X

Викентий брел по городу. Тревожившая его с утра неуловимая текучесть линий стала настолько навязчивой, что ее уже невозможно было не замечать. Вороны молча кружились где-то высоко в небе, но Зямзиков знал, что они внимательнейшим образом следят за его перемещениями. Лица прохожих излучали параноидальную подозрительность. Губы попрошаек в подземном переходе беззвучно шептали «Негр! Жид! Пидарас!» и Викентий выбежал оттуда в холодном поту. Резиновые ноги не слушались его – чтобы сделать шаг ему приходилось долго отлеплять конечность от студенистого асфальта. Впереди по курсу маячили золотые луковки храма и Викентий, отчаянно вцепившись в ручку церковной двери, вошел в утешительный полумрак.
Служба уже закончилась, но в углу виднелась фигура священника. Викентий с трудом повлек свое непослушное тело в придел. Священник обернулся. Это был необычный священник – на вые его вместо наперсного креста висела саперная лопатка, на которой флуоресцентным маркером было написано «За Бога – убью!». Лицо скрывал мотоциклетный подшлемник с прорезями для глаз. Грозно помахивая кадилом, в котором недобро тлели багровые угли, священник направился к Викентию.
– Сын мой? – вопросил поп.
Викентий непроизвольно щелкнул каблуками, отдал честь и отрапортовал:
– Так точно!
– Исповедаться хочешь?
– Хочу, – понуро опустил голову Викентий.
– Ну так, блядь, исповедуйся! – голосом старшины рявкнул грозный поп.
– Я… я сатане поклонялся, – едва выдавил из себя Зямзиков.
– То грех невеликий, – примирительно сообщил иерей. – Все с того начинали. Лучше в черта веровать чем в телевизор.
Успокоенный либеральным подходом священнослужителя, Викентий слегка распрямил плечи.
Иерей продолжил:
– Зло – оно не от черта, а от покемонов. Ты телевизор включишь, а из него покемон тут же – шасть! Забьется под матрац и затаится. Ты и знать не знаешь, от чего на сердце тоска, томление и сомнение в кресте животворящем. А это из тебя покемоны по ночам кровь сосут. Жена есть? – неожиданно сменил тему пастырь.
– Так точно! – отрапортовал все еще пребывавший в строевой парадигме Викентий.
– «Так точно…» – передразнил поп. – Сам знаю. Раба Божия Мария… Стерва?
Зямзиков кивнул.
– А знаешь, отчего стерва?
Зямзиков замотал патлами.
– Оттого, что покемонами покусанная.
Зямзиков поднял глаза и боязливо посмотрел на священника. Иерей возвышался над ним, огромный как башня из черного дерева. Заносил над Зямзиковым отточенную лопату, искрившую и шипевшую словно лазерный меч в руках Дарта Вейдера.
– Что же мне делать, отче? – взмолился Викентий.
– А ты, сын мой, во Христа веруешь? – ответил вопросом на вопрос поп.
– Верую! – возопил Викентий. – Истинно верую!
– Тогда гони сто баксов.
Непослушными пальцами Зямзиков полез в портмоне, выронил оттуда презерватив в упаковке, дисконтную карту «Семь семерок», наконец, нащупал хрустящую сотенную, еще хранившую на себе легкое тепло Мишиных рук и протянул ее грозному попу.
Тот схватил в купюру и внезапно швырнул ее в кадило. Пошел густой зеленоватый дым, а затем над кадилом появилось голографическое изображение Бенджамина Франклина в полный рост (если, конечно, допустить, что роста в основателе Соединенных Штатов было не более десяти сантиметров).
Зямзиков изумленно уставился на Франклина, но тот тут же обернулся патриархом Алексием, который укоризненно погрозил Викентию пальцем и растаял в полумраке.
– Принеся жертву Господу, с трепетом и благоговением приступим! – пророкотал откуда-то сверху бас священнослужителя. – Именем Отца и Сына и Духа Святаго! Силою данной мне Господом изгоняю тебя из обители раба Божия Викентия!
