Адий Кутилов: «Заря не зря, и я не зря…»
Фото из архива автора и Сергея Сапоцкого
Автор: Виктор ЧЕКМАРЕВ
Книга-сборник рукописных стихов "Я-Магнит"
Кутилов А. Я-МАГНИТ! Рукописная книга, неизданные стихи. – Омск: Изд-во «Русь». –272 с. Составитель - В.К. Ястребов.
[600x323]
Лишнее, однако необходимое предисловие.
Временами я не верю, что был знаком и даже приятельствовал с Адием Кутиловым.
[600x546]
Догадываюсь, что поэт был в «черном списке», но не знаю, чем же он заслужил такую «честь». «Своим пьянством», - утверждают «знатоки». Но позвольте, я 20 лет был дружен с Адиком, но пьяным его никогда не видел. Нет сомнения, он пил во много раз меньше тех, кто с пеной у рта поносил и поносит поэта. Я ни разу не слышал, чтобы он сквернословил. Конечно, Адий не был ангелом, но он знал, кем является и где находится… Кто-то пустил слух, что Кутилов… бродяга. Это не так. Адий жил и работал в квартире и, если угодно, «в углу» у своего друга Геннадия Великосельского, а когда тот обзавелся семьей, Адий нашел приют у его матери. Да, у Кутилова были сложности с пропиской, но эта проблема была из разряда решаемых.
Как-то к нему прилепилось прозвище «тунеядец», но это было только прозвище, а не что-то иное. Здесь я напомню, что поэта Иосифа Бродского тоже так называли - официально! И даже сослали в северную деревню, но потом он эмигрировал в Америку и был удостоен Нобелевской премии за стихи, которые писал каждый день. Но ведь наш земляк был трудолюбивее Бродского, во всяком случае, не уступал ему в этом. Тем более, зная, что на его творчество наложено чиновничье вето, он многократно - нет, тысячекратно переписывал свои стихи, таким образом надеясь пробить бетонную стену забвения.
[448x700]
Согласно «черному списку», у Кутилова немало грехов, и ему постоянно перемывали косточки его недруги. Но вдруг однажды все изменилось! Что же произошло? А вот что! Выпускники Бражниковской школы, в которой в свое время учился Адий, собрали его стихи, внимательно их прочитали и заявили (!) своим воспитателям, что человек, написавший такие стихотворения, просто не может быть таким грешником, каким его стараются выставить. И что? Юные правдолюбцы предложили создать при школе музейный уголок, посвященный поэту и художнику Адию Кутилову. И учителя поддержали своих воспитанников. И в мае 2006 года в селе Бражниково (Колосовский район) был открыт первый в Сибири персональный поэтический музей. Адия (Аркадия) Кутилова. Не уголок, а именно музей: администрация поселка выделила для музея подходящее, очень посещаемое (!) место - рядом с библиотекой. И никто из записных злопыхателей не пикнул по этому поводу. И это понятно: слова юных поклонников поэта оказались весомее лживых наговоров.
Через три года музей Кутилова был открыт в омской школе №95 (сейчас он переехал в школу №39). После гибели поэта вышло в свет более десятка его сборников, снято пять (!) фильмов – в Новосибирске, Омске, Москве. А когда сам Евгений Евтушенко приезжал в Омск со своими поэтическими программами, он начинал вечер с чтения стихов Адия Кутилова. А это дорогого стоит!
Ну что, вперед?! Это я сам себя подбадриваю: поймите, Кутилов очень сложный человек… и, между прочим, гений, хоть и непризнанный!
Человек из ада
В рассказе об омском поэте Кутилове не обойтись без мистики. Еще бы: Аркадием он стал позже, а родители назвали ребенка Адий. Человек из Ада! Поэтому держитесь!
[483x700]
Так вот: года три-четыре назад на заборе бывшего Сибзавода (как раз в створе улицы 4-я Северная, выходящей на Красный Путь) появились две строчки из ранних – таежных – стихов поэта: «Заря не зря, и я не зря»… Правда, «появились» - не то слово: те строчки грянули и даже выстрелили в забор, прилепились к нему как бы в насмешку над теми, кто отлучил Адика от поэзии, загнал его в колодец теплоцентрали, где поэта убили, а потом его тело таинственно исчезло из морга - и не на пять минут, а, казалось, навсегда. И это непонятно: сейчас действие детективных телефильмов наполовину проходит в моргах, а там такие страхи творятся! Но почему-то с самого начала этой истории я был уверен, что она просто так не закончится. Да, через некоторое время дерзкие строчки исчезли с сибзаводского забора.
