Автор: Госпожа_Президент
Бета: отсутствует
Название: Большие гомосеки 2
Фандом: Panic! At The Disco
Пейринг: Райан/Брендон
Рейтинг: от PG до NC-17 (сегодня будет НЦ, дети мои! xDDD)
Жанр: юмор, романс, драма, ангст (барматуха-жанр)
Размер: макси
Статус: ну почти закончен уже же когда наконец-то закончится не знаю

От автора: О, сто лет прошло. Все запылилось. Но давайте сдуем пыль, ибо настало время освежить в памяти тот факт, что Брендон безбожно любит Росса, как это не прискорбно

Тех, кто запамятовал события годичной давности, - прошу освежить воспоминания

Торопилась, поэтому не бечено, могут быть примитивные мистакес. Как освобожусь - отредактирую косяки.

Ну, а те, кто еще помнит, на чем все закончилось, могут начать


Глава 18.
Slow.
Брендон Ури.

За дверью босыми ногами шлепает Спенсер, и куда его интересно понесло в такую рань?
Я стараюсь реже дышать, по возможности – вообще этого не делать, отчего-то кажется, что звуки циркуляции воздуха из моих легких и обратно делают столько же шума, сколько Патрик, когда хочет гулять.
В коридоре затих Смит: либо он засел в ожидании, и норовит нас разоблачить, либо он уснул стоя, либо просто ушел. В этот самый момент меня одолевает буря сомнений – нужно ли поцеловать Росса перед сном, учитывая тот факт, что в последний раз в машине мы только этим и занимались. Я почему-то чувствую себя очень глупо, затаившись за дверью, как малолетний нашкодивший пацан. Ну, а Райан похоже тоже растерял всю свою браваду, когда услышал шаги, и просто застыл на месте, не шевелясь.
Я все еще сильно сжимаю его руку. Когда эта мысль доходит до меня, я пробегаюсь пальцами выше, задирая рукав его пижамы и касаясь сначала локтя, а затем нежной кожи на сгибе. Свободной рукой дотрагиваюсь шеи, а потом кладу ее ему на затылок, отчего Райан широко распахивает глаза. В его взгляде нет затравленного выражения, нет испуга.
Он смотрит на меня так, как будто рассвет за моей спиной – это зарево грянувшей атомной войны, которая сметет нас к чертям собачьим буквально через пару секунд.
И я так четко представляю себе эти мнимые последние секунды нашей с ним жизни, что подсознательно накрываю его своим телом, утыкаясь носом ему в шею. Росса пробирает мелкая дрожь, он неподвижен и стоит как манекен. Тогда я целую его в кусочек бледной кожи на шее, рядом с мочкой уха, там, где ему всегда было щекотно.
В ответ Райан заметно расслабляется и обмякает в моих объятиях. А когда я шумно вдыхаю воздух, продолжая целовать, его руки ползут вверх по моим предплечьям и смыкаются в крепких замок на моем затылке. Он делает маленький шажок мне навстречу.

Я искренне начинаю верить, что сейчас глубоко в Райане отчаянно рвутся наружу забытые фрагменты его насыщенной мной жизни. Обычно он по инерции отвечал на мои ласки, его руки сами собой обнимали меня, если я находился в зоне досягаемости, он бы обязательно положил голову на мое плечо, окажись оно рядом, он бы наверняка взял меня за руку, будь она ничем не занята в момент, когда попалась ему на глаза.
После аварии Райан изменился, спрятал все свои условные рефлексы на задворках сознания и шарахался от меня, как от одичавшего якобинца.
А сейчас, стоя рядом с ним, ощущая, как его интуитивно тянет ко мне, я не то, что бы ликую – я счастлив настолько сильно, что не могу заставить себя посмотреть на него.
Меня останавливает страх, что все это – лишь иллюзия, минутная слабость или первый рубеж россовского слабоумия. Однако, я все равно глупо улыбаюсь сам себе и ему тоже.

