Она спасалась тем, что ходила по краю.
Она стала не нужна близким людям, зато взамен обрела свободу, страшную свободу обреченных. Зная, что никто по тебе не заплачет, легче не только умирать, но и играть со смертью.
Она ездила автостопом по нескольким странам и видела на этом пути много доброты от совершенно чужих людей, обрела друзей-шоферов, а убийцу для себя так и не встретила.
Она заплывала в ночное штормящее море. Боль разгневанной стихии была ей созвучна, и она покорно отдавала свое тело морю, как дикому зверю. Мощные волны бросали ее, как куклу, качали на чудовищных качелях, а в небе среди рваных туч проблескивали крупные звезды. А однажды она попала в шторм и грозу, рев моря смешался с ревом неба, и неясно было, где граница между волной и ливнем, от вспышек молний, полосующих небо раскаленным хлыстом, было светло, как днем.
А насытившись, море всегда выбрасывало ее, обессиленную, на песок, как мертвую русалку.
Наплевав на больное сердце, она лазила по горным тропам, причем без всяких страховок.
Из всех зверей она любила волков, безумно любила. Она мечтала уйти отшельницей в тайгу, в лесную глушь, и приручить волчицу. Точнее, не приручить даже, а взять в подруги. Она выбрала себе волчье имя и подписывала им свои стихи, ненужные людям. Она даже с отчаяния иногда выла, как настоящий волк, выла взахлеб, во всю силу горла, - песен давно не пела, - и где-то в лесу издалека отзывалась Стая.
Она играла в русскую рулетку по самой высокой ставке, девять к одному. Девять патронов и одно пустое гнездо. Но отчего-то всегда выпадало пустое. Ее, как проклятого Каина, не брала смерть. Однажды зарядили барабан полностью. Она приставила дуло к виску и нажала курок. Револьвер только злорадно хмыкнул. Осечка.
Ей было не надо на свете ничего. Она босой прошла полмира. Часть предательств произошла из-за денег, и какое-то время она рвала жилы, пытаясь заработать много денег, но они всё равно утекали сквозь пальцы.
Она любила крепкое вино.
Однажды у нее остановилось сердце. Ее подобрали два сотрудника милиции, и видя, что нет пульса и зрачки раздираемых глаз не реагируют на свет, поспорили на пиво, мертвая она или можно откачать, и вызвали скорую. Ее спасли. Пиво досталось тому, чья ставка была на жизнь.
Она мешала людям жить. Раздражала. Жгла ночами свет и мешала спать. А если свет не жгла, то кричала во сне и всё равно мешала спать.
Она шла к Богу. Падала, оступалась, разбивалась до крови. Она была отчаянно грешна, но всё равно называла себя православной и умоляла Бога простить ее. А еще умоляла не предавать. И Бог не предавал, по великому Своему милосердию. Предавали только люди.
Она должна была умереть. Но несправедливо случалось так, что умирали хорошие люди, многими любимые и нужные этой жизни. А она, ненужная, мучительно жила, как Вечный жид, как проклятый Каин.
Хотя, конечно, смерть ее наконец настигла.