И, показалось, не строчки исчезли (их закрасили), а как бы исчезла любопытная часть омской литературной истории (да и не только омской: я что-то не припомню, чтобы на заборах цитировали даже Маяковского или Есенина!)
И что же? Через полгода случилось нечто немыслимое: строчки на заборе появились снова. Чертовщина продолжалась. Если посмотреть на эту ситуацию с позиции «Кладбищенских историй» (написанных одновременно от имени Бориса Акунина и Григория Чхартишвили), то получается, что оживший (!) Кутилов явился ночью на Красный Путь и восстановил порядок. Мистика? Но через полгода ожившие строчки вновь будто дождем смыло. Жаль, что их никто не сфотографировал. Но звонил телефон, и член совета музея Кутилова Анатолий Тихонов доложил мне, что он, предчувствуя некую фантасмагорию, успел запечатлеть строчки на сибзаводском заборе на мобильник. Потом Анатолий сказал, что они обязательно появятся снова. И я верю, что он прав! Жду...
Адий прожил большую, трудную и беспорядочную жизнь. О ней не расскажешь и тем более не объяснишь. Однако моя обязанность - сделать это: ведь я один из немногих, кто знал и дружил с Кутиловым.
Официальное мнение о Кутилове было предельно уничижительным: бомж, бродяга, выпивоха тунеядец, даже кандидат в фальшивомонетчики, свой человек в психушках, исправительно-трудовых колониях... Такой набор «достоинств», казалось, не отмыть за целый век. И, видимо, не случайно более пятнадцати лет в своей короткой жизни Адий проходил в «черных списках» очень серьезных организаций. Ну а реальная жизнь Кутилова была еще страшнее: он был убит в колодце теплоцентрали; после судебно-медицинской экспертизы труп был отправлен либо в морг, либо на кафедру мединститута, либо в печь. И случилось нечто страшное: след кутиловского тела... пропал. И не на один день, не на неделю, а на многие годы. Правда, ходили слухи, что кутиловские органы (сердце, почки и т.д.) хранятся в банках с формалином, что скелет поэта-отщепенца используется как учебное пособие в мединституте. Жуть!! Ну а как было на самом деле?
Стихи о… карбюраторе
Итак, 1965 год. В кабинет Дома печати не вошел, а шаровой молнией влетел добрый молодец из русской сказки, в новеньком полушубке. Не в дубленке, а именно в полушубке, сшитом по «теплым» сибирским технологиям. Поздоровавшись, он положил передо мной три листочка, исписанных каллиграфическим почерком.
[600x375]
Стихи? - спросил я.
- Почти.
Я отодвинул свои бумаги и стал читать сочинения гостя. Через минуту я просто обалдел от удивления: незнакомец принес стихи, но о чём?!
- Ну, ты даешь, старик! - развел я руками... Напомню, в 60-е годы обращение «старик» было не только модным, но и одновременно признанием человеческих талантов.
- А что такое? - незнакомец явно ожидал иной, более определенной оценки.
- Ну кто же пишет стихи о карбюраторах?!
Да, друзья мои, занимаясь на каких-то автокурсах, Кутилов написал вирши о работе карбюратора, да так душевно, явно возвышенно, поэтично написал, будто о любимой девушке, нервно и глубоко дышащей на первом свидании. Меня поразил язык стихотворения: каждое слово - будто на заказ... Эх, знать бы заранее, как развернется во времени странная кутиловская судьба, взбудоража очень многих людей, я бы, конечно, не просто сохранил «карбюраторное» сочинение, но берег бы его как зеницу ока, потому что в тех трех страничках, вызывающих улыбку, была спрятана одна из тайн кутиловского таланта.
Впрочем, многие (а скорее всего, все) стихи Адия надо было хранить, чтобы потом не клеймить себя: «Какую драгоценность потерял!» У меня каким-то чудом сохранился номер «Молодого сибиряка», посвященного работе XXVI городской отчетно-выборной комсомольской конференции. Отбор материалов в тот номер, вышедший накануне XXV съезда КПСС, был строжайшим, однако на его полосах было опубликовано стихотворение Кутилова - и вовсе не о карбюраторах, а о высоких моральных материях. Вот оно:
Не пойму я тебя, иноверца,
наши взгляды давно разошлись.
Расстоянье от сердца до сердца -
может, час, может, целая жизнь.
Через чашу добра и порока,
сквозь уступки, тычки и долги...
А прямая до сердца дорога
не длиннее вот этой строки.
Фантазии на Парнасе
Каково?! Стихотворение - не шедевр, но украсило бы полосу любой газеты. Но, увы, Адия всё реже и реже публиковали, хотя его стихи удивляли все больше. Я никогда не забуду случай на заседании литературного объединения: при обсуждении лирических попыток одного начинающего пиита он, защищаясь, по его мнению, от чрезмерных требований критиков, встал и промямлил:
- Что вы, ребята, я и не собираюсь писать как Пушкин...
