Я два раза нажала на звонок. Когда подходила к подъезду, отметила, что в гостиной работает телевизор, в прочем, это было слышно и через дверь. Подождав немного, нажала еще раз – никаких признаков жизни за дверью слышно небыло. Я тяжело вздохнула и принялась выковыривать ключи со дна потертого рюкзака цвета хаки. Почти бесшумно открыла дверь, скользнула в квартиру. В полной темноте сняла пальто, нащупала вешалку и взвалив рюкзак на плечо, направилась в свою комнату. По дороге заглянула в гостиную – старики спали, каждый в своем кресле, виртуозно исполняя свои партии храпа. Блики телевизора делали их лица мертвенно-восковыми. Я немного прикрутила звук и продолжила свой путь.
Я была рада наконец-таки избавиться от своей ноши, набитый до отказа рюкзак – штука не из приятных. Отфутболив его под стол, завалилась на кровать. Повтыкав несколько минут, сбросила сапоги, потянулась за баночкой из-под детского питания, которая служит мне пепельницей. Подкурила, сделала несколько затяжек, включила бра.
Мизантроп сидел на краешке письменного стола и облизывал руки. Он и так не блистал красотой, но сегодня, еще и при свете бра, выглядел как-то особенно. Седые паклеобразные патлы свисали жирными сосульками, в бороде застряло несколько крошек. Морщины, под глазами – синяки, рассыпанные по всему лицу бородавки отбрасывали тени, под ногтями собралось больше грязи, чем обычно. Левая щека была перечеркнута двумя смачными царапинами. Если бы не смехотворный рост – он едва достает мне до колена – его можно было бы назвать страшным.
- Опять сахар пиздил? – спросила я его, выпуская тонкую струйку дыма в потолок.
- А тебе жалко, что ли? – прогнусавил он.
- Вовсе нет, что ты. Особенно я рада поделиться сахаром с... – я хотела сказать «человеком», ну, какой же он человек? – С тем, кто украл мои черновики.
- Неправда, это мои черновики. Это ты их у меня украла и на русский перевела...
- Чем докажешь?
- Могу предоставить оригинал на тари! – с этими словами он достал из-за пазухи листок, видимо, вырванный из моей тетради по схемотехнике, и кинул в мою сторону.
Вопреки всем законам физики, листок летел так, словно был сделан не из бумаги, а минимум из меди, он описал в воздухе невообразимую дугу и приземлился мне на колени. Обе его стороны были исписаны мелкими витиеватыми символами, посредине красовались два жирных пятна.
- Бесполезно. Мое познание тари ограничивается лишь тем, что я знаю, что есть такой язык.
- А чем ты докажешь, что это твои черновики? – Мизантроп протянул руку и листок медленно поплыл в его сторону.
- Я знаю, что будет дальше. А ты – нет. Но тебе бы очень хотелось узнать, так ведь, Мизантроп?
Я утопила окурок в банке, карлик обижено скривился.
- Почему та называешь меня Мизантропом?
- А как еще можно назвать че.. персону, которая способна на одни гадости?
- Как-нибудь поласковее.
- Это был риторический вопрос. Тем более, я не знаю твоего имени.
- Я же тебе представился: Тир-на-Ног'т, к Вашим услугам. – и он театрально шаркнул дырявым башмаком.
- Ага, а я Тернополь! – я встала и начала перебирать склад пустых пачек, проверяя на наличие забытых сигарет. – Нет, чего уж мелочится, я Лондон! Нет, я – Париж!
- Лондон, Париж... А как же тогда Джек Лондон и Пэрис Хилтон и прочие, которым так же не повезло как и мне?
Я на секунду опешила. Как ни крути, а карлик прав.
- Прости, я как-то не подумала... – сказала я в сердцах, но тут же спохватилась. Черт! Я только что чуть не спасовала очко в его пользу. – Все равно буду называть тебя Мизантропом, до тех пор, пока не отдашь черновики. Понял?
Маленький урод недовольно засопел.
- Ты лучше сигареты помоги найти, хоть какая-то польза от тебя будет.
- Только в обмен на то, что лежит в твоем правом заднем кармане. – его глаза жадно заблестели.
Я машинально сунула руку в карман, там оказался мятный леденец. Отдав его Мизантропу, продолжила свои поиски, он моментально сунул конфету за щеку и присоединился ко мне.
- Это все? – на моей ладони лежало четыре сигареты.
