Не знаю, как у вас, а у меня - ещё с дошкольного прочтения "Руслана и Людмилы" - фамилия её автора не отождествлялась, никак не увязывалась с чем-то воинственно грохочущим.
Хотя эксперты, справочники, словари единодушно утверждали и утверждают, что такая версия происхождения фамилии наиболее естественна: у нас-де половина населения этим оружием воюет, а другая - бОльшая - половина его и боеприпасы к нему производит.
"Артиллерия, понятное дело, - бог войны, - размышлял я. - Но тогда вокруг меня должны были жить люди с фамилиями Жерловы, Стволовы, Снарядовы, Затворовы, Лафетовы, Банниковы и иными похожими. А я их что-то в обилии рядом нее замечал".
С другой стороны, сам поэт к этой теме обращался неоднократно: "Горит восток зарёю новой. Уж на равнине, по холмам грохочут пушки. Дым багровый кругами всходит к небесам ... ".
И всё же что-то во мне инстинктивно сопротивлялось военно-армейскому толкованию, отторгало его.
И вот недавно в передаче ТРК Союзного государства, маститый эксперт из Минска сообщил, что - согласно достоверным, подтверждённым документами данным - предки Нашего Всего по мужской линии жили в Белоруссии и что прозвание (т.е. предмет, от которого произошла фамилия) с языка народа этой страны переводится на русский как "коробок", "коробка".
Это объяснение и развеселило, и обнадёжило. "А что же нам говорит близко белорусскому родственный язык?", - заинтересовался я и посовещался с польско-русским словарём. В нём написано:
"puszka - 1) коробок, коробка; 2) банка, склянка; 3) кружка".
Последнее толкование мне показалось милее всех остальных, тем более что и Александр Сергеевич говаривал: "Выпьем, добрая подружка бедной юности моей. Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей".