Каждый получит по вере его…

                                                                Воланд (Мастер и Маргарита)

Темно.

    Кругом сыро. На стенах рос мох и лишайник, стены были усеяны им, как небо звездами. В крыше зияла дыра, небольшая, но доставлявшая большие неприятности находящимся здесь. Тяжелый запах сырости витал в воздухе, вместе с запахом разлагающихся остатков и остатками еды он придавал этому месту еще более мерзкие очертания. Да, что не скажи - тюрьма! Моя камера была последней на этом этаже и без того почти безлюдного. Самая затхлая, самая ужасная, повидавшая немало пыток и смертей, которые, возможно, ждали и меня. Не зря говорил мне мой отец: «Жизнь коротка, как миг». Только сегодня до меня дошел смысл его слов. Да, еще вчера я был на свободе, как птица, но, к сожалению, сегодня я оказался здесь. Забавная эта штука, жизнь, такая непредсказуемая и скучная одновременно. Что же ожидает меня завтра? Смогу ли я выйти отсюда? Ответ назревал сам - нет! Неужели меня ждет смерть! Я ведь еще молодой, толком не видевший жизни, не почувствовавший ее дыхания, счастья, радости, и должен уйти? Обидно и страшно одновременно. Многие боятся смерти и я тоже, наверное. Мысли о моем быстром уходе из жизни меня ужаснули, я даже вздрогнул от картины, которую сулило мне будущее в лице судьбы. Но было во мне что-то такое, что гнало весь этот страх прочь, что-то более сильное и вечное, нежели смерть. Что это было я пока не знал. На каменном полу лежала кучка соломы: прелой, сырой, уже гниющей. С крыши капало. Кап, кап, кап, словно стук сердца, которому уже не долго биться осталось. Мне казалось, что эти капли мерили мою жизнь,  и как песочные часы отмеряли мою смерть. Но почему я здесь, из-за чего? Неужели это все из-за одной фразы: «Нет надо мной власти Кесаря и Рима!», которую я произнес вслух? Наверное, это было так. Но почему? Почему люди верят в него, слепо, бездумно, в этого всемогущего Кесаря? Я никогда в него не верил! И не поверю! Чушь! Ну, тогда во что я тогда верил?

    Я верю в судьбу! В эту смешную судьбу. Люди смеялись надо мной из-за этого. Им все казалось властью Цезаря или на худой конец Каифы, и если Великий Кесарь велит умирать, так они должны были умереть. Я всегда был против этого. Неприятно как-то ощущать себя марионеткой в чужих руках. А что же моя судьба? И должен ли я был сидеть здесь? А уже завтра висеть на кресте? Я медленно опустил глаза. Наверное, все-таки это моя судьба. Да, и к чему все это. Как я смогу жить в этом страхе, в мире бесправия и лжи, предательства и несвободы! Нет, уж лучше смерть, как избавление от этого заключения.

    В камере за стеной сидел еще один заключенный. Он в отличие от меня верил в какого-то Бога. Я слышал его молитвы и прошения. Какой он глупый и наивный, этот человек. Ты просишь помощи у Бога? Да он забыл про тебя, как и про всех людей, живущих на этой земле! Не спасет тебя твой Бог, не нужен ты ему! Но человек молился дальше, он, к моему удивлению, молился не только за себя, но и за всех людей! Глупый и наивный еще раз мелькнуло у меня в голове, но в отличие от меня верящий во что-то, даже пусть и в Бога, но верящий, а верящим проще уходить из жизни.

 Резкая боль в руке оборвала мои мысли. Как я мог забыть про нее? Я оторвал кусок ткани от своей туники и перевязал рану. Боль стала утихать, но по временам возвращалась и мучила меня очень сильно. Во всем виновато проклятое копье, которое попало мне в руку, когда я пытался уйти от преследования. Хорошо хоть мой брат Андреям ушел, я рад, что он избежит этих мук и надеюсь, проживет свою жизнь достойно и оправдает мою жертву. 

   Я посмотрел в окно. На улице было еще светло, но на небе можно было уже увидеть звезды. Редко когда можно заметить их еще при свете солнца.

Мой  взгляд снова скользнул по стене, скользкой, противной, холодной и обжигающей при прикосновении.

Мне оставалось еще где-то около десяти часов до момента встречи с небытием. Обычно, когда чего-то ждешь, то время тянется очень медленно, словно густой кисель, но сейчас мне казалось, что мое время летит с  неимоверной скоростью и быстротой, как песок сквозь пальцы.

