...Стены давили на него, пол будто проваливался, а потолок становился всё ниже, заставляя сгибаться, ибо не было места, чтобы стоять во весь рост.
Сигаретный дым предательски летел не в окно, а в комнату, предвосхищая очередную вакханалию скандала и старческого маразма после. Пойло упорно занималось своими прямыми обязанностями, отвлекая тело от переживаний. Но не рассудок, что упорно блевал чернилами...

Отказалась от полномочий зажигалка...

Эта нахлынувшая вдруг квинтэссенция пустоты и (иллюзии?!) обречённости на одиночество в конце сводит с ума... Буквы расплываются по страницам, залитым вермутом, пытавшимся похоронить то, что априори всего лишь эмоциональный бред вперемешку с графоманией.
Голова его тщетно пыталась каким-нибудь образом освободиться от тела и, вслед за зовом, пасть из окна кухни, расположенной на двенадцатом этаже, и разбиться на сотни осколков.

Зажглась, кажется. В последний раз. И дым всё прёт в комнату.

Кто следит за тобой?!

И он, будто не в силах, падает на колени пред самим собой, или же перед чем-то сторонним, не желавшим выдавать себя. Стоя на коленях, он молчал, глядя куда-то сквозь чересчур низкий потолок. Мыслию, думою - молчал.

Правый глаз опять ноет от ядовитого дыма.

Уважаемый Лев Николаевич Гумилёв, сейчас какой-то ублюдок-первокурсник спьяну будет описывать ваши исторические взгляды. Надеюсь, вы не будете против?..

Мы... плачем без слёз, лёжа на полу, раскинув руки, уставившись в потолок сухими глазами.

Я хороню себя в болоте собственной скверны.
А то, что завтра же я вылезу из этой могилы, совсем другая история...


Ты нужна мне.
Больше, чем кто-либо.
Больше, чем что-либо.