Будильник ставится по привычке. Хотя какой смысл его ставить, если знаешь, что через несколько часов все равно проснёшься и больше уже не заснёшь? Ну разве чудо какое случится. Наверное, потому и ставишь в надежде на это чудо. Просто если проснёшься и сделаешь новую попытку заснуть, но при этом в голове останется сидеть мысль, что будильник всё-таки не поставлен, то даже чудо исключено. Вот я его и ставлю. Значит, какой-то смысл в этом всё-таки есть.
Я проснулся около трёх часов ночи и сразу попросился обратно. Не в сон. А туда, откуда взялся когда-то. С такой острой алкогольной недостаточностью там мне сейчас самое место. Пособирал ртом по вчерашним пустым бутылкам какие-то капли. Они помогли бы снять это напряжение, а возможно и вовсе отозвать назад в сон, но по донышкам я даже на полноценный глоток не набрал. Если бы ещё была суббота или воскресенье на крайний случай, то и чёрт с ним со сном, но сейчас я один на один с понедельником. И это после вечера пятницы, всей субботы и всего воскресения. Понедельник всегда приходит не вовремя и застаёт врасплох. Вот и сейчас опять пришёл, а я к нему не готов. Вообразите, какую он скривил морду при виде этих бутылок? Понедельник как бы спрашивает меня: “Что опять все выходные напролёт пропил? Хана тебе. Я пришёл. Сейчас я тебе устрою.” Теперь понимаете, с чем ассоциируется у меня понедельник и куда мне хочется от него спрятаться?
Все отгулы уже исчерпаны. Понедельников много. Воскресений, суббот и пятничных вечеров не меньше, к тому же у них численное превосходство, считай двое с четвертью на одного. Никаких отгулов не напасёшься. Да и терпение начальства тоже не бесконечно. Значит, на работу идти всё же придётся. Но как?.. Голова у меня более-менее соображает, а вот до тела никак не дойдёт, чего я от него добиваюсь. Зачем поднимаю и куда-то тащу? На работу оно ни в какую идти не хочет, противится всеми способами и отсылает к первоисточнику. Сошлись на магазине. Туда по крайне мере доставит ну и на том спасибо.

Быстрыми широкими шагами двигаю к магазину, подстраховываясь статичными объектами, которые попадаются на пути. У меня под рукой всегда есть что-то, на что в случае чего можно было бы опереться, например, капот или крыша автомобиля, забор, дерево, стена дома, поэтому чтобы попасть в магазин приходится перебирать не только ногами, но и руками. Магазинная очередь – отдельная тема. Я питаю лютую ненависть к каждому кто стоит впереди меня и нецензурными мыслями начинаю шипеть им в спину. Я ненавижу их, за то, что они курят, пьют чай или пьют кофе, едят “Доширак”, пирожки, печенья или что они там себе покупают? Ну а если кто-нибудь уже расплатившись внезапно вспоминает ещё о какой-то дряни, которую забыл купить, то я готов убить его прямо тут же.
Я, конечно, предполагал, что магазине уже кто-то есть, ну один-два человека, но когда я вошёл туда, то там уже копошилась целая очередь. Светский раут какой-то. Человек десять стояло не меньше. Я проклинал весь этот аншлаг оптом и в розницу, представлял у себя в руках пулемёт, а этих из очереди предателями и врагами народа и мысленно давал по ним свою очередь. Вот их тела вповалку падают друг на друга, а я, расчистив себе дорогу, прохожу к продавцу и самым что ни на есть приятным голосом говорю:
“Доброе утро. Мне одну маленькую за восемьдесят пять, пожалуйста”.
Кстати, пока я стоял, за мной тоже нормальный такой хвост образовался. Какая-то дама под пятьдесят пришла и аж руками всплеснула: “что ж вас так много-то?”. Через несколько минут я повстречаю её на улице (она пройдёт мимо меня с банкой пива) и откуда-то снизу всплывёт интересная информация. Оказывается, моё тело вовсе не против полежать на её теле. На работу оно, видите ли, идти не хочет, а хочет на эту даму. Но это через несколько минут… А прямо сейчас продавец мучается с моей карточкой, что-то там не срабатывает, ответ долго не идёт и тут я замечаю нарастающий во всём теле тремор. Сначала я принял этот тремор за мелкую суетность, а потом он выдавал себя всё больше и больше. Я подумал о том, что тремор заметит тот, кто стоит сзади и от этой мысли начал содрогаться так, что сразу привлёк внимание всей очереди. Я испытывал на себя посторонние взгляды и прочитывал чужие мысли: “надо же как парня колбасит, такой молодой, а так пьёт.” А у продавца всё никак не ладилось с моей карточкой. Тут меня жаром обдало: “А денег-то у меня там хватит? Сколько я истратил вчера? Вот это будет номер, если на карте ничего нет.”