Я еще раз посмотрел в окно. На небе уже начало заходить солнце. Мне этот миг всегда казался привлекательным и одновременно страшным. Привлекательным -  потому что этот момент был очень красив, страшным - потому что в душе возникали неприятные ощущения, ощущения какой - то смерти или потери, будоражащие мою душу.

Я любовался закатом, это единственное чем я мог любоваться сейчас, в последний раз. Яркие солнечные блики, остывающего солнца заливали все небесное пространство. В этом свете все казалось настоящим, неподдельным. Почему же краски сегодня такие яркие? Толи я давно не любовался им, толи сегодня случиться что-то яркое, толи сегодня кто-то уйдет навсегда? Я не знаю. Я продолжил наслаждение закатом, мигом ослепительно ярким и коротким одновременно, будто раненый орел, взлетев высоко начал стремительно падать вниз, в пропасть, чтобы навсегда уйти из жизни во тьму веков.

Краски пылали, становились все ярче и ярче, словно их разбавлял неизвестный мне художник. Наконец, огнедышащее око начало погружаться во тьму, чтобы завтра воскреснуть вновь, с новыми силами и жаждой к борьбе. Еще мгновение и небо окутала тьма, и на сцену вышла Луна и ее верные глашатаи – звезды.

  Я сидел и думал. Думал обо всем: о жизни и смерти, любви и ненависти, радости и горе. Я хотел бы знать правду об этой жизни, удивительной, красивой, и в то же время страшной и жестокой. Вся правда в том, что я хочу жить: радоваться, веселиться, плакать, смеяться, любить, ненавидеть, ощущать себя половиной чего-то цельного, не лишенного смысла существования.

Странный парадокс: те, кто хотят жить умирают скоро и мучительно, а те, кто хочет умереть живут долго и счастливо. Хотя нет, не счастливо. Они хотят смерти, пытаются уйти, сбежать от нее, но судьба наказывает их снова и снова. Так что я предпочитаю смерть, чем муки на протяжении всей своей жизни. Но это мое мнение, многие с ним, наверное, не согласятся и, с радостью, примут все муки ради того, чтобы жить дальше.

  Большая капля сорвалась вниз и  попала мне в лицо. Я вздрогнул, она была такой холодной! Я посмотрел на свое последнее пристанище в этом мире, и мне стало так одиноко. Никто не разделит со мной все тяготы моей жизни, не поговорит перед смертью, не поддержит, а без этого та тяжело. Даже мне. Я опустил голову. Скоро, скоро я умру, стучало в висках. Но я же не хочу! Я закричал: «Я хочу жить, я не хочу умирать! Нет!». Мой голос, наверное, услышал не только весь этаж, но и вся тюрьма в целом!

Стояла тишина. Кому охота отвечать безумцу? Но неожиданно откуда-то снизу раздался голос:

-  Чего кричишь, дубина, али смерти боишься?

Я вздрогнул от неожиданности, наверное, я сошел сума, раз со мной говорят стены, но потом я увидел дыру на полу , совсем маленькую, незаметную с первого взгляда, но все  же  существующую и мне все стало понятно.

-   Боюсь,- сказал я.

-   Да. Ну, ее все бояться не переживай.

-   Не надо бояться смерти, она перенесет нас рай божий,- сказал голос из соседней камеры.

-   А ты кто?- спросил я.

-   Я тот, кем бы ты мог стать, я тот, кем ты не станешь, я тот, кто разделит твою участь. Я такой же заключенный, как и ты. Мое имя Иегова. Я родом из Сирии. Мой отец был обыкновенным пастухом, а мать обычной земной женщиной. Я появился на свет благодаря Отцу нашему. Я был послан на землю во имя спасения всех вас. Я проповедую жизнь по его законам, учу людей всему, что Он мне дал.

-   Ты веришь в своего Отца небесного?

-   Да.

-   И ты так слепо в него веришь, что готов ради него висеть на кресте?

-   Да, я готов  к этому. Единственное, что я прошу у него - это прощение, прощение всех людей на земле. Я готов пожертвовать своей жизнью за их спасение!

-    А стоит ли их спасать?- раздался голос сверху.

-    О да! Это моя мессия. Я должен это сделать, ибо так повелевает мой отец! Только жертвой можно искупить вину людей за все злодеяния, причиненные миру! Я готов!