Первые лучи солнца греют спину, а комната лишается безграничной темноты – все наливается золотисто-розовым светом.
Я смотрю на Райана, и из меня уже буквально лезут всякие глупые нежности, маленькие тихие бури восторга и умиления. Он щурит глаза от утреннего света, смешно морщит нос и пытается укрыться в тени моей лохматой головы. Я уже было набрал побольше воздуха, чтобы рассказать ему о переполнявшем меня чувстве, но Росс притянул меня еще ближе:
- Ничего не говори, - и он прижимается губами к моим губам, едва заметно улыбаясь своему отважному решению.
Коварный искуситель из него, конечно, никакой, но вот зато потенциала ему явно не занимать.

Легкими, влажными поцелуями он терпеливо прокладывал дорогу к тому, что у нас было раньше, медленно шел по знакомому сценарию, улавливая реакцию своего тела и повинуясь своим желаниям. А мне ничего не оставалось, кроме как подталкивать его в нужном направлении, поощряя каждое его действие недюжинными ласками и нежностью, чтобы не дай бог он не запнулся и не остановился на полпути. Я провел пальцами вдоль его рук, нашел ладони и крепко сжал их в своих, прижимая его к двери.
Вдруг Райан прерывает поцелуй, отстраняет меня, бросая короткий извиняющийся взгляд, и выглядывает за дверь. Несколько секунд спустя он берет меня за руку, и мы тихо выходим из кабинета. До моей комнаты два с половиной метра, но терпением я никогда не отличался, поэтому разворачиваю Райана к себе лицом и впиваюсь жадным поцелуем в его губы. Мы двигаемся по невероятной траектории, стараясь не шуметь и не натыкаться на предметы, превращая два с половиной метра до комнаты в три тысячи маленьких па самого дурацкого в мире танца.

Тихо прикрыв дверь в комнату, я начинаю отступать к кровати, увлекая за собой Райана.
Росса как магнитом тянуло в мою сторону, и он, не отставая, шел за мной.
Медленно опустившись на кровать, я потянул его на себя, а он похоже не переставал улыбаться ни на секунду. Запустив длинные пальцы в мои волосы, Райан еще сильнее прижался ко мне.
Я, наверно, еще никогда не целовал его так мучительно долго и чувственно. И уж точно я никогда еще не чувствовал себя так захватывающе рядом с ним.
Большинство наших поцелуев, предшествующих беспамятству Росса, если вообще не все – были не столько нетерпеливыми и привычными, сколько шаблонными и вполне предсказуемыми.
Райан целовался великолепно, каждый его поцелуй будоражил все мое существо и трогал до глубины души. Но он был чересчур узнаваем. Я с завязанными руками и глазами, расцеловав всю Аляску, с первого раза смог бы безошибочно определить, кто из них всех – мой Райан.
А сейчас я целовал кого-то другого. Нет сомнений – передо мной лежит самое желанное и самое родное создание на свете, но при всей очевидности, это уже не тот человек, которого я когда-то знал.
Он по-другому касается меня, по-другому смотрит, по-другому целует. Но это не делает его чужим, скорее даже наоборот.

Райан ловко расправляется с пуговицами на своей пижаме, а потом стаскивает с меня футболку. Я не могу оторвать взгляда от линии контраста кожи и темного хлопка и медленно провожу рукой от ямочки между его ключицами до резинки пижамных штанов.
Он забавно наклонил голову в бок и чертит пальцем узор у меня груди, улыбаясь каким-то своим мыслям. Когда я снимаю с него пижаму, и наши тела соприкасаются, то от затылка вдоль по позвоночнику как будто проходит заряд. Райан прикрывает глаза, а я покрываюсь мурашками с ног до головы. Уткнувшись носом ему в шею, провожу горячими ладонями по его выпуклым ребрам, по бедру, и возвращаюсь по его внутренней стороне, задерживаясь в районе паха. Легкие, но настойчивые поглаживания – и дыхание Райана срывается.
Мы оба часто дышим, не в силах оторваться друг от друга, и я все больше убеждаюсь в том, что Росс дает мне карт-бланш на следующие несколько часов, пока Спенсер снова не решит пройтись по дому.

