- Да, вот такой я подлец! - вызывающим тоном сказал Митя, вернувшись в очередной раз из вытрезвилки и до конца еще не протрезвев. – Ну и пусть… ну и ладно… вот такой я… Ик!

Он еще не знал, что в автобусе на подступах к городу вот уже два часа тряслась по ухабистой дороге и от всхлипываний Ксюша, которой добрые люди сообщили, что Митя ушел куда-то среди ночи и до сих пор не вернулся. Ксюша плакала от страха, что с Митей что-то случилось и от мысли, что с ним ничего не случилось, а он просто опять напился, и ему сейчас пьяно и хорошо в то время, как ей, Ксюше, волнительно и плохо.

– А откуда менты взялись, я даже и не по-о-онял, - нараспев говорил в это время Митя, - подошли сзади, взяли так нежно под белы рученьки и повели… (Здесь он сделал широкий захватывающий жест, изображая свое пленение вездесущими стражами правопорядка). Я и пьяный-то особо не был… Ик! Ик! Ой, чего это я?

Ксюша смотрела затуманенным взором на проплывающие мимо деревья, поля, дома… Нет, он меня не любит, если б любил, то не пил бы, - убеждала она себя, но какой-то внутренний голос успокаивающе шептал: любит, все равно любит, и на фоне полей и домов всплывало его лицо, свежее, улыбчивое. Он смотрел на нее нежно и ласково, обнимал за плечи, бережно прижимал к своей груди… Любит! – стучало Ксюшино сердце, но рассудок саркастически ухмылялся: очнись, девочка, никого он не любит, кроме себя! Он о тебе сейчас даже не вспоминает!

- Да что вы говори-и-ите! - продолжал буйствовать Митя. - Никогда она меня не бросит! Она ж меня любит! Лю-бит! И я ее люблю… Кто сказал, что нет у меня силы воли? Есть у меня сила воли! Ик! Вот как я сказал, так и сделаю! Сказал – выпью, значит выпью?.. Ха-ха, умеешь съязвить… Ну-ну, смейтесь-смейтесь, вот увидите. Я еще всем покажу! Всем! Ик!

Ну почему это именно со мной?! – взывала Ксюша то ли к своему разуму, то ли к Богу, то ли к трактору на поле. – Мне бы и одного отца хватило! Всю жизнь обещает бросить, и всю жизнь пьет… Бедная мама… Не хочу! Неужели правда, что дочери выбирают себе мужей, похожих на отцов?.. Господи, хоть бы Митя был жив и здоров! Хотя, с другой стороны, если сломает, например, ногу, и не сможет какое-то время ходить, это гарантия, что не сможет какое-то время пить. Ха, я-то уж точно ему за пивом бегать не стану! – и Ксюша победоносно стерла щекочущую щеку слезинку и даже слегка улыбнулась, представив лежащего Митю с привязанной кверху забинтованной ногой. Потом снова помрачнела: а вдруг и впрямь что случилось?..

А впрямь случалось уже не раз. Не считая обязательной программы, в которую входила потеря всех наличных денег, документов и сотового телефона, была еще и факультативная: Митю раздевали зимой и избивали летом (впрочем, и зимой избивали, ведь отдавать добровольно свое пальто он не соглашался даже будучи пьяным), его находили на какой-то свалке без сознания и с разбитой головой, подбирали где-то за городом. Его уже прокляла родная мать и отреклась родная сестра. Но теперь появилась Ксюша. Ксения – значит, гостеприимная, гостеприимная - значит, добрая, добрая – значит, простит.

И Ксюша опять простила. Она пришла и молча обняла его, и светлая слезинка скатилась на родную Митину грудь. Его сердце благодарно стукнуло в ответ. «Больше не буду пить, никогда не буду!» - пообещал он себе, но из глубины души что-то предательски шепнуло: «Будешь, конечно будешь».