[325x480]
...Ариф сегодня оказался неожиданно пунктуален. В своем восточном обаянии эта вертлявая и запальная сущность никогда не смотрит на часы, разве что невзначай может сверкнуть ими из-под края манжета рубашки в нужный момент, перед нужными людьми, у кого часы дешевле. Его не интересует время. Ему интересен он сам в потоке этого времени.
...Сегодня ровно в пять его черная машина стояла у входа.
...Он никогда не говорит «привет» или «добрый вечер», а просто стоит и улыбается, купаясь в лучах собственного обаяния. Потом суетливо открывает дверцу, попутно что-то рассказывает, жестикулирует. Особого смысла в его словесном поносе нет. Да ему и не нужно. Он всегда много говорит, когда нервничает. Я его заставляю нервничать почти всегда. Сегодняшняя встреча не была исключением. Он стоял, улыбался, перебирал пальцами и нервничал. Когда машина двинулась с места, он наконец-то заткнулся.
...Мне нравится смотреть на его лицо, когда он ведет машину. Сосредоточенный, внимательный и отстраненный. А главное молчаливый. Он не вдается в тонкости общения тупыми вопросами, по типу «как прошел день» и прочую бурду,- игра мужского внимания «по-европейски» ему не понятна. Он просто едет и молчит. Смотрит за светофорами и выбоинами на дороге и молчит. В мою сторону тоже не смотрит. И эта поездка доставляет мне особое удовольствие в конце рабочего дня. В конце работы, которая весь деть трахает мозги по-взрослому, не стесняясь. С Арифом не нужно напрягаться. Особенно на рассказы. Не нужно быть очаровательной, не нужно пиздеть не прекращая. Можно просто молчать, уткнувшись в стекло. И это двадцатиминутное молчание, наверное, нам обоим доставляет удовольствие отдыха. Скрывать нечего, понтоваться нечем – и так знаем, кто, чем дышит. Это понимание снимает обязы театральных ужимок.
...Друзьями мы стали неожиданно.
...Ариф выводил меня из себя. Доводил до крайней степени раздражения с первого дня знакомства. Приходил в офис с апломбом, скорее даже врывался, не здороваясь, спрашивал на месте ли шеф, по рефлексу воспринимая меня за секретаря, - что больше всего бесило.
Нагло требовал чай и сладкое, разваливался на узком стуле и начинал тереть с шефом на своей тарабарщине. Вместо чая я демонстративно удалялась курить. В их понимании женщина не имела никакого права так себя вести. А я так не думала. И я имела. И право, и всех их вдвоем взятых. Шеф тихо шуршал, но не на русском, а значит, не мне адресованном. Когда возвращалась с перекура, они уже мирно пили чай и о чем-то увлеченно пиздели. Шеф заваривал чай сам.
...С этим чаем вообще происходили истории. Первые пол года совместного сосуществования в офисе, шеф, сначала намеками, а потом в открытую заявлял, что делать чай – моя прямая обязанность. Я так не думала. Я – пишу, а все остальное – ваши проблемы. Со временем он свыкся. Но чай таки я делаю. Только тем, кто симпатичен мне лично. Заваривание чая стало для меня каким-то ритуалом выражения своего уважения. Уважения достойны были далеко не все. Ариф в этот круг не входил.
..А потом случился банкет. В субботу! В законный мой выходной день, в день, когда по накатанным рельсам я пью, отдыхаю, веселюсь, не напрягаюсь и всех их имею ввиду. Но в эту субботу, в 11 утра, несусветную рань после пятницы, нужно было выползти на работу. И не просто, а при костюме, макияже, зарядом бодрости и долей похмельного пофигизма: чтобы хватило на весь день и вечер.
…Ариф был первый, кого я там увидела из знакомых лиц. Он, как обычно был заряжен и бодр. За долгую практику нашего совместного общения он знал, что не упаду на лапки, а сама по лапкам ударю. От этого опыта он проникся уважением к моей персоне. Он был одновременно вальяжен и внимателен. В сборище не русских не прилично курить. И они не понимают присутствия женщин. Но они упадают пред пресс-службой. А именно такой я и являлась. Меня мучило похмелье, я хотела домой и мне было срать на их сборище. Но, я была на работе. И при костюме. И нужно было держать марку. И я держала. Арифу нужно было кого-то держаться.
...Мы сели за один столик. Вернее он настоял чтобы я села рядом с ним. Ибо, хитрая душа, знал, на кого нацелятся камеры. И они нацелились. Мы были в кадре.
- я хочу курить. Где это возможно?- шеф усмотрев пепельницы на столах, сказал кури тут. Но нефиг их было подставлять. Они-то не курят. И тут взорвался Ариф.
- пойдем, вместе покурим.
...Так мы и начали дружить. Просто вовремя вдвоем покурили. А потом я дотронулась к рукаву его пиджака. Потрясающая мягкость английской шерсти. И я в него практически влюбилась.
...Наши встречи в баре Колизея, в том месте, где перестали быть действительны понты, в том месте где все уровнялось, стали традиционными. Мы все типа люди.
...Сегодня мы традиционно собрались. Мы слушали живой оркестр, который изображал джаз. Мы молчали. Мы, трое, отдавали свои тела меланхолии. И нам это сегодня нравилось.