Он сжимает в длинных пальцах мой зад и начинает медленно, мучительно, дразнящее тереться бедрами о мою промежность, запрокидывая назад голову. Я наваливаюсь на него, беру в ладони его раскрасневшееся лицо, заставляя на себя посмотреть.
Его взгляд ласковый и манящий. Приподнявшись на локтях, Райан проводит языком по моим губам, которые тут же раскрываются навстречу, и накрывает мои губы своими, позволяя моему языку проникнуть внутрь. Он так податлив, что это окончательно сводит меня с ума, я еле сдерживаюсь, чтобы не издать протяжный стон.
- Обними меня, - тихо говорит Райан, - только не отпускай.…

Ты, видимо, слишком хорошо ударился головой, раз до сих пор думаешь, что я могу тебя отпустить. И вот как бы тебя так обнять, чтобы на радостях не сломать ребра?
Когда Росс начинает заметно кряхтеть – я несколько ослабляю объятия, на что он тут же выдает саркастичное:
- Ты ждал, когда из меня полезет повидло?
- А оно полезет?
- Нет, не полезет.

Разум: даже не знаю, плохо это или хорошо.

Конечно, хорошо! Это же шутка была!

Разум: это тоже, дубина.

Я совсем идиот, по-твоему?

Разум: ну, нет, однако, я тоже часто ошибаюсь…ладно, ладно, не отвлекайся….

Росс, не отрывая от меня внимательного взгляда, полез руками мне в трусы. Я несколько не ожидал, что ушибленный оленем Райан, ко всему прочему форсирующий события похлестче любого ловеласа, будет так…невозмутимо мне дрочить.
Судя по его лицу, он явно был доволен моей реакцией, хотя мне почему-то кажется, увидь я себя в тот момент – подумал бы, что лежу в постели с медведем.
Я прикрываю глаза и двигаю бедрами в ритм с его рукой, нашептывая самому себе какие-то мантры. Райан тянется ко мне, как мотылек к фонарю, а я готов притягивать его, пока не потухну.
Утренний свет просачивается сквозь тяжелые портьеры, висит миллионами крошечных пылинок, которые застыли в воздухе. Такое ощущение, что время замерло, улучив момент долгожданного воссоединения двух потерявшихся в себе людей. В доме так тихо, что можно услышать, как капает вода в ванной, или как сопит во сне Патрик. Но то, что происходит в этой комнате – останется только в ее пределах. Полумрак, перечеркнутый яркими полосками солнца, прячет нас от всего мира. И я твердо уверен, что воздух здесь загустел настолько, что превратился в невидимую вату, которая охватила каждый острый уголок, заглушила любой лишний звук, спрятала каждый секрет. И что любой посмевший нарушить этот интим – подавится этой ватой и замертво упадет прямо на пороге, даже не успев закрыть рот от удивления.
Румянец на щеках Райана стал еще более выразительным, он то и дело вскидывает подбородок, не успевая переводить дыхания в перерывах между поцелуями.
Когда мы избавляемся от остатков одежды, я, мягко говоря, перестаю себя контролировать, больше всего мне хочется поддаться импульсам, мгновенным желаниям, хочется отдать всего себя и получить столько же взамен.
Росс ловко изворачивается и седлает меня, начинает оглядываться по сторонам. Затуманенный мозг на пределе возможностей прослеживает эту логическую цепочку, и я коротко киваю на тумбочку рядом с кроватью.
Райан чуть отклоняется назад, пытается нашарить смазку, а я медленно вожу пальцами вдоль изгиба его тела. Когда пальцы касаются ребер – он шумно выдыхает и начинает улыбаться.
«Щекотно», - от этой мысли я расплываюсь в улыбке и приподнимаюсь, чтобы куда-нибудь его поцеловать. Губы касаются места чуть ниже ключицы. В этот момент Райан поворачивается ко мне – следующий поцелуй я оставляю на шее.
- Мне нравится, когда ты так делаешь, - что ж, милый, а мне нравится, когда ты так говоришь.
Я не могу оторваться от его шеи и готов зацеловать каждый сантиметр этой бледной кожи. А Росс будто горит изнутри, он обнимает меня и тянет на себя как одеяло.
Смазка в его руках прохладная, но только до тех пор, пока он не обхватывает мой член. У меня чувство, что все вокруг полыхает адским пламенем, и мы вместе с ним. Райан шире разводит ноги. И, Господи, я, наверно, прямо сейчас умру.
Я вхожу в него так медленно, что тело начинает пробирать дрожь. От неожиданных, забытых ощущений Росс распахивает глаза, его губы сжимаются в тонкую полоску. На мгновение проскальзывает мысль, что надо было бы его подготовить сначала для таких долгожданных последствий, но он, словно прочитав все по моему лицу, обнимает еще крепче и тихо выдыхает какие-то ругательства.
Мы смотрим друг другу в глаза. В его - какой-то приторный разврат вперемешку с исступлением. В моих скорее всего – бесовское пекло, жар и еще что-нибудь знойное. Райан как кот трется об меня щекой, и я не представляю – можно ли прижаться к нему еще теснее. Неужели это наконец с нами происходит?
Пусть это будет самое вечное утро, которое только можно придумать, пусть оно накроет собой те невыносимые часы реанимации, пусть сотрет тошнотворный ужас, пусть уберет с наших лиц остатки невысказанной обиды, разочарования и грусти.
Он толкается вперед, обвивая меня ногами, его губы шепчут что-то невнятное. Я искренне пытаюсь вслушаться в его полубезумный шёпот, но не в силах даже разобрать, что за слова и просьбы срываются с моих собственных губ.
Нарастающий темп, в горле пересыхает, Райан постоянно облизывает губы, сглатывает. Ни во сне, ни в фантазиях никогда не было ничего подобного. Всё равно ничто не сравнится с этими реальными ощущениями, с этим безумием в его полуприкрытых глазах, с его обволакивающими стонами, ласкающим шёпотом. Удовольствие вплетается так незаметно, постепенно вытесняя все мысли, и уже хочется кричать, хочется благодарить всех богов за это невероятное чувство, за это волшебное утро, за это сумасшествие, охватившее нас обоих.
Росс хватает мою руку своими цепкими пальцами, кладёт её на свой член, подсказывает несколькими движениями предпочтительный темп. Мне нравится послушно ласкать его, нравится целовать пульсирующую вену на шее, нравится облизывать липкие приоткрытые губы. Чувствую, что уже на грани – еще один толчок, и я кончаю первым, но Райан догоняет меня через пару мгновений, подчиняясь машинально продолжающей двигаться ладони.
Наступившую тишину нарушает только наше тяжёлое дыхание. Откинувшись на подушки, я крепко его обнимаю. Я никогда его не отпущу.


Если бы ты видел мое утро неделю назад, Райан. Ты бы почувствовал тот момент, когда от внезапных мыслей, которые одолевают мою голову, все еще лежащую на подушке, становится так жутко и противно, что кишками ощущаешь сердце, а пищеводом – мочевой пузырь.
И ты бы, наверно, засмеялся. А заметил бы мою скрытую депрессию?
Да ладно. Это же очевидно – полубезумный взгляд в никуда, потные ладони, прерывистое дыхание, ярко выраженный невроз навязчивого состояния, который вот-вот нарвется на фронтальную лоботомию.