– Джинкс! – возопил поп.
Викентий молчал.
– Чего молчишь как олух? За мной повторяй!
– Джинкс! – покорно отозвался Зямзиков.
– Абра!
– Абра!...
– Кадабра!
– Кадабра!...
– Випинбелл!
– Випинбелл!...
– Понита!
– Понита!...
– Мачоке!
– Мачоке!...
– Пикачу!
– Пикачу!...
– Нидоран!
– Нидоран!...
– Метапод!
– Метапод!...
У Зязмиковых не было детей, поэтому он и ведать не ведал о том, сколь многочисленно покемонское племя. «Шармандер, Шармалеон, Шаризард, Сквиртл, Вартортл, Какуна, Бидрил, Пиджи, Раттата…» – повторял он как заведенный следом за священником пугающие бесовские имена. А тот все убыстрял и убыстрял темп. Зямзиков уже с трудом поспевал за ним: «Джиглипуфф, Вигглитуфф, Зубат, Голбат, Венонат, Веномот…» В какой-то момент он понял, что с губ его срываются уже не слова, а какой-то нечеловеческий вой – «А-Э-О-И-У!» Викентий понял, что воет не он один – тысячеголосый бесовский хор повторял вслед за ним каждый звук – и испуганно закрыл рот. Вой тут же стих.
В наступившей тишине вновь басовито зарокотал поп:
– Богопротивных покемонов изведя, нонча причастимся даров святых!
Зямзиков открыл глаза. Перед носом у него болтался гигантский дымящийся уд, похожий на шею доисторического плезиозавра, вынырнувшего из мезозойского болота. Шея заканчивалась маленькой хищной головкой с двумя черными глазками-бусинками на конце, внимательно изучавшими Викентия. От чешуйчатых боков рептилии поднимался тепловатый, пахнувший болотным газом и тлением пар. Уд властно покачивался в пяти сантиметрах от губ Викентия.
Зямзиков в ужасе отпрянул. За время совершения обряда церковь сильно переменилась: вся она была залита пурпурным светом. Из-под высокого свода с икон и росписей таращились странные существа. Викентий догадался, что это и есть покемоны. Судя по всему хитроумный враг заманил Викентия в церковь и, приняв облик попа, обвел его вокруг пальца: вместо того, чтобы заклясть покемонов, он заставил свою жертву призвать их.
В ужасе Зямзиков кинулся к выходу. Отбросив в сторону кадило, священник решительным жестом стянул маску с лица. Пустые глазницы черепа, в которых вращались люминесцентные туманности, уставились на перепуганного Викентия. Полы рясы, закрутившись под ногами у псевдоиерея, превратились в огромного вороного коня, который вздыбился и заржал под весом наездника. Сонмы покемонов, противно вереща, столпились за спиной у конного демона, который вскричал:
– Ах ты мерзкий пархатый ниггер! У Него сосешь, а у Меня не хочешь!
Зямзиков выкатился на паперть, чуть не слетев кубарем по церковным ступенькам.

XI

Небо над головой багрово тлело трехмерными пентаграммами. Видно было, что оно явно не собирается протянуть руку помощи Зямзикову. Над крышами по-прежнему витали вороны. До этого дня Викентий видел ад только на обложках компакт-дисков норвежских чернушников и не догадывался, что именно этот летний московский полдень послужил им источником вдохновения.
Вдалеке виднелись башни Кремля. Сонмы крылатых тварей взлетали в небо, словно струя воды из фонтана, из тайного отверстия где-то в самой его середине и тут же рассыпались веером капель над столицей.
Внезапно простая в своей очевидности мысль пронзила мозг Зямзикова: он сошел с ума. Викентий даже удивился, как это он не сделал столь очевидный вывод раньше. Сумасшествие объясняло если не все, то многое из случившегося сегодня. Возможно рассудок помрачился только на время – Зямзиков видел немало таких случаев в рюмочной «У Веселой Белочки».
Воспрянув духом, он уверенно зашагал по вздыбившейся улице, наглядно демонстрировавшей своим профилем шарообразность планеты, на которой жил Викентий.