В какой-то момент я даже подумал, что мне придётся плюнуть на гордость и попросить под честное слово (продавец знает меня как местного), ведь налички-то у меня тоже нет, и от этой унизительной перспективы весь заходил ходуном. Меня трясло как грушу, как осиновый лист. Меня трясло так, как будто бы я держался за оголённый провод, пока вместе с вечностью проходила оплата.
Прошла оплата – прошёл и тремор. Я моментально успокоился. Вышел из магазина, переместился поближе к дому и, с достоинством отвинтив крышечку, сделал пятидесятиграммовый глоток… И всё сразу преобразилось. Вообще – всё! Наступила даже какая-то секунда, когда я ощутил в себе силы не только доехать до работы общественным транспортом с двумя пересадками, но и поработать слегка, если бы секунда эта тут же не кончилась, а растянулась, скажем, до вечера. Впервые за всё утро я услышал пение птичек, подумал о том, что погода очень хорошая, солнечно, а потом сделал второй глоток такого же объёма как первый, а мимо меня как раз прошла та женщина с открытым пивом и почти приоткрытой грудью, и у меня не только внутри всё приподнялось, но и снаружи вскочило.

Тут я подумал, что путь на работу в некоторой степени это путь по воде. Что мне предстоит шлёпать по этой воде до самой работы, но только веры, что я пройду и не упаду по дороге во мне было всего лишь на два глотка по пятьдесят граммов каждый, а на этом количестве до неё не дотянешь. Вернуться в магазин и взять на “борт” ещё запас – рискованно. Ляжет на старые дрожжи и неизвестно как всё потом обернётся. Море по колено, конечно, однако, но на работе могут заметить, что пришёл (то есть, приплыл) пьяный, а раз так, то туда лучше вообще не соваться. В итоге подумал-подумал и решил-таки вызвать “моторную лодку”. Надёжнее как-то.
Следующие минут сорок были обеспечены спокойствием и эконом-классом. На заднем сиденье мне стало совсем хорошо, только я отлично понимал, что это самое “хорошо” не естественного, а искусственного происхождения. Оно очень быстро пройдёт, и я мало того, что вернусь к тому, с чего начал, так с меня ещё удержат процент. А куда с меня брать сейчас? И так на ладан дышу. А поддерживать в себе это состояние дополнительными вливаниями на работе тоже не вариант. Как говорится: “в том-то и дело, что пить нельзя, Бендер не позволяет”.
Когда мы подъехали к работе, то принятые возле дома глотки совсем перестали на меня действовать, вдобавок я почувствовал собственный перегар. Меня стремительно откатывало назад. В два, а то и в три быстрее, чем я успел ранее разогнаться, меня перематывало на начало. Я поднялся в офис, сел за своё рабочее место, обменялся какими-то дежурными фразами и тут мне стало казаться, что тот, кто сидит сейчас в моём кресле и старательно скрывает своё состояние от коллег – ненастоящий, а настоящий наблюдает со стороны и его просто бесит это показное спокойствие. На самом деле мне сейчас очень страшно, хочется в голос кричать, какая тут может быть работа, если мне даже на месте не сидится? Какая-то сила заставляет меня вставать и ходить, нарочито громко разговаривать, совершать ненужные телодвижения. А потом уже и вовсе невмоготу, ещё секунда и бросишь всё, и поскачешь обратно домой!
Я вышел в туалет и вымыл лицо холодной водой. Нет, никуда не годится. Это нельзя вытерпеть, нельзя высидеть. “Но ведь в том-то и дело, что пить нельзя, Бендер не позволяет.”