И тут неожиданно встал другой новичок - Кутилов - и отчётливо рубанул:
- А я вот хочу писать как Пушкин!
Ну, члены объединения - людей ироничные, разумеется, посмеялись, чтобы замять восторженный – «пушкинский» - замах у паренька из деревни. Но Кутилов не шутил: он писал легко, без труда находил оригинальные запевы каждому стихотворению. Вот как, например, он рисует «казармы на Парнасе»: у него «Евтушенко со свиданья крадется мимо старшины"; а «за казармой Грибоедов из пистолета бьет ворон»; там «Вознесенский прячет очи, еще хмельные от любви». Конечно, эти строчки, прочитанные с эстрады, обязательно вызовут улыбку, но Кутилов вдруг приводит на парнасский финал - представляете только - живого Пушкина.
Ну-ка, оцените:
Но вздрогнет заяц на опушке,
но веткой белочка качнет.
Но скрипнет дверь, и выйдет Пушкин,
и кружку снега зачерпнет.
И ты, читатель, понимаешь, что образ поэта, жующего холодный снег, уже никогда не выветрится из твоей памяти, потому что поэт как бы срисован с реальной ситуации. Александр Сергеевич сидел за столом в Михайловском, вникая в тяжелые раздумья царя Бориса Годунова или помогая Татьяне Лариной сочинять письмо Евгению Онегину. Письмо, в котором не только слово, но и каждая запятая важны. Наконец, поэт поставил точку, вышел на мороз, чтобы хоть чуть-чуть остыть от огненной лавы мыслей. Поэта, зачерпывающего снег, Кутилов увидел, а не придумал!
Расцветай, «Ромашка»!
И невольно тянешься к книжечке миниатюр «Ромашка», чтобы посмотреть на драму Пушкина. Ему, который был с музами на «ты», надо было садиться за письмо Дантесу и написать его так, чтобы не затронуть честь Натальи Николаевны. И в «Ромашке» Адий клеймил самодовольство Дантеса, который потом всю свою жизнь высокомерничал: вот я каков, не побоялся убить русского гения!
Ромашка - дрянь!
Я ж свет познал …
Таких жар-птиц
сбивал в полете!
Таких поэтов корчевал!
А вы - ромашку мне суете!
«Живой классик» Евгений Евтушенко назвал цикл миниатюр «мозаикой шедевров» Кутилова. А потом добавил: "Играющая всеми цветами радуги «Ромашкиада" поражает меня, как многоперсонажный спектакль, сотканный из коротеньких монологов, характеризующих самых разных героев истории с 99-процентным попаданием в яблочко, что почти невероятно".
Когда-то была популярной литературная игра: пародист брал известный сюжет, скажем «Колобок» или «Красную Шапочку», и переписывал его в стиле Р. Рождественского или Б. Ахмадулиной. Кутилов и здесь поступил по-своему. Он поставил перед собой задачу рассказывать о героях своих миниатюр через их отношение… к ромашке. Но так, чтобы сцены были психологически оправданы. Оцените: полководец Суворов сначала объясняется в любви скромному цветку:
- Помилуй бог, какая прелесть!..
Ромашка, ты ли это, ты?
А потом обращается к солдатам:
- Ну что, ребята, насмотрелись?..
Вперед! За русские цветы!
А вот монолог полководца Кутузова:
- Ромашковое поле?
Сей знак для нас хороший...
Ну, с богом, брат де Толли!
Давай, Багратиоша!
В первом сборнике стихов Кутилова "Провинциальная пристань" (1990 г.) было опубликовано 15 «ромашек»; в «Скелете звезды» (1998 г.) - уже 51 "цветочек", а в специальном издании «Ромашки» (2011 г.) – оцените-ка! - 82 портрета, от Христа и Евы до ЭВМ. Увеличение числа «ромашек» более чем на три десятка - серьезное достижение помощников музея Кутилова. Думается, что число «ромашек» еще увеличится, потому что немало их спряталось в черновиках Кутилова. Кроме того, поэт стал пробовать выходить на одно имя дважды-трижды. Да, «ромашки» были рассчитаны на улыбку, но вдруг появился «Неизвестный солдат":
«Ромашка», откликнись
сквозь время и смерть!
Один я остался на свете…
«Ромашка», «Ромашка», «Ромашка», ответь!..»
«Ромашка» уже не ответит…
Интересно, что мы прочтем в кутиловских «ромашках» завтра? И как хотелось бы услышать монолог поэта о секретах выбора героев для «Ромашки». Ведь они такие разные, неожиданные, ну, например, Борис Годунов, Страдивари, Эйнштейн, Анна Каренина, Петр I, Шерлок Холмс, Чингис-хан, Хрущёв...
