.
Гроза удалилась, недовольно урча, громыхая ящиками с кирпичом,
ты устала, садись, я сделаю чай, я в этом весьма учён.
Пока закипает наш чайник, скажи, нет, посмотри на меня, я скажу сам,
ты расстроилась из-за людей чужих? Или это всего лишь гроза?
Ты волнам кресла-качалки отдайся - я придвинул его к камину -
плывем на Восток. Заварю китайский, желтый китайский, с жасмином.
Он распустится листьями загнутых пагод, бессчетных драконов чешуйками,
он раздуется парусами, как память чайных клипперов в море бушующем.
Пронесется дымком над Великой стеной из носика векового фарфора,
и ты не заметишь, что стало темно, как-будто приспущена штора.
через стенки изысканной чашки чай руки твои и душу согреет,
и аромат жасмина тончайший впитывается все скорее.
Я расскажу тебе то, что видел сам... Как по красной глине берегов Хуан-Хэ
тонкие желтые бамбуковые леса уступают место корявой ольхе,
как у крошечной придорожной фанзы курит опий старикашка-китаец,
как мы угостили детишек фантой, а они змея запустить пытались,
как из-за антенн в виде башен Эйфеля, Харбин называют "второй Париж”,
а шелковые девушки с голосами эльфов что-то грустно танцуют...
- Спишь?
Автор: bor