Сегодня - мой день, профессиональный. Казалось бы, простая формальность, а все же приятно. Можно было смело идти на работу с гордо поднятой головой.

   Мне в этом плане повезло особо, ведь английский язык для меня - это не только способ зарабатывать на жизнь, но и дверь в бескрайний мир культуры и искусства, уже не говоря о живом общении с жителями разных стран. Какое наслаждение - читать любимые книги в оригинале, слышать - и понимать! - голоса реальных актеров в любимых фильмах, а что уж говорить о песнях... Язык, как известно, до Киева доведет, а английский язык - много дальше.

   Пару слов об истории праздника:

   Святой Иероним, примерно в 382 г. н. э., перевел Библию с греческого на латинский, создав так называемую Вульгату (общенародный вариант). Таким образом, он считается покровителем переводчиков (видимо, не только христианских). Кстати, Вульгата была первой книгой, напечатанной Иоганном Гутенбергом на его книгопечатном станке (42-строчная Библия Гутенберга), около 1450 г., и считается первой печатной книгой в мире. Св. Иероним был яркой, можно сказать выдающейся личностью, и его образ вдохновил немало произведений искусства. Он обладал любознательным и пытливым умом, много путешествовал, узнавая культуру разных народов и их языки, был несколько лет отшельником в пустыне, где боролся с искушениями сладострастия, в зрелом возрасте, находясь в монастыре, увидел льва с занозой в лапе и вылечил его, с тех пор лев повсюду сопровождал его и помогал по хозяйству (таким образом, Св. Иеронима можно считать и покровителем дрессировщиков). Скончался Св. Иероним 30 сентября 420 года. Этот день был принят Международной федерацией переводчиков в качестве... международного дня переводчиков.

[538x699]

Альбрехт Дюрер - "Святой Иероним в своей келье".

   Сейчас я порылся в своих архивах, и извлек оттуда один живописный текст на несколько страниц, отрывок из романа американской писательницы Ани Сетон, "The green darkness", который я когда-то, пару лет назад, перевел в качестве пробной работы для одного издательства; перевод работодателю понравился, но отношения наши, в силу разных причин, не сложились. Иногда кажется - всё бы хорошо, а вот не судьба!

   В любом случае, я рад, что познакомился с творчеством этой писательницы. И мне будет приятно представить его вам. Вот этот отрывок из ее романа в моем переводе:

"ИЗУМРУДНАЯ МГЛА"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1968

1

Селия Марсдон, молодая, богатая и несчастная, сидела, откинувшись в шезлонге, в дальнем конце нового бассейна, вполуха слушая непринужденный щебет своих воскресных гостей.

По другую сторону бассейна, над живой изгородью из бирючины и увитой розами перголы, простиралась неровная линия крыши сассекского поместья, Медфилд Плейс. Это был дом Ричарда. Теперь и ее дом. Отныне она – «Леди поместья», этого древнего поместья, которое успело повидать немало разных леди за долгие столетия.

В тринадцатом веке один из Марсдонов – возможно, Ральф – построил небольшую каменную башню неподалеку от реки Какмир. Камни из этой башни составляли теперь часть кладки стен поместья, выдержанного в стиле Тюдор, со всеми его фронтонами, изящными печными трубами и дубовыми балками, выглядывавшими между порыжелых кирпичей. Были здесь, однако, и относительно недавние вкрапления: георгианский эркер, добавленный в столовую, веерообразные окошки над дверьми, и – что особенно шокировало молодого архитектора, прибывшего из Лондона следить за реставрацией – две викторианские пристройки. Сэр Томас, единственный из Марсдонов, которого можно назвать процветающим, жил в эпоху правления королевы Виктории, и разбогател благодаря угольным шахтам в графстве Дурхем, доставшимся в наследство его жене. Этот короткий период благосостояния позволил сэру Томасу пристроить к библиотеке массивное псевдо-готическое крыло, а также соорудить стеклянную оранжерею, которую молодой архитектор, будь на то его воля, немедля сравнял бы с землей.

Но Ричард был непреклонен. Ему был дорог каждый камень и каждая балка Медфилд Плейс, и потому этот дом преобладал над всеми законами архитектуры. Испокон веков он гнездился здесь, между двух известковых холмов исполинских размеров, вздымавшихся в небо Восточного Сассекса своей изумрудно-сиреневой массой.

Селия, одетая лишь в бирюзовое бикини, подняла на лоб темные очки, закрыла глаза и попыталась расслабиться, подставив свое лицо солнцу, тем временем сражаясь с неясным чувством беспокойства.

Откуда пришло беспокойство? Почему в последние дни она все чаще ощущала этот ком у себя в горле, и внезапное удушье?

Сегодня выдался на редкость чудный день для английского лета, по ясному небу плыли пушистые облака, легкий ветер едва шевелил листья, и, как сказала себе Селия, у нее было все, о чем может мечтать женщина.

Ей говорили это уже сотни раз, в особенности ее мать, Лили. Селия открыла глаза и посмотрела в другой конец бассейна, туда, где сидела ее мать, увлеченная беседой с одним из своих экзотических знакомых.

Этот экземпляр, однако, определенно отличался от других. Хотя он был индус и занимался йогой, он вежливо отклонил предложение Лили представить его как гуру; он был доктором медицины, и довольствовался этим титулом. У него были приятные, вежливые манеры, не то, что у того жуткого свами, которым Лили восхищалась одно время в Штатах. Этот индус, по имени Джидду Акананда, не носил мешковатых халатов, на нем отлично сидел английский костюм; он получил образование в Оксфорде и прошел практику в Гайской больнице, так давно, что сейчас ему должно было быть шестьдесят. Однако его смуглое лицо не выдавало возраста, и его стройное гибкое тело в купальном костюме напоминало тело молодого человека. Селия еще толком не успела поговорить с доктором Аканандой, который прибыл в поместье лишь вчера вечером, но она отметила его мудрый, добрый взгляд и чувство юмора.

Похоже, я им восхищаюсь, подумала с удивлением Селия. Ее отнюдь не восхищала большая часть коллекции ее матери, состоявшей из разных свами, нумерологов, астрологов и медиумов. Лили была полна энтузиазма и своеобразного простодушия, что в глазах дочери равнялось прихоти.

Лили Тэйлор было за пятьдесят, но выглядела она моложе. Неуклонное следование диете не давало ей растолстеть, а краска для волос делала ее блондинкой.

Когда она бывала в настроении, она теряла свой искусственный английский акцент, и ее голос выдавал в ней уроженку Среднего Запада, как, например, сейчас, когда она восторженно вторила словам индуса.

- Ну, конечно, - восклицала Лили, - каждый разумный человек верит в реинкарнацию!

- Что ж, я не верю, - сказала элегантная герцогиня дрютонская, закрепляя длинную сигарету в белом нефритовом мундштуке. – Чепуха все это, - добавила она в своей обычной манере.

Внезапно Селия почувствовала озноб. Она надела свой желтый пляжный халат, продолжая изучать герцогиню. Герцогиня Майра Доваджер, если быть точным, однако ей было не больше тридцати; старик герцог недавно скончался от коронарного тромбоза, и титул перешел к племяннику. Майра любила быть в центре внимания, и сейчас она этого добивалась, возражая Лили. Она действительно в центре внимания, подумала Селия, со своими длинными каштановыми волосами, перехваченными янтарной заколкой, и широким чувственным ртом. Селия заметила, что Майра периодически поглядывает на Ричарда.

Селия тоже с беспокойством взглянула на мужа. Он только что совершил безупречный прыжок ласточкой в воду и теперь вытирался, добродушно игнорируя аплодисменты гостей.

Или он все же ответил взглядом Майре?

Тем особенным взглядом, которым он ни на кого больше не смотрел. С некоторых пор он перестал показывать какие-либо чувства, особенно, по отношению к ней. Весь мир и Лили, которая задерживалась здесь в гостях, воспринимали это как образец светских манер. К тому же у него была приятная улыбка. Кажется, никто, кроме Селии, не замечал, что улыбка никогда не касалась его красивых карих глаз под длинными ресницами, отрешенных, иронических.

Я так безумно его люблю. Селия сомкнула пальцы на хромированных подлокотниках. Я думаю, что он тоже по-прежнему любит меня, хотя иногда он так плохо ведет себя, ужасно плохо.

Ее сердце неприятно сжалось, когда она погрузилась в воспоминания о том происшествии.