Разум: Ну да, она тебе вряд ли навредит еще больше. Необратимые повреждения мозга у тебя уже есть….

Да, я заметил.

А теперь мою голову заполняет мягкая дымка холодного утра, мыслительные процессы замирают. Собственный пульс становится точкой отсчета моего грядущего сна. Я закрываю глаза и чувствую тонкие пальцы на груди. Райан накидывает на нас большое пуховое одеяло, очерчивая границы маленького, вожделенного мирка.

***

Умудрившись не проспать завтрак, мы с Россом молча одеваемся и выходим из комнаты. Он идет к себе, а я в ванну. Мы не смотрим друг на друга, но каждый абсолютно уверен, что если бы посмотрел, то до кухни бы никто не дошел.
Кухня полна запахов, Смит уже уплетает завтрак, попивая ароматный кофе. Что-то бормочет тетка из телевизора по местному каналу.
Спенсер бросает на нас короткий, ничего не выражающий взгляд, и продолжает есть какую-то субстанцию.
Я подхожу к нему и нагибаюсь над тарелкой.
- Это рыба, - констатирую я.
- О, благодарю, Жак Ив Кусто! – Спенсер переводит взгляд на Райана, который улыбается и наливает себе кофе.
- Если ты на Аляске, не обязательно есть рыбу даже на завтрак, - говорю я как бы между делом.
В ответ Спенсер ничего не говорит, просто отпивает из кружки, чтобы засунуть обратно в глотку чуть было не вырвавшуюся колкость в мой адрес.
- Нет, ну если ты считаешь, что надо съесть весь лосось до приезда Джона – пожалуйста!
Смит притворился, что очень занят завтраком и сделал второй глоток.
Росс садится на подоконник и начинает листать каналы, делает звук погромче.
И когда на местном музыкальном канале в новостях показывают Джона, который тонет в волнах когорты своих верных почитателей и репортеров, осадивших аэропорт Фербэнкса, - Спенсер делает третий глоток из кружки и тут же давится. Сначала мы трое молчим, уставившись в телевизор и наблюдая, как бедный Джон прорывается сквозь толпу в съехавших на бок солнечных очках и шапке, которая вот-вот слетит с макушки. Он еле волочет за собой огромный чемодан, прикрывая правой рукой лицо, чтобы папарацци не сняли его крупный планом или не поставили фингал вездесущими объективами.
Когда ведущая новостей говорит о том, что приезд одного участника группы безусловно может служить подтверждением слухов, будто вся группа сейчас находится на Аляске, Смит, сорвавшись с места, летит в гостиную и возвращается уже с телефоном. На его лице читается только одна фраза: «Если об этом хоть кто-нибудь узнает – я из них душу выну!».
- Почему ты в телевизоре, Уокер?! – орет Смит в трубку. Судя по реакции, ему ответил либо стадион болельщиков, либо офицер полиции, потому что барабанщик побелел от гнева. – Одевайся, Брендон. Мы едем в аэропорт.

Почуяв приключения, на кухню влетает Патрик, он мечется в ногах у Смита, не давая ему пройти в гостиную.
- Останешься дома! – рявкает он на собаку. Пес, тут же присмирев, покорно садится прямо на пороге. Закатив глаза, Спенсер перешагивает Патрика и бежит за вещами. Я следую за ним.

- Будь осторожен, - доносится с кухни. Я оборачиваюсь, преодолеваю расстояние между нами в три шага, и крепко целую Райана. Он улыбается мне, и я начинаю чувствовать себя супермэном.

***

Спенсер так медленно завязывает узелками шнурки, что еще немного – и он уснет. Я закатываю глаза, выходя их дома, а вдогонку мне долетает дерзкое «Закатишь еще раз – и не выкатишь».
- Пока ты одеваешься, можно захватить Ирак.
- Нам надо выждать какое-то время, чтобы половина репортеров перемерзла, а вторая половина отошла покурить.
- У тебя очень жестокая тактика, Смит. Пока ты столь стремительно шнуруешь ботинки, любой репортер умрет от рака легких.
- Не умничай, заводи машину.

