Сядь, пожалуйста, на самолет и лети отсюда.

Опять же, одна из тех книг, которые ну очень, очень врезаются во все существо. Интересно, как он выбирал сюжеты на каждую из десяти глав. Мне кажется, в интермедии -- той самой, которая половина, -- он говорит об этом, говорит, что история -- это мутные, расплывчатые образы. Но это все равно просто невероятно, ковчег, летающие олени, древесные черви, любовь.

Интермедия -- я бы хотела цитировать ее наизусть. Как же он прав, этот Джулиан, во всем чертовски прав. Вот, например.

"Я тебя люблю". Первым делом спрячем эти слова на верхнюю полку; в
железный ящичек, под стекло, которое при случае полагается разбить локтем; в
надежный банк. Нельзя разбрасывать их где попало, точно трубочки с витамином
С. Если эти слова всегда будут под рукой, мы начнем прибегать к ним не
думая; у нас не хватит сил воздержаться. Мы-то, конечно, уверены в обратном,
но это заблуждение. Напьемся, одолеет тоска или (самое вероятное) взыграет
известного рода надежда, и вот пожалуйста -- слова уже использованы,
захватаны. Нам может показаться, что мы влюбились, и захочется проверить,
так ли это. Как мы узнаем, что у нас на уме, покуда не услышим собственных
слов? Остерегитесь -- они не отмываются. Это высокие слова; мы должны быть
уверены, что заслужили их. Вслушайтесь, как звучат они по-английски: "I love
you". Подлежащее, сказуемое, дополнение -- безыскусная, незыблемая фраза.
Подлежащее -- коротенькое словцо, которое как бы помогает влюбленному
самоустраниться. Сказуемое подлиннее, но столь же недвусмысленно -- в
решающий миг язык торопливо отскакивает от неба, освобождая дорогу гласной.
В дополнении, как и в подлежащем, согласных нет; когда его произносишь, губы
складываются словно для поцелуя. "I love you". Как серьезно, как емко, как
веско это звучит.
Мне видится тайный сговор между всеми языками мира. Собравшись вместе,
они постановили придать этой фразе такое звучание, чтобы людям было ясно: ее
надо заслужить, за нее надо бороться, надо стать ее достойным. Ich liebe
dich: полуночный сигаретный шепот, в котором счастливо рифмуются подлежащее
и дополнение. Je t'aime: здесь сначала разделываются с подлежащим и
дополнением, чтобы вложить весь сердечный пыл в долгий гласный последнего
слова. (Грамматика тут надежнее; заняв второе место, предмет любви может уже
не бояться, что его заменят кем-то другим.) Я тебя люблю: дополнение снова
занимает вселяющую уверенность вторую позицию, но теперь -- несмотря на
оптимистическую рифму вначале -- здесь слышится намек на трудности,
препятствия, которые нужно будет преодолеть. Ti amo -- возможно, это
чересчур смахивает на аперитив, но выигрывает благодаря твердому согласию
подлежащего и сказуемого, делателя и действия, слитых в одно слово.
Извините за любительский подход. Я охотно передаю эту тему на
рассмотрение какой-нибудь филантропической организации, стремящейся
увеличить сумму человеческих знаний. Пусть созданная при ней
исследовательская группа изучит эту фразу на всех языках мира, пронаблюдает
за ее изменениями, попытается понять, что слышат в ее звуках те, к кому она
обращена, как от богатства ее звучания зависит мера даримого ею счастья.
Вопрос к залу: есть ли на земле племена, в лексиконе которых отсутствуют
слова "я тебя люблю"? Или все они давно уже вымерли?