- Еще две пачки под кроватью, в каждой по одной , – ответил он, облизывая губы.
- Домовой, блин, - поразилась я его осведомленности.
- Попрошу не оскорблять! – взвизгнул карлик, - Я бы на месте человека, чьи черновики висят на волоске от гибели попридержал язык!
- А я бы на месте невъебезно крутого мага, умеющего лишь конфеты в воздухе перемещать, и вовсе бы заткнулась, а то я могу и кошку впустить.
- Кошку? Не надо кошку... – вдруг он побледнел, побелел, а после и вовсе растворился в воздухе.
- Тыць-пердыць, твою дрыгало.... – проговорила я растерянно.
- Да, мы и это могем. – полу съеденный мятный леденец покачивался в воздухе, потом пропал. Видимо, Мизантроп опять засунул его за щеку. – Только, к сожалению, непроизвольно.
- Особенно тогда, когда тебя тянет на гадости. Теперь я начинаю понимать, откуда вчера презерватив на тумбочке взялся... Зачем ты это сделал? Ты вообще понимаешь, что ты натворил?
Я уселась за письменный стол, положила ноги на одну из огромных свеновских колонок, подкурила сигарету и откинулась на спинку кресла. Мизантроп молчал. Я продолжала упреки:
- Очень приятно: мальчик поднимает глаза после первого поцелуя и видит в пределах досягаемости презерватив. Слава Богу, у него есть чувство юмора.
- Прости, я не произвольно.
Он появился рядом с офисным стулом, на котором я сидела. Виновато переминаясь с ноги на ногу, мял свою бороду и жалостливо заглядывал мне в глаза. Я почему-то подумала о шоколадной конфете в маленьком кармане рюкзака, которой меня сегодня угостил одногрупник, а я не успела съесть.
- Пожалуйста... – на его лице появилась виноватая улыбка. – Ну пожалуйста...
Так, значит, мы еще и мысли читаем. Или это к «прости» относится? Между прочим, очень легко проверить.
- Можешь взять.
Карлик с пыхтением бросился под стол, уже через секунду я слышала хруст разворачиваемой фольги.
- А с мордой у тебя что? – я знала ответ, но очень уж хотелось уколоть.
- Нелегка борьба за сахар, - ответил он без тени смущения, - я только одного не пойму, зачем ей это нужно, она ведь его не ест. Ей что, жалко?
- За тем же, зачем ты мне вчера гондон подсунул. Из вредности. Ты думал, один гадости делать любишь?
- Я не из вредности, я непроизвольно...
- Как такое можно отмочить непроизвольно? – взорвалась я.
Мизантроп материализовался на подоконнике. Он смотрел в темноту нашего маленького дворика, прислонившись лбом к стеклу. Я еще никогда не видела его таким серьезным. Он тихо заговорил:
- Знаешь, мы, гулей, так же как и фейри, не умеем любить. С той лишь разницей, что фейри не хотят, а мы не можем. Мы не знаем, как это – сгорать от страсти, мечтать о чьей-то улыбке, бороться с банальной похотью или любить чью-то душу. Я не знаю, как это объяснить, но когда ты вчера его целовала, мне стало страшно. Просто... когда ты каждое утро становишься на весы, критически оглядывая себя в зеркало, кривляешься и примеряешь одежду, записываешь зеленой ручкой в изодранный блокнот те романтические байки, которые только что выдумала, обхватываешь розовыми губами желтый сигаретный фильтр, поешь эти глупые песни, дуэтом с кем-то из динамика... ты прекрасна. И если ты будешь делать то, что делаешь иногда по ночам, испуская влажные вздохи и сверкая глазами в темноту, с ним , ты уже не будешь такой... такой особенной, светлой и собственной. Приревновал я, короче.
- Неужели ты думаешь, что я не делаю это с кем-то другим? – я снова подкурила сигарету, что же, придется идти. – Ты же видишь, что я иногда не ночую дома.
- По крайней мере, ты возвращаешься такой же. Иногда даже счастливой. По крайней мере, я этого не вижу. Ладно, иди уже за своими сигаретами. – с этими словами он растворился в воздухе.

Я вернулась из магазина. Кинула на стол блок сигарет и шоколадку в шкаф. На тумбочке лежали мои черновики – тот самый изодранный блокнот и распечатки, полностью исписанные цветными гельками. Я включила комп и принялась работать. В шкафу захрустела фольга.