Кажется, все началось с поездки в Мидхерст прошлой осенью. Это было на Хэллоуин; листва в лесах пожелтела и тихо шуршала – гораздо тише, чем клены в Америке – устилая землю, вместе с опавшими желудями. С известковых холмов тянулся фиолетовый туман; в воздухе висел резкий запах. Они с Ричардом были так счастливы тем вечером, направляясь в его новом "Ягуаре" к его друзьям, в Спред Игл Инн.

Прошлой ночью они занимались любовью – так страстно, с такой самоотдачей, которой не испытывали даже во время медового месяца, проведенного в Португалии, когда Селия, при всей своей неопытности, ощущала в Ричарде некий барьер, как будто он не мог полностью ей отдаться. Но прошлой ночью все было идеально. Особенно после, когда она лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо, и они шептали друг другу нежности, глядя на звездное небо за старинным окном.

Они все еще пребывали в этом экстазе, когда покинули Медфилд и направились в Льюис. Ричард вел машину медленно, в его понимании, и в какой-то момент заметил:

- Приятно будет вновь увидеть старину Холлоуэя, друга моего отца, и Спред Игл очарует твое романтическое американское сердечко.

Он свернул с главной дороги.

- Этот Инн ужасно старый, весь зарос мхом, сплошь мрачные лестницы и коридоры, отличное убежище контрабандистов.

- Мое романтическое сердце очаровано Сассексом, Англией, и особенно, моим мужем, - сказала Селия, смеясь и прижимаясь к нему.

На секунду он прислонился щекой к ее кудрявой макушке.

- Глупышка, - сказал он, - не годится быть влюбленной в своего мужа, так не пойдет.

- Куда деваться, - промурлыкала она. – Ой, дорогой, смотри, там костер на холме. Это в честь Хэллоуина?

- Вероятно, - сказал он. - Хотя обычно мы жжем костры на день Гая Фокса. «Мы помним не зазря день пятый ноября, когда зловещий заговор коснулся короля; предательство коварное свою простерло тень, но вовремя раскрыт был пороховой злодей».

- Как-как ты сказал? – спросила Селия оживленно. – Это опять что-то связанное со «злобными» католиками?

Какое-то время Ричард молчал, потом ответил:

- Да. Паписты под предводительством Гая Фокса хотели взорвать парламент. Но им помешали. Последовали казни. С тех пор мы отмечаем это радостное событие.

- Ты, кажется, иронизируешь, - она взглянула на его темный профиль.

- Это атавизм, не иначе, - он зажег сигарету и свернул на другую дорогу. – Марстоны в те дни были ревностными католиками. Мы стали кроткими протестантами лишь в восемнадцатом веке, в век разума.

- Ты жалеешь об этом?

- Боже, да нет же! Теперь-то какое дело? Хотя у меня бывают странные… в общем, сны.

Она навострила уши, поскольку он редко рассказывал о себе.

- Сны? Какие сны?

Он отмахнулся шутливо.

- Всякие бредни. И вспоминать не стоит.

Она вздохнула; дверь его души снова закрылась у нее перед носом.

- В Штатах у вас сплошное веселье на Хэллоуин, - произнес он непринужденно. – Поразительно, сколько наших обычаев перевезли к вам пуритане, и как они прижились за океаном.

- Да, пожалуй, - ответила Селия. – Дети надевают костюмы; ходят-просят сладости; вырезают фонари из тыкв; пьют сидр и едят яблоки.

- В канун Дня Всех Святых, - произнес Ричард медленно, - когда небо бороздят злобные ведьмы на своих метлах, и могилы отдают назад изъеденных червями мертвецов.

- Уф, - поежилась она, - как мрачно. В Штатах мы просто веселимся.

- Да уж, новая, беззаботная раса, - вздохнул Ричард. – Я вам завидую. Вы почти нетронуты древним Злом, которое еще отбрасывает свою тень на нас.

Она молчала, как всегда не зная, как ей реагировать на такие слова.

На закате, когда они проезжали через деревушку Изборн, Ричард сказал:

- То здание, слева от тебя, было раньше женским монастырем, во времена Тюдоров. В церкви есть неплохие изображения бывших владельцев замка Коудрэй.

- Как интересно, - сказала Селия. – А чем они знамениты?

Ее всегда увлекала английская история, но эта страстная любовь к Ричарду словно заставила ее ощутить себя частью Англии, ее прошлого, и она стала с воодушевлением изучать Сассекс, ставший теперь ее домом.