А в перспективе - конкурс, да, именно конкурс среди поклонников творчества Кутилова: на лучшие «ромашки» и достойное продолжение цикла миниатюр. А что касается «маловероятности» уровня мастерства Адия, об этом не надо беспокоиться - это обычная кутиловская норма. Скажем, стихотворение «У Гуляй-ручья» кажется простым, прозаическим: двое «друзей» живут в лесу, у ручья, но кончается оно прямо-таки гениальным афоризмом: «Добро можно делать и одному, а для зла - нужны двое». И Евгений Евтушенко, прочитав стихотворение, немедленно включил его в антологию русской поэзии на английском языке. Вот так!
Кстати, Евгений Александрович очень много сделал для Кутилова, чтобы вытащить его на свет божий из провинциальной тьмутаракани. В 1996 году в свет вышел тысячестраничный том "Строфы века". В той полупудовой книжище были опубликованы стихи 875 русских поэтов XX века. Евтушенко, будучи составителем антологии, отменил (!) деление поэзии на дореволюционную, советскую, диссидентскую, «самиздатовскую» и эмигрантскую.
Составитель «Строф века» пропустил в вечность омичей - Иннокентия Анненского, Георгия Вяткина, Павла Васильева, Петра Драверта. Роберта Рождественского, Леонида Мартынова. Всё это литераторы известные, знаменитые, некоторые из них - без сомнения - классики. И вот среди этой «могучей кучки» появился беспородный рифмач с безобразной фамилией Кутилов, отметьте, из села Бражникова. Нарочно не придумаешь! И вот ему составитель отдал почти четыре драгоценных страницы «Строф века», а своему учителю Мартынову, входящему в десятку лучших поэтов, - восемь (!) страничек. Разумеется, прозорливость Евгения Александровича была отмечена и в легендах, и в критических статьях.
В конце XX века
Было так… Первый раз Евгений Евтушенко прилетел в Омск в январе 1989 года. Об Омске он знал немного: «Ну, Колчак, ну, Достоевский, ну, Врубель, ну, учитель поэтов Серебряного века Иннокентий Анненский...» Но сначала гость отправился в запасники музея искусств. Там он буквально наткнулся на работы молодых талантливых художников; потом поэт - любитель живописи - провел ночь в их мастерских... за одной, второй, третьей… «рюмками чая». Но поклонники Кутилова времени не теряли: они без конца читали гостю стихи поэта, который тоже, как и «живой классик», родился в Иркутской области. И хотя Адия тогда уже не было на свете, но его официальные характеристики всё ещё витали над ним, а согласно им Кутилов, повторяю, был и бомж, и тунеядец, и алкаш, и бродяга, и даже кандидат в фальшивомонетчики, постоянный пациент психушек, обитатель исправительно-трудовых колоний... Характеристик явный перебор, ибо и одной из них было достаточно, чтобы потопить любой литературный «Титаник».
Впрочем, Евтушенко, сам не раз попадавший в «черные списки», не обращал особого внимания на те убийственные характеристики. Но позднее, вспоминая свой визит в Омск, поэт писал, что омские художники буквально зачитали его стихами своего любимого Кутилова. На самом деле было так: стихи москвичу читал омский поэт Александр Бекишев. После очередного сеанса чтения Саша аккуратно вкладывал в карман гостя подборку кутиловских стихов. Но Евгений Александрович, расслабившись от сибирского гостеприимства, всё-таки сумел забыть кутиловские вирши сначала в одной из мастерских, потом - в другой, третьей...
Но мы решили-таки довести «операцию» по публикации стихов Кутилова до серьезного финала, - рассказывал мне Александр Бекишев. - Дошло до того, что я полетел в Москву, приехал в литературное Переделкино. Там меня встретил высоченный забор дачи, за которым скалили зубы огромные псы. Я настойчиво позвонил, к воротам вышла женщина: «Евгения Александровича нет…» Я, чуть ли не на коленях, попросил передать забытую им в Омске подборку стихов. А потом художники Владимир Владимиров и Евгений Герасимов неоднократно звонили поэту в Переделкино, а может быть, и в далекую Америку, напоминали: не забывайте нашего Кутилова, мужик, мол, попал в патовую ситуацию, все против него, а значит, и против нас, и, простите, против поэзии. Вот так наш земляк попал суперантологию и встал рядом с Маяковским, Есениным, Пастернаком, Ахматовой и другими гигантами российской поэзии. И попал в антологию не по знакомству, а заплатив за такую честь своею жизнью.
