Расставаться с людьми всегда тяжело и легко одновременно. Конечно, все делают из этого катастрофу. Но, если мыслить глобально, ничего чудовищного не происходит. Солнце по-прежнему встает, зима сменяется весной, шизофрения прогрессирует по осени и уставшие прямо с самого утра люди едут на работу. Мир в целом ничего не теряет от того, что двое перестали общаться. Разрушаются субъективные мирки. Часть привычных ежедневных механизмов приходит в негодность. Остается то, что было всегда - дом, работа, близкие. Ты чистишь зубы после пробуждения и перед тем, как уснуть; ненавидишь общественный транспорт и зиму; пьешь черный кофе в течении дня, а кофе с молоком по вечерам; не умеешь останавливать череду глупых и умных мыслей в своей голове. Но только все по-другому, потому что исчезнувший из жизни человек был ее огромной частью.
И я никогда об этом не задумывалась, пока он был рядом. Жила и ритуалы общения с ним были частью моей повседневности. А теперь появилась какая-то дыра. Рутина осталась рутиной, природа по-прежнему красива, я все еще стараюсь стать лучше и чище. И множество событий и эмоций в каждой секунде жизни. И я не теряю вкуса ко всему этому, так же ценю мелочи и улыбки людей, как и раньше. Вот только сказать об этом почему-то теперь некому.
И пусть современное общество кичится своей социофобией, и тем, что одиночество – это хорошо, ибо это не порок, а созерцание сущего. И я, конечно, в первых рядах этого социофобного общества. А на самом деле мне нужны объятия и дружеское плечо, мудрый совет и милый стеб, тысяча глупых смс в день и ссоры из-за пустяков. Социофобия – отличная маска, за которой можно спрятать неумение общаться с людьми. Еще один человек ускользнул из моей жизни – и я у пропасти одиночества. Меня спасают оставшиеся со мной. Тянут. Говорят. Утешают. Обнимают. Я очень люблю их. Ценю теперь еще больше за то, что они все еще рядом. С ними легче, веселее, роднее. Но у них своя жизнь, они оставляют меня наедине с собой. И я понимаю, что сейчас одной части в пазле жизни не хватает. Потом вспоминаю всех, кого теряла. Произвожу подсчеты, копаюсь в воспоминаниях. В целом много недостающих частиц получается. Но ведь живу дальше.
И живу, кстати, неплохо. Поставленные ранее цели, даже самые странные и неожиданные исполнены в срок. Становлюсь все увереннее в том, что мечтать надо смелее, потому что всего смогу добиться. Сама смогу. К цели идут поодиночке, вдвоем лишь прогуливаются по зеленым аллеям. И я позволяю себе немного порадоваться успехам, перед тем как снова гнобить себя и идти к новым горизонтам. И все хорошо. Вот только какой-то червячок воспоминаний точит меня изнутри до сих пор. Правда, уже не так больно. И я почти научилась с этим справляться и не отрывать себя от своей же жизни. Научилась ловить волну спокойствия и даже могу копаться в воспоминаниях, не раня себя, а просто наслаждаясь ими, как я, старая барахольщица, это люблю.
Но неожиданно мне снится сон. А сновидения я тоже не люблю, ибо сняться они редко, да и хорошими почти не бывают. И как-то три месяца подряд я просыпалась от того, что плачу во сне. Не просто плачу, рыдаю, захлебываясь своими слезами. И я совсем не помню, что происходило прошлой осенью, потому что именно так я рыдала и наяву. Пару недель, кажется, а может больше, а может меньше. Вдарилась в работу, а вечерами смотрела в стену и ревела взахлеб. Пугала родственников, замыкалась в своем горе, боялась себя. Потому что это омерзительно, как в фильмах про психов. Потому что я никак не могла побороть этот нервный срыв. И это не странный фильм, это все правда происходило со мной. Но теперь все это позади. И все уже стерлось в памяти, осталось размытым пятном где-то вдалеке. Но однажды ночью в поезде «Москва-Саратов» снится худший сон в моей жизни. Мне приснился один сентябрьский вечер. Вечер, который был на самом деле. Во сне я вспоминаю все, что было, до пронзительных мелочей. На мне серое платье, красное пальто и шарф, купленный на индийской выставке. Я иду с работы не по тем улицам, как обычно. Захожу в книжный. Копаюсь там долго, потому что знаю, что времени уйма, мне еще долго ждать. Покупаю три книги – Толстого, Уайльда, и что-то про психологию толп. Сажусь на лавочку и читаю. Солнце светит, а ветер колышет мои дреды… И я жду. Он приезжает. Как всегда ворчит на меня, что все сделала не так и улыбается. Он мой лучший друг. И за этот сон я вспоминаю весь тот вечер. С 18-00 и до полуночи. Слова, эмоции, запахи, взгляды. Ничего особенного, практически стандарт – прогулка, походы по магазинам, домашние чайные посиделки, неспешная болтовня. Но было очень легко, ярко и спокойно на душе.