- Сэр Дэви Оуэн, - ответил Ричард, - незаконный сын Оуэна Тюдора. Он женился на девушке из семейства Боэнов, знатных владельцев Мидхерста, в пятнадцатом веке. Есть еще внушительная мраморная статуя Энтони Брауна, первого лорда Монтэгю, преклоняющего колено перед двумя своими женами; про одну жену я не помню, но вот другая была леди Магдален Дакр, которая, должно быть, была довольно высокой, судя по ее статуе.

- Ты что, разъезжаешь по округе, как американский турист, и исследуешь церкви? – спросила она, смеясь. – Вот уж не подумала бы.

Ответный смех Ричарда прозвучал несколько натянуто.

- В общем, нет. Но я играл в поло в Коудрэе, и об этом упомянуто в Марстонских хрониках. Мне было любопытно.

Она испытала приятное волнение. После ее безалаберного детства, без твердой почвы под ногами, каким удовольствием было ощутить себя принадлежащей к этому древнему, почтенному роду, хотя такая мысль не посещала ее до их с Ричардом скоропалительной женитьбы; и она никогда не думала о том, что станет леди, женой баронета, что также случилось весьма внезапно, всего лишь за пару недель до того, когда старый Сэр Чарльз скончался в доме для престарелых. До брака она не была даже уверена в значении слова баронет.

- Здесь недалеко руины замка Коудрэй, - произнес Ричард, осматривая окрестности. – Думаю, у нас есть время взглянуть.

Они свернули налево, проехали через ворота и спустились к выжженному остову замка в стиле Тюдор. Они проехали мимо зернохранилища четырнадцатого века, вознесенного на опорах в виде грибов-поганок, чтобы отпугивать крыс; миновали ряд домиков, в окошках которых горел мягкий свет, и въехали на территорию руин.

- Сейчас уже темнеет, так что ничего особого мы не увидим, но если хочешь, мы можем взглянуть. У нас есть фонарик, - Ричард остановил машину.

Селия следовала за своим мужем по темным помещениям без крыш. Как впрочем, и без полов; они шагали сквозь высокую траву.

- Справа от нас раньше была капелла, насколько я помню, - сказал Ричард, ведя ее за руку. – А здесь – останки Большого Холла. Не споткнись о камни!

Она переступила через порог и вошла в порушенный Холл, глядя вверх, на внушительное каменное окно в шестьдесят отверстий, разумеется, без стекол.

Она сжала ладонь Ричарда.

- Мне как-то жутковато, - сказала она, - как будто я была здесь раньше. А что там наверху, галерея менестрелей? И посмотри на тех оленей – то есть на статуи – высоко на стенах.

Он не отвечал, быстро водя фонариком по сторонам. На порушенных стенах не было никаких статуй, но когда Ричард был здесь раньше, смотритель сказал ему, что это помещение называлось когда-то Большим Оленьим Холлом, по одиннадцати статуям оленей, символизировавшим герб сэра Энтони Брауна.

Ричард заговорил поучительно из темноты:

- В таких местах люди испытывают странные ощущения. Мощные вибрации прошлого, или, как сказала бы твоя мать, ты действительно была здесь раньше, в своей прошлой жизни. Вообще-то, психологи называют подобное чувство déjà vu, иллюзией повторного переживания каких-то ощущений.

Она его не слушала.

- Я уже была здесь раньше, - повторяла она монотонно. – Холл заполнен людьми, одетыми в шелк и бархат. Слышны звуки скрипки и лютни. Запах цветов, тимьяна и свежей зелени. Мы все ждем кого-то, ждем молодого короля.

- Ты слишком внушаема, Селия, - сказал он, встряхивая ее за руку. – И ты слишком любишь исторические романы. Нам нужно поспешить, а то Холлоуэи будут ждать.

- Я очень несчастна, потому что тебя нет рядом, - сказала Селия, не слыша. – Ты где-то неподалеку, скрываешься. Я боюсь за тебя.

Ричард почти выкрикнул:

- Да идем же! Не знаю, что с тобой! – он вывел ее из замка и усадил в машину. И тут же этот сон, который не был сном, оставил ее. Она выглядела ошеломленной и растерянной. Она сидела на переднем месте и пыталась найти сигарету в своей сумочке.