-    Ты жалеешь людей, а стоят ли они того?- спросил тот же голос снизу, чуть более громкий, чем прежде.

-   Я уверен в этом и мой Отец тоже. Я умру ради их счастья, за их души, за их спасение!

-   Ты сумасшедший, - сказал голос.- Как же ты можешь им помочь? Этим трусливым, низким созданиям, которым бы только пить и жрать в три горла день и ночь. Они забыли все: своих предков, отцов, традиции и веру, променяли ее на власти Кесаря!

-   Не надо их винить. Они ослеплены своей завистью и жадностью, возможно, но их надо пожалеть, сострадать и тогда ты добудешь истину, и будешь блаженствовать в рае Божьем.

  Иегова замолчал, сосед с нижнего этажа тоже притих. А я снова задумался. Слова этого Иеговы подействовали на меня очень сильно. Я впервые начал сомневаться в своих убеждениях, и мне казалось, что в устах этого человека заложена правда. Нет, чушь! Я не могу в это поверить! Царство Божье, что за ерунда! Да нужен я этому Богу? Да я вообще никому не нужен!

-  Иегова, а сколько тебе лет?- спросил я. – Ты говоришь так, словно тебе лет пятьдесят точно.

-  Мне всего тридцать три года. Я еще очень молод. Но отец дал мне силу и мудрость. Я могу ответить на любой твой вопрос -  ответил Иегова.

- Скажи мне тогда - сказал я,- что представляет собой наша жизнь и в чем ее смысл?

-  Тебе так хочется узнать ответ на этот вопрос. Хорошо, я отвечу. Наша жизнь- это два состояния: жизнь человеческая и жизнь духовная. Эти жизни должны находиться в гармонии, иначе человек не достигнет царствия Божьего. Ответ на второй вопрос для каждого различен. Для меня смысл жизни в том, чтобы спасти людей, принести в мир красоту и тепло, показать людям истинное счастье и путь в небесный рай.

  Я молчал. Нет, данное объяснение меня не устроило. Я был согласен с первым, но второе мне не нравилась совершенно.

   А какова моя судьба и смысл жизнь? Зачем я появился на этот свет и куда ухожу, и зачем? Но если я здесь, значит я нужен кому-то. Но кому и зачем?  Не знаю. Я еще раз осмотрелся. Кругом стены, решетки, неволя, и только звезды на небе были свободны и ярки как всегда, хотя и звезды падают и умирают, значит, их можно было сравнить с людьми, но не такими как сейчас, а свободными людьми,  без власти Кесаря, его слуг и прислужников, и, даже, Бога. Я завидовал звездам, их вечной свободе. Но зачем я здесь все-таки?

Боль в руке усилилась и на некоторое время я, кажется, потерял сознание. Когда я очнулся, то увидел, как начинают пропадать тени в моей камере и как тьма, окутавшая всю тюрьму, начала рассеиваться.

 Я взглянул в окно и вздрогнул: на небе уже начала заниматься заря.

  Мне осталось всего три часа. Страх, который окутывал меня на протяжении всего этого времени, стал спадать. Сознание того, что я могу попасть в рай меня радовало, но как я могу туда попасть? Я, не верящий в Бога и отвергающий всегда его помощь! Нет, нет, о чем я говорю? Безумец! Еще несколько часов я был уверен в не существовании ни Бога, ни рая, а теперь готов в это поверить. Нет! Я останусь верен своей вере и традициям! Навсегда!

  Мой взгляд приковал к себе восход. Как же это было красиво!

Солнце всходило, набирая силу. Весь мир преображался, окрашиваясь в ярко - красный цвет. Лучи коснулись стен, меня, затем всего города в целом. Нескончаемый поток света гнал тьму прочь в небытие. Эта картина наполняла мою душу силой, которая мне очень была нужна перед самым тяжелым испытанием в мире – борьбе за жизнь. Я видел на небе лишь солнце, могучее и неугасаемое, солнце, воскресшее ради великой цели: одарить живой мир теплом и радостью.

  Я наслаждался началом этого дня, дня который станет для меня последним. Жизнь, жизнь - ты игра в прядки со смертью. И вот, кажется, она меня нашла.

  А город медленно просыпался, отходя от сна, который окутал его со вчерашнего вечера. На улицах слышались голоса прохожих, крики торговцев, плач и смех детей.

Я завидовал им, все эти люди не знали всего того, что знал я, и они не знали того чувства, которое я испытываю сейчас. Вдруг резкий скрежет, открывающейся решетки,   заставил меня покинуть все мои мысли. Передо мной возник легионер и жестом указал мне на дверь.