Может, конечно, магнитные бури и лютый мороз скосили половину армии папарацци, а вторая укрылась в казематах, но я скорее буду верить желтой прессе, чем слушать догадки мистера Смита. Хотя идея с казематами меня порядком веселит. Так и представляю себе синих от натуги и холода маленьких мужичков и теток с фотоаппаратами наперевес, торчащих из дотов и готовых выпрыгнуть в сугроб при виде Росса или кого-нибудь из нас.
Я хмыкаю, но мгновенно делаю отрешенное лицо, потому что Спенсер, (даже помянуть спокойно нельзя, гад!) выглядывающий из-за моего плеча, делает недовольную постную рожу, а потом как бы нечаянно задевает меня своими холодными пальцами.
Если еще раз так сделаешь – я их вырву, нарисую всем пяти забавные рожицы и буду укладывать спать рядом с крысой.
Либо он слышал мои мысли, либо меня так перекосило, что в тот же миг на месте пальцев оказалась теплая варежка, а искреннее негодование в его глазах сохранялось еще минут пять. Пока мы ехали в аэропорт, Спенсер довел меня до нервного тика с икотой.
Хотя я не отставал. Когда мне в четвертый раз почудилось, будто дорогу перебегает лось, и Смиту снова пришлось резко затормозить, - он отлупил меня замшевой рукавицей и сказал, что если еще раз у меня в голове пробежит лось, то я побегу пешком.
Всю оставшуюся дорогу я больше не видел ни лосей, ни оленей. Пришлось тешить себя разными забавными воспоминаниями. Как, например, мы ездили в магазин, и Райан поправлял задравшуюся штанину, согнувшись на девяносто градусов, тылом ко мне, а не присев, как обычно делают мужики, и еще он залез мне за шиворот, якобы убирая лейбочку – он так долго шерудил там своими руками, что у меня до сих пор по хребту мурашки размером с лососевую икру бегают…
Скорее всего, Смит заметил блаженное выражение моего лица, потому что начал опасливо коситься в мою сторону, проверяя, не стали ли те лоси и олени первыми галлюцинациями по дороге к возможной шизофрении.

Припарковавшись в особо кустистой зоне, Смит вытащил вещи для Джона, и мы двинулись к терминалу, где прятался наш несчастный басист.
Со стороны можно было с уверенностью сказать, что Спенсер и я – настоящие северяне. Я практически научился правдоподобно ходить, словно у меня бочка между ног, в не чересчур неудобные штаны. А Спенсер овладел искусством поворота не всем телом, как пингвин, а только верхней его частью. Поэтому когда мы проходили мимо стайки курящих мужичков с фотоаппаратами – на нас никто не обратил внимания, приняв за местных таксистов или обычных жителей.

Как выяснилось, Джон прятался в одном из залов ожидания. Он был у самого входа, в темных очках, стоял и насвистывал, глядя в потолок. Его шарф был намотан чуть ли не до самых ушей, при этом он навалился на стену в самой непринужденной манере, делая вид, будто встречает бабулю из Алабамы и знать не знает двух мужиков, которые быстрыми шагами приближаются к нему.

- Брендон, прекрати на него так смотреть, - шипит Спенсер, прикрываясь варежками, - вдруг здесь тоже есть репортеры!
Мы проходим мимо Джона и Смит тихо говорит ему, чтобы тот шел в туалет. Оглядевшись по сторонам, они вдвоем удаляются в направлении клозета, а я тем временем шатаюсь вокруг, чтобы подать сигнал или отвлечь ненужную публику.