Шик… в два матраца
Немало лет прошло со дня гибели Кутилова. В июне 1985 года его тело нашли в колодце теплоцентрали - как раз на углу мощнейшего здания Омского государственного университета путей сообщения. Туда, на задний (левый) угол ОмГУПСа, в свое время меня привел Геннадий Великосельский. Но тогда и он попал в затруднение: там, на углу, было пять колодцев, закрытых тяжелыми чугунными крышками. В котором же погиб Кутилов? Потом там была проложена железная дорога для учебного поезда с вагонами с научно-экспериментальной аппаратурой. Но тот, трагический угол остался на месте, как раз в конце коротенькой Полковой улицы. Вот на тот угол и направлялся Адий поздней осенью 1970 года, когда встретил меня на пересечении улиц Маяковского и Полковой.
Мы обрадовались встрече, сели в автобус и покатили на ночной железнодорожный вокзал. Там купили «огнетушитель» портвейна, вышли на проспект Маркса и, попивая гремучую смесь из горла, пошли назад, к центру города. Долго стояли у парадной проходной завода имени К. Маркса, но когда пробило три часа ночи, я пригласил Адика в общежитие Юнгородка, извинившись, что не смогу предоставить гостю "трехзвездочные" постельные принадлежности: есть койка и два матраца.
- У тебя два лишних матраца? - вопросил Адик. - Шикарно живешь!
Сегодня понимаю, что в колодце теплоцентрали моему приятелю приходилось спать на тонком слое тряпья. И общежитские матрацы (один под себя, другой сверху) были для Адика фантастической роскошью... Понимаю, что пишу малозначимую чепуху, но меня оправдывает то, что это - правда. Ведь сколько было написано о Кутилове, и почти все оказывалось пустяком. Почему? Да потому что среди «биографов» Кутилова были люди, даже не видевшие поэта. Знал я и тех, кто был знаком с Кутиловым и его творчеством. И что же? Один из них сравнивал «бродягу» Адика с поэтом и разбойником средневековой Франции Франсуа Вийоном. Зачем? Чтобы показать свою начитанность? Знаком я и с учеными статьями теоретиков, жаждущих хоть в чём-то сравнить Кутилова с Иосифом Бродским. Ну разве трудно было догадаться, что правду о Кутилове могут рассказать только люди, которые знали Адия не менее года - полутора лет, и знали не только по стихам, а работали с ним, общались по делу?!
Впервые за «колючкой»
И вот в мае 2007 года я был приглашен в Омский технический университет на вечер памяти поэта трагической судьбы. В актовом зале, на заднике сцены, висел плакат: «Добро можно делать и одному». Это был запев гремучего кутиловского стихотворения, столь поразившего Евгения Евтушенко. Вспомните, финал стиха звучит так: «А для зла нужны двое». И как здесь не вспомнить, что многие кутиловские строчки по остроте и отточенности доведены до ранга жизненных формул. Вспомните, например, следующее четверостишие:
Поэзия – не поза и не роль.
Коль жизнь под солнцем –
вечное сраженье,
стихи - моя реакция на боль,
моя самозащита
и отмщенье!
И разве эти строчки - не ответ на странные зигзаги жизненного пути Адия Кутилова? И драматург, которого привлечет фантастическая судьба Кутилова (а в ней чердаки, колодцы теплотрасс так странно переплелись со стихами), получит в свое распоряжение богатейший материал, чтобы возвести из него современную философскую драму, по напряженности равную шекспировской трагедии. И пьесу можно будет начать с момента появления Кутилова в исправительно-трудовой колонии номер восемь. Для справки: ИТК-8 находилась в районе завода синтетического каучука. В свое время в ней отбывал срок - за маму и за папу - великий ученый Лев Гумилёв. Добавлю: мама у него была знаменитой поэтессой Анной Ахматовой, а папа - расстрелянный офицер и поэт Николай Гумилев. После Великой Отечественной в ИТК-8 мог обосноваться Александр Солженицын, но будущий писатель только переночевал в Омске и проследовал дальше по этапу.
Как вы поняли, Кутилов попал в очень серьезное заведение, но когда Адий появился там, заключённые ИТК-8 расхохотались, подивившись несерьезности обвинений, которые были повешены на судьбу поэта: мол, бродяжничает, выпивает... «Подумаешь, преступление!..»
