые между окнами и вдоль пола, покрашены в чудесный густо-оранжевый цвет, и местами,  в зависимости от освещения, он кажется темно-алым, словно раскаленное железо... И еще там висят репринты советских плакатов: молодой человек за столом, с внешностью чистокровного сына колхозницы и рабочего, благородно-высокопарным жестом отстраняет от себя рюмку, пояснительная надпись гласит: "Пить - здоровью вредить"; какой-то шалопай шепчет на ухо двуликому человеку (с одной стороны - добропорядочный пролетарий, а с другой - злостный буржуйский шпион), с надписью сверху: "Не болтай - враг всегда рядом"; и самый актуальный плакат - по ночному полю едут друг за другом комбайны, и из ближайшего выглядывает веселый и ничуть не уставший парень, а надпись гласит: "Ночь - работе не помеха". Я съедаю салат, глядя на всю эту благодать, и сижу, отпивая горячий чай и жуя пирожок, с каждой минутой пытаясь вздохнуть чуть глубже, чем перед этим. И вдруг, забывшись о чем-то на пару минут, я делаю глубокий вздох и - о, чудо! - иглы боли больше не тревожат меня, приступ прошел. Кажется, шагая после обеда обратно, на рабочее место, я пил воздух словно кислородный коктейль.
Осчастливив начальницу салатом с бутербродами, я вернулся к переводу. Теперь даже эта скучная, рутинная работа совсем меня не угнетала, и я продолжал переводить страницу за страницей, витая где-то в своих мыслях и поминутно подсказывая что-то начальнице. Часам к трем к начальнице зашла закадычная подруга, и они стали пить чай, полушепотом перемывая кости разным людям - так продолжалось около часа. Потом зашел еще один сотрудник и проконсультировался, как ему лучше отдыхать в Сингапуре. А ближе к концу рабочего дня начальнице позвонил кто-то из родственников, и они проговорили минут двадцать. В общем, работа после обеда меня не особенно напрягала - все равно невозможно толком переводить, когда рядом с тобой постоянно что-то творится. В любом случае, за выходные мы должны успеть - отвлекать нас, по всей вероятности, мало кто будет.
После работы я поехал на курсы английского, которые с этой весны веду дважды в неделю (а с прошлого месяца - уже трижды). Но по дороге до метро я поравнялся с нашим адмиралом, местной - прости, Господи - достопримечательностью, исполняющей должность памятника самому себе, и мы прошлись вместе до метро.
- Ты с какого года? - спросил меня адмирал.
- С восемьдесят первого.
- Пизец натуральный. Это ж получаицца, наш новый зам по коммэрсии тебя моложе...
- Такое случается...
- Я в твои годы знаешь кем был? Мне в тридцать пять довэрили атомный крейсер. Это знаешь шо такое - одно неверное движение, и пол Европы узлетить на воздухь. А ты все книжки свои пишешь - как ты комсомолок трахал.
- Что ж... Каждому - свое.
- А потому что надо голову иметь. Я школу с золотой медалью кончил. Поступил в военное училище...
Минуты через три, когда в монологе адмирала возникла пауза, я произнес:
- Моцарт в шесть лет писал симфонии.
- Кто? Это пойти пописать за куст может каждый. Тут ума много не надо. В армию бы тебя...
Навстречу нам по парковой дорожке стал приближаться экскаватор, убиравший снег, с опущенным скребком.
- Наверно, нам придется посторониться, - сказал я.
- Несомненно, - сказал адмирал. - Весовая категория не та.
У метро мы распрощались, и я поехал на курсы.
Занятия прошли на редкость обыкновенно - как говорится, строго по учебнику. Склонности к импровизации никто не проявлял.
В метро на пути домой я дремал.
Уже когда я вышел на своей станции и прошел пол дороги до дома, зазвонил мой мобильник. Я принял вызов и прибалдел - звонила моя давняя знакомая по универу, с которой мы не виделись уже лет пять и не созванивались года три.
- Привет! Звоню тебе в последний день зимы - поздравить с Новым годом.
- Господи Боже! Ты откуда - с Луны или с Марса?
- Откуда-то между...
Мы поболтали минут пять - такое чувство, что виделись только вчера - и договорились непременно встретиться.
Домой я пришел совершенно счастливый . Самый редкий день календаря явно удался.