 «Ну, вот и все!» - сказал я, и, в последний раз окинув место моего последнего пребывания здесь, вышел из клетки. Как я и ожидал, кроме меня вели еще двоих: один был молод, другой уже в годах. По голосу  одного из них я узнал старика, который являлся моим соседом сверху, который вчера так нелюбезно отзывался о людях. Другой узник был бледен, худ, на его лице я увидел столько шрамов и рассечений, что я сразу отвернулся. Когда нас спускали с лестницы, я услышал едва уловимый шепот, похожий на молитву. Молился молодой заключенный, внезапно я понял с кем имею дело. Наверное, это Иегова, мой сосед по камере - подумал я.

 Мы шли молча, как бы зная, что уже не вернемся назад. Я смотрел только вперед, Иегова постоянно поднимал голову вверх, а старик уперся взглядом в пол.

  Нас погрузили в клетку, словно зверье, сорвали с нас всю одежду (даже мою повязку) и начали осыпать солью. Рана на моей руке начала болеть с неимоверной силой, но я не проронил ни слова. Да и мои товарищи тоже терпели и молчали. Легионеры взяли нас в кольцо, и мы отправились в последний  путь.

  Нас ждало распятие. Я не боялся его, хотя мне рассказывали как это ужасно. Я не покажу вам своей боли, вы не сможете меня сломать! Никогда!- неслось у меня в голове. Откуда в моей голове взялись эти мысли я не знал, но они вселяли в меня надежду и силу, которые так сильно мне была нужны. Нас везли медленно, словно растягивая удовольствия, желая проверить наши нервы, и заодно дать соли затвердеть на солнце, чтобы еще больше усилить наши муки, и чтобы никто больше не говорил о Кесаре и его власти.

 Вот нас вывезли в «нижний» город – город нищих и бродяг, город тех, кого судьба немилосердно бросала на дно жизни, в бездну порока и грязи. Вокруг нас начала собираться толпа из калек и убогих, что-то гневно кричащих нам.

  Я видел их лица: некоторые ненавидящие, презирающие, а некоторые просто равнодушные. Все это зверье  готово было разорвать нас, но за что? Я этого не понимал. Неужели они настолько слепы, что не видят истины, не видят того, что стали рабами и предателями своей веры, традиций?

  Нет, наверное, не видели. Жаль, очень жаль. Мне было жалко  этих глупцов, невидящих правды, а ложь считающих абсолютной истиной.

  Мы все ехали, а я все всматривался в толпу. Среди всех я бы хотел отметить одно. Оно было какое-то чудаковатое, но в то же время и очень преданное и сострадательное. Кто же этот человек? Я еще раз посмотрел на него и в моей памяти начали сплетаться  образ, знакомый мне. Я вспомнил.

 Три года назад. Иерусалим. Я тогда шел на базар за хлебом. Я  остановился возле ворот и увидел там двоих: один из них был на осле верхом, а другой шел следом с опущенной головой, и это меня сильно удивило тогда. Так вот кто был тот пеший, шедший вслед за всадником! Да это же Левий Матфей!  Вот кого не ожидал здесь увидеть! Хотя почему бы и нет, человек увидел толпу, заинтересовался и пришел посмотреть. Нет, наверное, не так все просто как кажется на первый взгляд, потому что в глазах этого Левия было что-то такое, что мне казалось очень подозрительным и страшным одновременно. Неужели он собирается убить кого-то из нас или освободить, что еще хуже? Что ж вполне реально, что так и будет.

  Нас вывезли загород. Впереди открывались огромные владения пустыни с ее песчаными барханами и обжигающими песками. Это царство песка и зноя, царство вечного покоя и неизбежности.

  Впереди нас возвышалась огромная гора, с которой можно было узреть не только наш город, но и все его окрестности, с дворами и пастбищами!  Мы начали подниматься на нее.

 Становилось все жарче и жарче. Солнце жгло немилосердно, словно желая поставить нам клеймо на всем теле. Мы приближались к месту нашей казни, к вершине.

Я чувствовал, как мое сердце бьется с неимоверной быстротой и, казалось, готово вырваться из груди наружу. Я начал себя успокаивать, говоря себе, что все скоро закончиться. И, наверное, самовнушение подействовало, и страх начал исчезать.

