Как-то тут, недавно, среди ночи приходят ко мне в гости, прямо в мою квартиру, Максимка, Биря, Рыжая и прочий цыганский табор. Достают вино в тетрапаках, разводят костер, пьют, орут песни и кормят кота. Это я морально устойчив к кошачьему оралу, а все остальные, как только увидят зверушку, как только услышат, как он мастерски выводит в Ре миноре, сразу его кидаются кормить. Прямо из тетрапаков.
Среди прочего табора затесалась Катя, подруженция Рыжей. Девица только-только вырвалась из-под крыла своего любимого, провстречавшись с ним семь лет, и теперь была обаятельна и не прочь попробовать чего-нибудь менее постоянного. В результате бесхитростной дипломатии мы породили либидо, одно такое большое либидо на двоих. Где-то в груди у меня все вскипало от осторожных прикосновений к ее лицу. Закипало не только в груди от прикосновений к другим частям тела. Спали мы той ночью минут сорок.
На следующее утро я ушел на работу, счастливо щурясь с недосыпу на желтеющую листву. Всего лишь хороший трах и мыслей о том, что я не знаю, где берег и куда плыть, как не бывало! Остатки табора, включая Катю, ухиляли на нетвердых ногах куда-то в прохладное, но солнечное сентябрьское утро.
Где-то часов через 30 я судорожно искал Катин телефон, вспоминая, как она легонько закусывала мою губу и наше дыхание смешивалось, как она томно повторяла: "да, да!". Телефон нашелся у Рыжей, а Катя нашлась у меня уже через час. Но без красного вина и магии ночи все ее обаяние куда-то делось. Зато у нее откуда-то взялись месячные. Поэтому мы говорили, пили горячий шоколад и смотрели "Фейерверк" Китано. В процессе всего этого я понял, что между мной и Катей не только месячные, но и межвидовой барьер. Выяснилось, что она не может поддержать разговор даже о такой обычной штуке, как кот Шрёдингера. Поэтому я выспался.
Вот кто про что пишет - про смерть Суэйзи, про замужество Анастасии Приходько (кто это?) и про тарантиновских "Бесславных Ублюдков". Я же повествую про ветреность хмельного увлечения и про зависимость хорошего настроения от хорошего траха. Всем алоха, комрады!