Неудивительно, что этот год очень отличается от предыдущих. Единственное, я все еще слишком люблю себя, чтобы разрешить себе переутомляться, и это скорее плохо, чем хорошо. Если бы да -- можно было бы ставить себе занятий по несколько на каждый день, а так -- остается-таки время на себя и на Л.

На Л. время остается по той причине, что я провожу с ним почти все время (в нашем случае, ночное), правда на дом, который мне уже чувствуется, как свой, времени не остается. А мне бы очень хотелось, чтобы да, чтобы чисто-уютно-вкусно, но целиком в это вплестись пока не получается, что печально, однако со временем все-таки да.

Теперь о людях. Нынешняя группа из Оксфорда не вжилась в меня так, как предыдущая, и наверное, дело в том, что я слишком мало дней смогла с ними побыть. Однако чудесные европейские старички меня так радуют, как никто. В этом году, мизантропического вида мужчина, которого я так и не узнала, как зовут, который читает Достоевского и Чехова в оригинале, а еще афроамериканская Элен, которая, говорят, лесбиянка. Я написала своему любимому Грэему, что отпуская от себя их, все равно скучаю по ним, прошлогодним, а он пишет you'll see me anyway, и хочется прямо сейчас пойти покупать билеты и поехать к ним, потому что we might as well say Janet so that she could come. Боюсь, что я украду этих двоих, политически подкованного учителя физики и еврейскую танцующую бабушку, засуну в чемодан и увезу к себе сюда, такие они прекрасные.

Я бы хотела не теряться с людьми, но я чувствую, что из некоторых я вырастаю. Как из вещей. Причем я вырастаю даже из тех людей, которые значительно старше.
Наверное, время покажет, кто останется. Как мне сегодня сказал один мой друг: наши ряды редеют. И мне почему-то даже не грустно от этого.