Апрель радовал солнцем и глубоко синим небом, но в то же время поражал математически точным холодом. С того времени, как он уехал, я не помню ни одного утра, что бы, выходя на работу, я не заметил инея на приподъездной клумбе, заботливо высаженной соседской бабулей.
- А чи не занадто рано, Ядвіго Павлівно? - спросил я, помогая донести ведро для полива.
- А хто ж його, синочку, знає, що нам Бог пошле. Минулого року раніше саджала, а то й гаразд було…
Теперь я с ужасом наблюдал за рассадой, ожидая, когда же она, наконец, перемерзнет и неизбежного приглашения потаскаться с ведрами. Черт меня дернул предложить обратится, если что. Но, как ни странно, рассада очень даже не плохо себя чувствовала – нахально зеленела и тянулась вверх.
И я решил брать с нее пример. Смурить, украдкой перебирая каждый сон и каждую фантазию, взвешивать каждое слово, постоянно боятся сделать что-то не так, прятать под невыспавшимися веками влажные взгляды? Дудки! Он либо будет моим либо нет. Я уже вышел из того возраста, когда добрые феи делают подарки. Сидеть и ждать, когда он сам ко мне придет – глупо. Быть может, он и сам мучится так же, как и я, хотя, по нему не видно. Признаться. Однозначно. Он не сможет сказать «нет», не сможет выбрать другого, не меня. Потому, что я буду лучшим. Потому что я и есть – лучший, потому что я создан для него. Вся жизнь до него была неким бредом, репетицией. Пришло время жить.
И я жил. Первое, что я сделал – купил гитару. Я давно собирался купить недорогое походное весло так, почему бы не сделать это прямо сейчас? Как долго я не касался тонких, нежных, прохладных струн, как долго я не пел, самозабвенно, прикрыв глаза, только для себя, в тишине. Как я мог столько времени жить без этого? И я пел. Как всегда, для себя, но теперь уже во имя кого-то. Дождливыми вечерами разучивал что-то новое, благо наличие Интернета позволяло быстро скачать аккорды, подбирать самому – унылое занятие. Когда погода меня устраивала, я взбирался на свой любимый подоконник на кухне и, свесив одну ногу на улицу, развлекал своими воплями Ядвигу Павловну и Марию Климовну, которые вечно тусовались на лавочке у подъезда. В ход шло все, от старых блюзов до Высоцкого и песен из старых советских кинофильмов. Как ни странно, больше всего им нравились песни Меладзе и Хельги Эн-Кенти, приветствовался «Океан Эльзы». После каждой коды я делал театральную паузу и старухи почтительно хлопали. Когда я пел «Ще врунярься горді Славутові кручі», они обливались слезами и довольно прилично выли со мной в унисон. Особенно было забавно, когда я пел «Ковбоя» из «Человека с бульвара Капуцинов», и шановані панянки вдохновенно тянули «во-о-от они мы, ваши крошки».
В благодарность за вечерние концерты, бабули подкармливали меня всяким вкусняшками. Еще я стал брать уроки кулинарного мастерства у бабы Маши, нагло соврав, что в Киеве меня ждет невеста, и я не хочу, что бы она беременная стояла у плиты, чем заслужил огромное уважение.
Но, тем не менее, предстояло поработать и над внешней оболочкой. У меня было время – начальство решило оставить Кира в Киеве на месяц. Первым делом, я принялся бегать по утрам, каждый вечер ходил в тренажерный зал. Наконец-то я посетил парикмахерскую, сбрил густую бороду, оставив какое-то подобие эспаньолки – тоненькую полосочку на подбородке и едва заметные усики.
- Ти схожий на Хіта Леджера, - сказала мне наша секретарша, смешливая темноволосая девчонка в круглых, как у кота Базилио, черных очках. Казалось, она в них и родилась, без очков ее невозможно было представить, она носила их и в дождь и вечером, а в офисе сдвигала на лоб.
- Це він на мене схожий, - ответил я, не задумываясь, кто это такой.

Пятница, nn, мая. Воздух холодный, несмотря то, что солнце пользуется всеми своими законными майскими правами и даже пытается залезть на территорию тени, запуская туда своих агентов – солнечных зайчиков. Почему Рэндом решил приехать именно сегодня, когда вполне мог протусить все выходные в Киеве? Быть может… Я почему-то испугался этому бредовому намеку на мысль и поспешил засунуть ее, куда подальше. Думать, что он приехал накануне выходных, что бы провести их со мной, у меня просто не хватило наглости.
С самого утра я суетился, словно жена-домохозяйка с многолетним опытом. Прибрался в квартире, постелил на его кровать свежую постель, приготовил ужин. Приближалось время «Ч», я принял душ, побрился. Напевая «Мой папа в жизни не был на Занзибаре», принялся выбирать, чего же на себя напялить – я сегодня должен быть красивый. В отличии от Кирилла, я предпочитаю более удобную одежду – терпеть не могу рубашки, мои полки наводнены всякими футболками разных мастей, в основном, приглушенных цветов, с длинными рукавами. Я выбрал темно-синюю, с длинными чуть расклешенными рукавами и неопределенным рисунком, купленную две недели назад, и просторные голубые джинсы. Обулся в новые кеды от «Мартинса», вместо шнурков, в которых были вставлены синие булавки. Если бы я так одевался в Киеве, давно бы получил по шее от начальства, но здесь я сам – начальство, делай что хочешь. Волосы тем временем высохли и я собрал их в хвост, предварительно расчесав но, критически оглядев себя в зеркале, распустил обратно и немного взбил руками. Теперь детали: фенечка из черного мелкого бисера на левое запястье, парфюм, напаренный мне «со скидкой» миловидной продавщицей, и моя фирменная, давно забытая, улыбка.
Я смотрел в зеркало: прямо как в той песне – а что, не так уж я и страшен. Вытянутое лицо, темно-серые, почти черные глаза, густые, пепельного оттенка, спадающие на плечи, волосы и – шутка природы – коричневая, молочно-шоколадная борода. Спортзал пошел мне на пользу – не смотря на то, что банки я так и не накачал, все мое тело как-то вытянулось, перестало сутулится, разогнулось. Я улыбнулся этому грустному волосатику, уныло глядящему на меня из зеркала, он мне чем-то нравился. Видимо, я ему тоже, ибо он улыбнулся мне в ответ.
Я вышел заранее, хотелось немного пройтись. Мерил широкими шагами брусчатку, прохладный ветерок ласкал мою кожу, игрался со свежевымытыми распущенными волосами, изредка уступая свою игрушку солнцу, которое, не упуская ни одного шанса, словно нежная любовница пальцы, запускало в них тонкие длинные лучи. С удовольствием отметил, что на меня обращают внимание. Молоденькие девушки стреляли глазками, женщины постарше откровенно пялились, мужчины недовольно косились. Сначала я убеждал себя, что это лишь мое настроение и все мне кажется, но после того, как миловидный мужчина на противоположной стороне улицы одарил меня улыбкой, пришлось поверить в обратное. Я оглянулся – кроме меня в радиусе ста метров никого небыло. Еще раз взглянув на него, удивленно поднял брови: здесь было и кокетство и немой вопрос, ты мне? На что он утвердительно кивнул и сделал восхищенный жест рукой. Я кивнул, мол, ты тоже и, достав из кармана фирменную улыбку, зашагал прочь.
Так, не спеша, пару раз спросив у прохожих дорогу, я добрался до вокзала. Поезд прибывал через десять минут, я еще раз перекурил и направился на платформу.