Аптека! Ну, конечно. Как я сразу не догадался? Тут совсем близко. В соседнем доме.

В очереди я встал третьим. Те десять человек в магазине утром прошли гораздо быстрее. Я закрыл глаза и представил, что один из них уже пытает меня самым изощрённым способом, а второй только дожидается своей очереди пытать. Причём, аптекарша с ними в сговоре и своими развёрнутыми ответами продлевала мои мучения. А первый знай себе её расспрашивал, неторопливо, со смаком, сразу видно он получал истинное удовольствие от расспросов, а аптекарша всё объясняла и объясняла: как принимать, какие у этого лекарства побочные действия и так далее. Потом первый мучитель спросил о цене, цена его не устроила, возможно ли подобрать аналог дешевле, а когда этот аналог нашли, то всё повторилось сызнова. Потом на смену ему пришёл второй палач тоже с длиннющим перечнем пыток. То есть, лекарств.
Этот кошмар в очереди продолжался минут двадцать. Всё это время я сильно потел и хватался руками за прилавок – всё боялся свалиться в обморок. Наверное, если бы за мной тоже кто-нибудь занял, то случился бы тот же приступ, что и утром в магазине.
“Доброе утро.” – наконец, сказал я таким голосом, будто бы у меня всё под контролем. – “Мне, пожалуйста, корвалол жидкий за двадцать рублей.” – и за чем-то добавил –“Только не в таблетках, а на спиртовой основе.”
Всем своим внешним видом аптекарша напоминала правильную комсомолку из фильмов про советскую молодёжь. Такая серьёзная. Не улыбнётся. Мне бы остановится, но я не знал с кем имею дело и немного разнообразил. Добавил деталей. Историей своей решил поделиться.
“Со мной вышел небольшой казус, признаться я вчера малость переборщил… Ну в плане… – тут я характерным жестом постучал себя пальцем по шее – Вы меня понимаете, да?”
Аптекарша смерила меня таким презрительным взглядом, что я показался себе сошедшим с агитационных плакатов про пьянство лодырем в джинсах, в щетине и с патлами. Гитары только мне не хватало для образа. После вчерашнего лечиться, значит, пришёл. Корвалола на спиртовой основе ему захотелось. Да была бы её воля, она выставила меня прямо сейчас. Это всё читалось в её взгляде. Затем она произнесла, чеканя каждое слово:
“Значит, вы вчера злоупотребляли спиртными напитками? Я вас правильно поняла?” – в её голосе звучали какие-то металлические, я бы даже сказал обвиняющие нотки. Она испытывала ко мне антагонизм, она видела в моём лице идеологического противника, разносчика западной заразы, абсолютно испорченного и насквозь прогнившего типа. Ей было противно даже со мной разговаривать, и она брезгливо поджимала губы.
Я едва не завыл. Начал жалко оправдываться, изображать из себя невинную жертву в потных очках, которую вчера прямо среди бела дня поймали и насильственно напоили на улице какие-то хулиганы, а никто даже не заступился.
“Меня не интересуют эти подробности.” – отрезала аптекарша. – “А карвалол… на спиртовой основе (она выделила эти слова) вам не поможет.” – свысока бросила мне она.
“Господи, да что ж мне тогда поможет-то?” – чуть не плача подумал я.
“Вот.” – она положила передо мной какую-то цветную коробочку и произнесла название. – “Принимайте по одной капсуле. Раз в три часа.”
Когда она озвучила цену, я решил, что она специально так поступает. Хочет меня унизить, проучить. Она небось думает, что у меня не найдётся полторы тысячи на её коробочку, что я еле-еле на корвалол наскрёб. На спиртовой основе. Заплатил, конечно. Но и от корвалола тоже отказываться не стал. Я вон сколько отдал за это её средство, что ей корвалола для меня жалко?
Ладно. Вернулся опять к себе. Набухал в чашку капель тридцать не меньше, развёл водой, выпил, потом ещё и ещё… Полпузырька выпил, не меньше. Тошнотворный запах капель пополз по офису. Все стали водить носами, спрашивать друг у друга чем это у нас таким лекарственным пахнет и откуда пахнет, а кто-то даже попросил открыть окно чтобы проветрить. Я полностью поддержал предложение. А то совсем невозможно работать.