 Нас довезли почти до самой вершины, остальную часть пути мы должны были пройти сами. Мы вышли из клетки и начали медленно подниматься в гору. Раскаленный песок и немилосердное солнце продолжали нас терзать: песок обжигал наши ступни, а светило жгло нас своими лучами.

 Я шел первым, за мной шел старик, Иегова шел самым последним. Вот мы и пришли к нашему последнему местопребыванию, к разделу между миром живых и мертвых. Я первый сделал шаг к этому разделу, шаг страшный, но единственно верный в данный момент. Солдаты привязали меня к кресту веревками, а потом начали забивать гвозди в мои руки и ноги. Ах, как это было больно! Нет, даже не больно, а невыносимо! Я чувствовал, как гвоздь проходит через мою кожу, проходит сквозь вены, разрывая их, и проходит насквозь, а затем входит вглубь древесины. Кровь лилась из моих рук и ног, словно из губки, и, смешиваясь с солью, причиняла мне еще больше мучения. Я даже не кричал в тот момент, а орал как безумец, словно у меня оторвало и руки, и ноги одновременно. В этот миг я хотел только одного – смерти. Приди ко мне и избавь меня от этих мучений, умоляю. Но смерть, как и подобает ей, не приходила, а ждала и наслаждалась моими страданиями. После того как моя боль немного заглохла, я повернул голову и посмотрел на остальных. Первым я увидел Иегову. Кроме того, что он был прикован, как и я на голове у него был терновый венок. Это было не просто жестоко, это было жестоко по-звериному  и недостойно людей. Голова моя закружилась, и я потерял сознание.

  Когда я очнулся, то увидел, что нас уже  подняли на крестах. Я посмотрел на Иегову: его лицо выражало какое – то спокойствие и надежду одновременно, губы как мне казалось, шептали что-то, наверное, молитву, глаза были голубыми и чистыми, как небесный свод, по щекам катились капли пота, смывая запекшуюся кровь. Приподняв еще немного голову, я увидел и старика, который толи упал в беспамятство, толи просто притворился, что без сознания, толи может и правду умер.

  Я закрыл глаза. Передо мной пронеслась вся моя жизнь, от рождения до смерти: вот я с мамой дома, вот с отцом пасу стадо, вот на свадьбе у приятеля, а вот в тюрьме. Все эти моменты возникали у меня в мозгу, словно картинки и исчезали так же быстро, как и появлялись. В моем мозгу начали появляться какие – то мысли, навязчивые и странные, которые раньше я не мог понять или не пытался.

  Я родился здесь, на этой земле ради жизни, а не для смерти. Я хотел помочь людям, показать им истинную свободу и правду жизни, но она принесет людям лишь муки, страданья, но не блаженство и счастье. Я всего лишь веточка этого мира, сухая, почти умершая, несоизмеримая со всем древом мироздания. Я не смогу изменить их, но Иегова с его верой в Бога сможет. Люди не могут знать правду, она не для них, они могут лишь верить и надеяться. Правда должна принадлежать лишь таким, как я, а их на земле не так уж и много, и будут они несчастливыми от нее, будут страдать и мучиться. Таков наш удел и судьба наша. Я никому не расскажу о ней сейчас, пусть сегодня победит вера, а время правды еще придет, оно наступит, я знаю. Когда время придет люди все узнают и будут истинно свободны.

         [300x172]
               [350x200]

  Уже остекленевшими глазами я увидел, как убили старика, который считал людей скотом и ненавидел их, такие обычно и умирают первыми. Вторым убили Иегову, он не проронил ничего и кроме одного единственного слова «Отец».  Вот так умирает вера – с последним словом и надеждой. Последней умирает правда, но не навсегда, а до тех пор, пока не наступит ее время, а оно наступит нескоро, очень нескоро! Легионер поднес пику ко мне и ударил. Я ощутил боль, страшную всепоглощающую боль, но не умер.

  Правда и истина не умирают сразу, они умирают медленно и мучительно. Второй удар был верен и точен. Он попал прямо в сердце, и оно начало прерывать свой ход. Я вздрогнул и почувствовал, что падаю в немую пустоту, во мрак, вечный и ужасающий  всех своим неведением. Я умираю, но со мной не умирает правда, она будет жить вечно, до тех пор, пока не придет ее черед изменить этот мир, сделать всех людей свободными и счастливыми.

 Правда… - слетело с моих треснувших губ.

 -  Пра… а….

 

 

 

 

12.07.2007 г.