А потом я просыпаюсь в удушливой серости и громыхании поезда. И нет того солнечного сентябрьского вечера, который был самым теплым и роковым. С того дня прошло полгода. И я не могу уснуть еще двое суток из-за страха, что может вспомниться этот день снова. Кружится голова, трясутся руки, состояние полуобморочное, но страшнее может быть только уснуть и увидеть снова этот день. День, в котором была предельно счастлива. И именно после этого дня рухнул мой привычный субъективный мирок. И очень больно помнить этот день. Невозможно говорить, даже писать невозможно об этом. Думать – совсем невыносимо. Нужно выплеснуть эмоции, но это лишь выворачивание себя наизнанку, которое облегчения не приносит и никому уже не нужно. Особенно мне. Воспоминания снова травят мою жизнь. Я, конечно, уже давно не плачу. Всё уже отплакано, курсы успокоительных пилюль поглощены еще осенью, появившиеся от стресса седые пряди волос уже не вгоняют в панику. Я просто преследую свое прошлое. Брожу вечерами по любимым улицам, с грустью смотрю на аллеи, в которых сидели вечерами, плюю в афиши групп, на концерты которых мы ходили вместе. Пару дней набираюсь смелости, чтобы пойти туда, где были в последний вечер славной дружбы. И понимаю, что невозможно решиться в одиночестве смотреть на огни, которые загорались в тот вечер. Понимаю, что меня разорвет на части, что я просто сойду с ума от этих воспоминаний. Этот город и так слишком маленький, здесь и так слишком легко люди наталкиваются друг на друга. Я устала вздрагивать при мысли о том, что где-нибудь неожиданно встречу его. И я до сих пор так и не придумала, что же мне делать в таком случае.
И пусть я очень хочу этой встречи, но именно этого я и боюсь больше всего. Я берегу себя, я уговариваю и успокаиваю, что логичнее забыть и вычеркнуть. Но почему-то не могу. Эмоции побеждают над разумом. И для меня это ужасная слабость. А показывать свою слабость я не хочу, не могу больше. Это унизительно. Это жалко. Но я не могу двигаться с того дня на набережной в сентябре. Я хотела бы остаться там. В пока еще дружеских объятиях.
Я не знаю, почему так остро ко мне это вновь вернулось сейчас. Я надеялась, что меня отпустило. Мне безумно одиноко. Чертова привычка дружить с парнями снова не оправдывает себя. И, пожалуй, я беру тайм-аут. Я не хочу копаться в прошлом, не хочу искать замен и не хочу пытаться дружить с кем-то еще. У меня на это уже тепла не осталось. Потому что парней-любовников терять легче, чем друзей. Свою душу любовнику не доверишь, а вот другу запросто отдашь ее сполна. Поэтому, видимо, мне так слабо и безвольно сейчас.
И я могла бы набирать текст безостановочно, так же, как летают мысли в моей голове. Перемешалось все - сладость улыбчивых воспоминаний, безостановочная тоска, отвращение к себе из-за того, какой жалкой и слабой я стала. Вот только непонятно, почему у меня нет ненависти и озлобленности. И почему меня съедает чувство вины. И почему я, здраво осознавая, что прошлое так прекрасно из-за моей идеализации, все еще продолжаю грезить им. И совсем уж неясно, когда же меня наконец-то все это отпустит. Но я не теряю надежды на освобождение.



«И видишь ли, мне абсолютно не важна частота наших встреч
И волнообразность салюта ревности, нежности и гнева - тоже не важны.
Я изумляюсь, насколько мы похожи и непохожи с тобой.
Ты будто брат мне, рождённый нашим общим летом...»
Ночные снайперы – «Светофоры»
[700x466]