[153x234]
видел сквозь грязные сугробы, сквозь стеклянные стены домов, в которых кишат и слипаются тела, всю ночь видел тебя. Ты танцевала босая с валерьянкой в голове, часы всё шли. А я нет.
Я сидел спиной к мёртвой батарее и слушал календарь. Он сказал: «Доживёшь». Поверил. Кто-то из угла спросил: «А не сжечь ли нам весь этот хлам?» Доверился. И уже без остановки, без права на хрип, прыгал через огонь, в котором горели:
так и нераспечатанные письма, письма от тебя;
наша, канувшая в небытие весна;
бутылки, джины из которых разлетелись и теперь шлют посылки (ножи, верёвки, мыло, колы осиновые) и всё зовут.. говорят, там лучше, чем багамы – но мне жалко забирать тебя у папы, вдруг он окажется правым?..;
горело чужое маскарадное бельё, бессовестно присвоенное мной;
дымились наркотические вещества (не будешь больше няней для обкуренного малыша!, обещаю);
пылали фото, съёживались карты (а это значит автостоп забыт, оставлен)
….ещё одно такое «обещаю» перед собой, но для тебя, и я сойду сума!
Костёр залили. Дверь заколотили. Мы не увидимся до весны. Не хочу, обещайте, заклинаю!, смотреть на то, как сам себя спасаю - зрелище не для слабонервных. А Ей передайте: «Он в срочной секретной командировке, на переговорах с Весной. Чтобы она пришла именно такой:
настоящая, не подсмотренная, про наши ладошки и карусели, голубую воду и беспечность; небывалая, взглядом на солнце сквозь цветные стёклышки; скачущая желтыми смайлами, в четыре руки скрученным бумажным самолётиком улетающая.
Я буду с поталым крем-брюле и с моторчиком, когда станет немножко теплее. Только ты дождись, не простудись, сидя на каменном пороге моего зимнего заколоченного дома.