- Это было забавно, - сказала она с дрожью в голосе. – На какой-то момент, я там почувствовала…

- Неважно, - осадил он ее. – Забудь!

Она была озадачена и обижена этой внезапной вспышкой, почти испугана. Это странное переживание казалось ей важным, хотя она едва помнила, что она говорила.

Они въехали в Мидхерст по дугообразной улице, вдоль которой тянулись ряды магазинов, пересекли рыночную площадь и припарковались во дворе Спред Игл Инн. Внимание Селии привлекла лестница из полированного черного дуба, и вооруженный рыцарь у дверей; но когда она вошла под низкие своды местного бара и поприветствовала Холлоуэев, она вновь почувствовала что-то. Осознание какого-то присутствия. Это не было похоже на ее ощущения в руинах замка Коудрэй, и все же она немедленно обратила на это внимание, еще прежде, чем пожала руки Джону и Берте Холлоуэям.

- Ужасно сожалею, что заставили вас ждать, - сказал Ричард. – Мы остановились в Коудрэе, чтобы показать Селии руины. Она ведь не знает этой части Сассекса.

«А мне кажется, что знаю», - подумала Селия, догадываясь, что даже такая невинная фраза насторожила бы Ричарда.

- О, дорогая моя леди Марсдон, - произнесла нараспев Берта Холлоуэй, излучая радость всеми порами своего пухлого лица, - Джон и я так хотели познакомиться с вами. Не могу передать вам, как были мы удивлены, узнав, что сэр Ричард женился на американке. – Она сглотнула, почувствовав, что последние слова нуждаются в разъяснении. – То есть,… - она откинула со лба  прядь волос мышиного цвета, - Я хочу сказать, не так удивительно, что он женился на американке, ведь многие так делают, как то, что он женился вообще, поскольку он всегда казался убежденным холостяком, каким бы нелепым это ни казалось, учитывая его молодость и то, что столько девушек уже пытались…

Ее муж вынул трубку изо рта, поставил свой виски и произнес усталым голосом:

- Берта…

Она внезапно смолкла и покраснела, подобравшись всем своим телом под розовым шелковым платьем. Джон предупреждал ее быть осторожней в разговоре. Чтобы, чего доброго, не испортить дело. Теперь, когда сэр Ричард был женат на богатой американке, он собирался выкупить семейные реликвии, которые старый сэр Чарльз был вынужден продать.

Джон Холлоуэй, преуспевающий антиквар, за долгие годы приобрел несколько сокровищ Марсдонов, будучи другом покойного баронета. В антикварном магазине Холлоуэя на Чарч Стрит оставался непроданным изумительный резной комод елизаветинской эпохи из Медфилд Плейс. Джон обратился в письме к наследнику с соответствующим предложением; сэр Ричард не замедлил выказать ответный интерес. Сделка обещала большой куш, тем более, что этот шедевр уже приглянулся одному американскому музею.

Джон Холлоуэй взглянул на Селию, которая потягивала свой мартини с безучастной улыбкой, словно совсем не слыша Берты.

Однако, кто бы подумал, что сэр Ричард свяжет себя брачными узами с такой девушкой. Милое создание, но не более того. Миниатюрная брюнетка с приятными лучистыми глазами нежно-серого оттенка, в аккуратном шерстяном платье с розовым орнаментом, которое не скрывало никаких особых форм. Впрочем, у нее хорошие лодыжки, как у большинства американок, но ничего действительно выдающегося. Разумеется, у нее были деньги. Но Джон при этой мысли лишь покачал головой; бизнес научил его хорошо разбираться в людях; и он знал, что Ричард не относился к охотникам за состояниями.

Бракосочетания неисповедимы. Его острый взгляд задержался на секунду на жене, которая уже пришла в себя и возобновила беззаботную болтовню с Селией, проявлявшей сдержанное внимание к церковным базарам, садовым клубам и Женской Организации.

- Еще по одной перед едой? – обратился Джон к Ричарду, который ответил ему кивком и улыбкой.

Селия очнулась.

- Я тоже выпью, - сказала она своим низким голосом с легким американским акцентом. – Настоящий мартини, чтобы побольше джина. Все-таки, Хэллоуин нужно как-то отметить.

Ричард выгнул свои тяжелые черные брови, смеясь.