Через пару минут из туалета выходят двое мужчин. Один из них Спенсер, он тащит за собой огромный баул, в котором спрятан слишком заметный чемодан. А вот рядом с ним в раскоряку ковыляет Джон, еще не привыкший к своему скафандру. Мех от шапки заслонил ему весь обзор, поэтому чтобы хоть что-то видеть, Уокер отклонился назад. Выглядел он, мягко говоря, как идиот. Или как будто ему прихватило спину.
К машине мы возвращались уже бегом, потому что репортеры вдоволь надымили и решили снова пощелкать Джонни. Пока они его искали, мы успели втиснуться в пикап и свалить подальше от опасного места. По дороге домой больше всех возмущался Джон. Но никому не было дела до его недовольств, по той простой причине, что мы не могли понять и слова из всего того, что он пытался сказать.
Уокер возмущался, но мы были похожи на сельдь в бочке, огромная одежда мешала даже нормально дышать – не то что говорить. Не знаю, как Смит вел машину, но руль у него был буквально под носом. Вскоре Джон понял, что чем больше он говорит – тем больше шарфа попадает ему в рот, и предпочел буре неистовства тихое негодование. Но несмотря на все передряги, мы наконец-то ехали домой.

Райан Росс.

В своем спорном безумии я думал только о том, чтобы никогда не пойти на поправку. Иначе я бы просто утонул в том нахлынувшем чувстве безысходности, когда он меня соблазнил. А когда проснулся рядом с Брендоном, то понял, что такой безысходности я искал во Флориде. И что рад бы утонуть в ней.

Когда стрелка на часах добралась до одиннадцати утра, послышались звуки из коридора. Я нырнул под одеяло, покрепче обняв Ури, и приготовился к мятежу по имени Спенсер Смит. Через минуту дверь в комнату приоткрылась, и я, разумеется, сделал вид, что смотрю тридцать пятый сон. Наш ударник явно проглотил язык, потому что было слышно лишь, как напряженно он дышит. Но тут он вдруг оступился, что заставило меня несколько напрячься. Как оказалось, пухлый Патрик решил тоже проверить, что происходит на втором этаже, и по-хозяйски ввалился в комнату, потеснив на пороге Смита, который еле удержался на ногах. Что-то шипя и кряхтя, Спенсер схватил собаку за шкирку, потом за лапу, потом вовсе подхватил ее на руки и поволок из комнаты, стараясь не шуметь. Но его тихий забористый мат разбудит даже Брендона, который еле сдерживался, чтобы в голос не заржать. Когда дверь в комнату закрылась, Ури судорожно выдохнул и согнулся в конвульсивном припадке смеха.
Меня тоже колотило от приступов неконтролируемого хохота, я пытался кусать пальцы, чтобы не шуметь, но сил больше не было. Мы оба уткнулись в подушку и глухо ржали, чуть ли не до слез.
А когда более менее успокоились, то решили, что не стоит заставлять Спенсера сидеть и переваривать увиденное в одиночестве. Вдруг его разум не выдержит груза такой правды.

***

За окном слышно, как кто-то ворчит. Патрик уже во всю скребется в дверь, а когда она открывается – то он заходится в истерическом скулеже. Я выхожу встретить ребят, и на меня тут же обрушивается поток жалоб от каждого из них.
«Я думал, что высажу его нахрен в сугроб, если он еще раз скажет слово «лось»!»
«Откуда я мог знать, что за мной кто-то следит, я вообще думал, что о моем существовании на Аляске знаете только вы!»
«Райан, он меня бил!»
Я жестом прерываю этот бурный словесный фонтан, делаю драматическую паузу, и с интересом спрашиваю:
- А как мы отсюда уедем?
- Я купил четыре билета на Сочельник, пока этих двоих ждал, - сказал Джонни, вытаскивая из внутреннего кармана большой конверт.
У меня вырывается вздох облегчения. Я ставлю кружку на пол и обнимаю этих троих, как будто не видел как минимум десять лет.
[\more]