…Вечер памяти поэта организовала Нина Николаевна Салохина, методист технического университета по воспитательной работе. Она проводила со студентами различные поэтические вечера. И была права: какой же ты инженер, если не любишь и не знаешь поэзию?! Но в тот раз Нина Николаевна пришла на вечер с сюрпризом - рассказом о своем преподавании в школе при ИТК-8. Заключённые проходили «исправление» в процессе труда - изготовления тары для торговли. Но Кутилова, когда он в начале 1971 года был определён в колонию, решили использовать в должности библиотекаря. И Салохина была первой свидетельницей жизни Кутилова за решеткой. Вот что она рассказывала мне:
- Аркадий Павлович не только выдавал книги читателям, но и готовил литературу и наглядные пособия для проведения уроков в школе. Держался он скромно, но независимо. Чувствовалось, что живет в своем мире, в который никого не допускает, равнодушен к окружающей лагерной жизни. Он производил впечатление человека, каким-то нелепым и необъяснимым образом оказавшегося в этой странной обстановке, обнесенной колючей проволокой. Кто знает, какие бури бушевали в его душе?! И он использовал каждую минуту, чтобы остаться в одиночестве. Удивительно, но начальство колонии не возражало, что библиотека как бы стала квартирой и рабочим кабинетом заключенного Кутилова. Здесь он работал, здесь отдыхал, писал свои стихи, устраивался на ночлег на библиотечных столах. Позже я с удивлением узнала (и, конечно, порадовалась факту), что время, проведенное Кутиловым за решеткой, было самым плодотворным в его творчестве…
- А как вы, Нина Николаевна, попали в эту «колониальную» историю? – спросил я.
- Судьба так распорядилась. Начинала я учебу в Ленинградском педагогическом институте, потом перевелась в красноярский пед. Я была женой военного, ездила с ним повсюду, так и оказалась в Омске. Неожиданно муж умер, мне предложили должность директора средней школы, но она была слишком далеко, а у меня двое детей, да мне еще хотелось заняться наукой. И неожиданно вынырнул вариант школы при ИТК-8. Планировала поработать в ней временно, а отслужила «педагогике за колючей проволокой»… 28 лет. Секрет прост: в той школе зарплата была довольно высокой, и я сумела выучить и, что называется, поднять детей. И сегодня моя дочь, Ольга Павловна Кузнецова, – проректор технического университета, доктор экономических наук. Сын, Николай Павлович Салохин, кандидат философских наук, готовится к защите докторской диссертации.
Но вернемся в ИТК-8 - в школу и библиотеку и, конечно, к Адию Кутилову. В школе были суровые правила, однако поэт рискнул и дал почитать свои вирши педагогине. Нина Николаевна могла и не взять поэтическую тетрадку, потому что этот ее жест тоже был под запретом. Но жизнь потому и продолжается, что люди нередко позволяют себе лишнее и запрещенное. Да-а…
Память – странная вещь. Казалось бы, чем больше лет прошло, тем меньше помнится. Ан нет! Какие-то жизненные моменты с годами все ярче прорисовываются, прямо-таки как на фотобумаге в растворе проявителя. Вот так и в судьбе Нины Николаевны. Смотрите-ка…
- Аркадий Павлович был хорошим художником, и он запросто, играючи помогал мне оформлять стенгазеты. Хороши были кутиловские творения, их бы сохранить не мешало, но увы, они тоже были «секретными»… А еще я, председатель учительского профкома ИТК-8, постоянно обращалась к нему с просьбой: напишите, мол, стихотворное поздравление ко дню рождения того или другого педагога школы…
Адий никогда не отказывал. Но, к сожалению, сохранилось только одно поздравление, посвященное преподавательнице русского языка и литературы Любови Васильевне Каплюченко. Вот оно, во всем блеске поэтической импровизации:
И каждый год, как раз в начале мая,
В литературе - радостный подъем:
Куда-то Байрон весело шагает,
Идет Тургенев, как всегда, с ружьем…
Толстой. Белинский. Гоголь тройкой правит,
В каретах едут, тянутся пешком…
Спешат Любовь Васильевну поздравить
Некрасов, Блок, Есенин… и местком.
Пришло письмо. Вот текст его короткий:
«Жаль, не могу прийти поздравить сам…
Хвала твоей пружинистой походке!»
И подпись: «Вдрызг влюбленный Мопассан».
И падает Обломов с книжной полки,
Крича спросонья: «Стой! Держи! Лови!»,
Когда салют тургеневской двустволки
Гремит во славу пламенной Любви!
Рядом с кандидатом в «президенты»
Уникальная память Нины Николаевны хранит и сугубо сентиментальные минуты жизни Любови Каплюченко. Когда уже не было на свете Кутилова, а она сама давно привыкла к пенсионной жизни, в 2005 году – неожиданно для всех – вышел на телеэкран фильм «Кто такой Аркадий Кутилов?», снятый 12-м телеканалом. Любовь Васильевна хлопотала на кухне и вдруг услышала фамилию Кутилова, вошла в комнату, увидела на экране Адия и, конечно, тут же вспомнила автора того прекрасного поздравления, а узнав о его судьбе, заплакала; так и простояла в слезах, пока фильм не закончился.