- Уверяю вас, это для нее нетипично, - сказал он Хэллоуэям. – Я не женился на пьянчужке. Позвольте, я сам принесу наш заказ.

Он направился к барной стойке и вернулся с напитками.

- Я взял на себя смелость заказать нам ужин, - сказал Джон, отказавшись от новой порции скотча. – Доверский палтус и утята по-эйлсберийски. Их здесь неплохо готовят. Надеюсь, вы не против, леди Марсдон?

Селия встрепенулась, обратив на него свои серые глаза.

- О, конечно, - сказала она, - я просто обожаю…м-м… палтус и утят.

«Что так нервирует девочку? – подумал Джон. – Может, они поссорились? Если так, то сейчас не лучшее время для заключения сделки о королевском комоде».

Он сделал Берте знак подняться, и они прошли в столовую, где официант-итальянец проводил их к столу и предложил марочное шабли.

Как только они оставили бар, нервозность Селии немного поутихла. Она вежливо слушала беспрерывную болтовню Берты о комитете, в котором она состояла с леди Коудрэй; она слушала разговор между Ричардом и мистером Холлоуэем об антиквариате. Наконец, улучив момент, она заметила, что Мидхерст кажется ей удивительным местом, и что он, должно быть, представляет большой исторический интерес.

- О, в самом деле, - согласилась Берта беззаботно. – Я сама – уроженка Лондона, но вот Джон знает все о здешних местах, как здесь было в прежние дни. Есть тут за церковью один нечистый холм – местные думают, что там водятся привидения, и, признаюсь, я бы сама не отважилась пойти туда среди ночи.

- Нечистый холм с привидениями? – переспросила Селия. – Как интересно.

Ей показалось или она действительно ощутила, как Ричард вдруг насторожился. Он умело разделывал своего цыпленка по другую строну стола, но она заметила, что его тонкие, чувствительные руки, которые она так любила, слегка напряжены. Она подавила внутреннее сопротивление и произнесла:

- Расскажите мне, пожалуйста, про этот холм с привидениями, миссис Холлоуэй.

Берта кивнула на мужа.

- Джону все известно о таких вещах. А я что-нибудь напутаю.

Джон улыбнулся, довольный, что в его гостье проснулся интерес к жизни.

- Вы, американцы, любите истории о привидениях, не так ли?! Кстати говоря, Холм святой Анны (St. Ann’s Hill) имеет довольно своеобразную атмосферу. Я исходил его вдоль и поперек, когда был мальчишкой. Тропинка к нему начинается неподалеку от городка, и спускается к реке Ротер и, следовательно, к замку Коудрэй.

- А на этом холме тоже стоял замок? – невольно спросила Селия, подавляя в себе ощущение запрета, исходившее частью из нее самой, частью от Ричарда, не поднимавшего глаз от своего утенка.

- О, да, - ответил Холлоуэй, приятно удивленный ее сообразительностью. – Какая вы умница. Хотя я думаю, едва ли в Англии найдется место, где не было бы человеческого обиталища. В течение столетий, еще до эпохи Тюдоров, старинный род де Боэнов владел крепостью на холме Тан (Tan’s Hill), от которой теперь ничего не осталось, кроме груды булыжников и фрагментов стены. И считается, что еще задолго до того на том самом месте стоял храм Друидов.

- Очаровательно, - сказала Селия, отпивая шабли. – А что насчет призрака?

Джон Холлоуэй усмехнулся.

- Есть несколько, если верить ребятне и впечатлительным старушкам. Самый известный – «черный монах». Моя прабабушка уверяла, что когда она была девочкой, то видела однажды летом, как монах скользил вниз по холму, направляясь в городок.

- А почему он черный монах? – спросила Селия с улыбкой.

Холлоуэй пожал плечами.

- Бенедиктинский обычай, должно быть. Есть предположение, что этот призрак был когда-то личным капелланом Коудрэев, и что он увлекся одной деревенской чаровницей. Такая, знаете, народная история о запретной любви, идущая сквозь поколения.

Ричард отложил свой нож и вилку. Он поднял взгляд и четко произнес:

- Англия полна призрачных черных монахов и леди в сером. Они идут по дюжине за грош. Холлоуэй, если мне предстоит осмотреть королевский комод, я думаю, что после кофе мы направимся прямо в твой магазин.