[395x527]
Когда то была зарисовочка, называлась «Смешинка попала». Вот она:
На литургии два алтарника, Возраст обоих в районе 14. С утра улыбчивые, тем более сам этому посодействовал разговором о школьных делах одного из них, взорвавшего какую-то колбу на химии, о чем мне не преминула доложить учительница, наша прихожанка.
Обозвал Александра (младшего) «террористом», спросил Володю (старшего), мол, как у тебя успехи? Тот заявил, что от «одного до двенадцати» (у нас двенадцатибальная система оценок знаний).
Пора было начинать служить, а в алтаре никакой серьезности, сплошные смешки, переходящие в активный смех...
Прикрикнул.
Успокоились, но не совсем. Раз за разом приходилось зверски взглядывать то на одного, то на другого, останавливая не в меру разошедшихся пономарей. Тут еще записка о упокоении «помогла». Который раз приходит.
Дословно: «Упокой Господи мужа моего Трофима со сродниками его злыднями».
Никакой молитвенности в алтаре не устанавливалось, хлопцы продолжали раз за разом прыскать от смеха, насобирав за это по паре кафизм и по десятку поклонов...
Дело к Великому входу.
Стараюсь сосредоточится, на пономарей уже смотрю аки на аспидов, возгласы и прошения растягиваю - общем, всем видом выражаю крайнее неудовольствие.
Заканчивается Херувимская.
Беру с жертвенника Дары.
Пономари впереди со свечами.
Чинно выходим, и тут старший, который Владимир, цепляется на солее за ковровую дорожку, спотыкается и перебирая ногами, согнувшись, выставив вперед свечу летит в храм, стараясь не упасть...
Остановился в районе центрального храмового аналоя.
Становится рядом с Александром лицом, естественно, ко мне.
Красный, слезы выступили, смех распирает
Александр же не выдерживает и чуть ли не зубами стискивает подсвечник, дабы не было слышно «Г-г-ы-ы»
Мне надо говорить «Великого Господина...» и т.д., но я говорить не могу.
Не знаю сколь долго тянулась пауза, тем более, что на клиросе, куда я перевел взгляд от этих красных, внутренне и внешне рыгочущих пономарей, увидел регента, засунувшего в рот кулак, дабы не рассмеяться...
Не помянул я в этот раз половины из надобного....
Прошло, считай, пять лет. Выросли мои алтарники. Один в семинарии учится. Другой, в институте, в горном.
В алтаре лишь один помощник, второй еще совсем мал, пока только умилительную функцию исполняет.
Недавняя литургия в сельском храме. Диакона, в отличии от городского, здесь нет, поэтому практически всё на шустрости и оперативности пономарской держится.
Еще возглас на Часы не давал, а уже десяток замечаний, чего раньше никак не наблюдалось, Роману (так моего пономаря зовут) сделал. Как сомнамбула мальчишка, из рук все валится, кадило не растапливается, лампады не горят, записки перепутаны и т.д.
- Ты что не спал сегодня? - спрашиваю. Отвечает, что спал, а глаза где-то далеко витают и молчание странное, которого раньше никогда не наблюдалось.
Совершаю проскомидию.
Роман читал, читал синодики и вдруг неожиданно:
- Батюшка, а у вас блютуз в телефоне есть?
Я механически отвечаю: «Есть!», а потом рявкаю:
- Ты о чем думаешь?
Считай всю обедню, пономарь мой был неловок, странен и молчалив. Думал уже наказать, когда на «Отче наш» ополаскивал руки и Роман меланхолично налил в кувшин кипятка, забыл добавить туда холодной воды и, смотря в свое «далеко», вознамерился полить, считай кипящую воду, на батюшкины персты…
Не наказал. Подумал, может заболел парень или влюбился ненароком…
Дослужили.
Захожу с крестом в алтарь, в углу у пономарского стола стоит мой Роман спиной ко мне и что-то сосредоточенно рассматривает.
Как я подошел, Роман не слышал.
Заглянул через плечо.
В руках мальчишки был блестящий новенький мобильный телефон, с горящим разноцветьем дисплея.
- Да, брат, красивый аппарат – выдаю я, понимая всю причину нынешних конфузов и нестроений, - где взял то?
- Батя подарил, - счастливо улыбаясь, отвечает Роман и тут же спрашивает:
- А какие игры на вашем есть?
Вот и сердись после этого.