И еще помнит Нина Александровна такое, что и представить невозможно. Я расскажу... Когда Адий был освобожден, он нередко приходил ко Дворцу нефтяников, откуда отходил автобус с педагогами, преподававшими в «школе за колючей проволокой». И меня постоянно мучает вопрос: зачем к тому автобусу приходил Адий? Ностальгия? Ностальгия по библиотеке, в которой ему так легко сочинялось и спалось на голых столах?
Недавно я узнал, что Кутилов собирался написать роман о житье-бытье в колонии, как бы свой «Один день Ивана Денисовича». Ну что ж, перед его глазами прошло немало людей с поломанными судьбами. Почему бы не написать?
А Нина Николаевна поведала мне, что вслед за Кутиловым в ИТК-8 (в 1971 году) прибыл (или поступил?) некий Лев Убожко. А у него была поистине львиная биография. Утверждают, что за его плечами было два высших образования (и дипломы, разумеется, имелись!). Он целыми страницами цитировал классиков марксизма-ленинизма с последующим их критическим разбором и выдвижением своих тезисов. Убожко и Кутилов встретились и стали общаться, ища друг у друга взаимопонимания, столь дефицитного в заключении. Но руководство ИТК-8 сообразило, что дружба поэта и политика в столь напряженной обстановке приведет к идеологическому взрыву. И Убожко отправили в другой город.
[468x700]
Но в пьесе, о которой мы заикнулись, можно было продвинуться максимально близко к «взрыву». А какие для «взрыва» были возможности? Лев Убожко был одним из лидеров Демократического союза, но ушёл из него, рассорившись с Валерией Новодворской, переспорить которую, видимо, так и не удалось. Говорят, что Лев Убожко создал свою партию, кажется, консервативную и даже - внимание! - выдвигался на пост президента России. Можно только гадать, во что бы вылилось знакомство Кутилова и Убожко. Но Адий был практически равнодушен к политике, он знал о своем высоком поэтическом предназначении. А Лев Убожко, разумеется, был сметен бурной выборной компанией и умер где-то в начале XXI века. А Кутилов был убит задолго до этого, так и не узнав о столь фантастическом взлете читателя своей библиотеки. Взрыва двух «критических масс» не получилось, политико-поэтический детектив не состоялся, однако все может быть в драме «Кутилов из Бражникова»…
История сборника «Я - Магнит»
В марте 1993 года я получил пригласительный билет на выставку рукописей и рисунков Кутилова. Сначала я даже не хотел идти на вернисаж, ибо считал себя большим знатоком творческого наследия поэта и художника. Но когда вошел в выставочный зал «Омтора» (Красный Путь, 18), вздрогнул от неожиданности. Еще бы!! На центральном стенде я увидел гору (!) записных книжек, блокнотов, тетрадей и другого канцелярского добра. И мне сразу вспомнилась странная история: мол, когда Кутилову приходила блестящая мысль или рифма, а рядом не оказывалось блокнота, он не задумываясь записывал их на страничках паспорта.Оцените, мол, какая творческая ярость овладевала поэтом!! В горе блокнотов, исписанных каллиграфическим почерком, лежали и самодельные поэтические сборники, сработанные руками Кутилова. Он так мечтал о стихотворном сборнике, изданном в типографии! Но там ему, увы, не светило! А как поэту прожить без подарочной книжицы любимой девушке?! Тогда Адий «выдохнул» несколько десятков рисунков, поместив их на четных страницах своей желанной книги. А для нечетных страниц сочинил оригинальные стихи. И не просто написал абы как. Вот, например:
Гойя…
Он королев
держал в плену,
хотя не тронул
ни одну…
Гойя…
А с башмаков его
пыльца –
для пудры
властного лица.
Он брал за горло
цвет и свет…
Ему сам демон
был сосед…
Гойя…
Каково? А ведь эти строки - не шутка. Потом Адий рисует что-то «летающее» для четной страницы, а для нечетной - опять пишет стихи. И какие!!
…Ну что вы!..
В полет –
не годится…
Дай бог,
чтоб яиц
нанесла…
Хоть курица
все-таки
птица,
но дело
в устройстве
крыла…
Мне рассказывали, что несколько сотрудниц районной газеты спорили: кому посвящены эти легкокрылые строчки?! А Евгению Евтушенко очень понравились вот эти вирши:
Петух красиво лег на плаху,
допев свое «кукареку», -
и каплю крови на рубаху
брезгливо бросил мужику!
Ту рукописную самоделку ждала невероятная судьба. Книжица была подарена женщине, которая - да - симпатизировала Адию. Еще бы: рядом с женщинами он мог позволить себе быть великим поэтом и блестящим гусаром. Что говорить, даже милиция, постоянно охотившаяся за Адиком, нередко сдавалась перед напором его таланта и обаяния… Ну а та женщина с благодарностью приняла редкостный, уникальный дар, но не стала кричать о нем на всех перекрестках, хотя знала, сколько людей сделали себе имя – все равно как – ругая или хваля Адия. Но настоящие недруги поэта не ругали и не хвалили его. Они сделали все, чтобы о Кутилове не было ни слуху, ни духу. Конечно, это тоже надо уметь…
Итак, самодеятельный сборник «Я – Магнит» пролежал в секретном ларце той женщины многие годы. А когда та прекрасная дама стала прихварывать, на поэтическом горизонте появился Владимир Константинович Ястребов – доктор медицинских наук, профессор НИИ природно-очаговых инфекций, большой поклонник поэзии и собиратель книжных раритетов. Для таких увлеченных людей нет секретов: лет через пять профессор снова пришел в гости к той даме. Между ними состоялся очень серьезный разговор. Главное: они договорились сделать из созданной в одном экземпляре самоделки многотиражную книгу, которая практически повторяла авторский - кутиловский - вариант. Только составитель Ястребов добавил в книгу коротенький рассказ о поэте и художнике и проинформировал о содержании сборника. Весомая творческая находка Владимира Константиновича - включение в типографский вариант текста радиокомпозиции «Тихая моя родина», написанной Кутиловым и прозвучавшей в эфире 23 июня 1969 года.
В 60-х годах Адий был частым гостем Омского радио, но в его фондах сохранилась только эта радиокомпозиция, подготовленная старшим редактором художественного вещания Инной Антоновной Шпановской. К счастью, все-таки сохранилась, потому что она украсила новорожденный сборник «Я – Магнит», а проза у Кутилова особая, поэтическая (вспомните хотя бы его «карбюраторную историю»).
В создании современного варианта «Магнита» принял участие выдающийся омский микроминиатюрист Анатолий Иванович Коненко, сканировав кутиловские рисунки. Издательство «Русь» отпечатало сборник заметным тиражом. Но Анатолий Иванович – этот гений миниатюры – создал только в одном экземпляре микрокнигу «Я – Магнит» и подарил ее школьному кутиловскому школы. А впереди - удивительные планы и реальные дела!
«Человек из ада» рисовал богинь
На кутиловской выставке-93 были представлены экспериментальные рисунки, пока не понятые до конца или еще не доведенные до завершающего штриха или мазка. Были там и рисунки на стекле, и послевоенные «лебеди» на клеенке, которые, да, когда-то кормили парнишку из бражниковской семилетки. И еще там были – это будет трудно представить людям, смотрящим на Кутилова свысока, отрицающим его талант, да, там выставлены великолепные (внимание!) иконописные работы – с глазами святых, такими чистыми и строгими и обладающими чуть ли не лазерной проникающей мощью. И кто же поверит, что эти небесные создания когда-то увидел «человек из ада»?!
Родители выбрали своему сыну редкое имя – Адий. Его женский вариант – Ада – встречается чаще. Кутилов же стал появляться в печати под псевдонимом Аркадий Магнит. В приватных беседах я не раз иронизировал над его некоторой тягой к лжекрасивостям. А порой говорил ему вполне серьезно: мол, ты напрасно разбрасываешься родительскими драгоценностями: «Имя Адий под забором не валяется, а фамилия - Кутилов - вообще оценивается по распутинскому разряду».
…Я кружил и кружил по залу, никак не мог наглядеться, снова и снова делая удивительные открытия. Кальку, будто измазанную кровью, я увидел сразу. Она висела под портретом Кутилова. Подошел ближе: калька была исписана мельчайшим почерком, пастой красного цвета. На клочке кальки поместился текст двух кутиловских поэм и нескольких стихов. Далеко не каждый смог бы разобрать тот текст невооруженным глазом. Кому-то потребовалось бы увеличительное стекло, а кому-то и микроскоп. А ведь Адик написал эти «кровавые» строки обыкновенной шариковой ручкой. Я особо подчеркиваю этот момент. Почему? Столько охотников развелось, чтобы представить Кутилова «человеком под постоянным хмельком». Но уверяю вас: под хмельком микротекст не создашь! Кутилов вынес эту «сумасшедшую» ценность из мест заключения, спрятав в тайнике, вырезанном в каблуке стоптанного ботинка.
Фото из архива автора и Сергея Сапоцкого
Автор: Виктор ЧЕКМАРЕВ
Ссылки по теме: