Verges 

 

 

Ночная привычка: уехать как можно дальше от дома и бродить по пустынным переулкам и дворам, постепенно приближаясь к какой-нибудь особенно оживленной улице, где ни днем, ни ночью не прекращалась жизнь. Однажды, вот так же меряя шагами выложенный бетонной плиткой тротуар, нечаянно влюбилась в моросящий дождь, а потом до одури целовалась с ледяным, по-осеннему нежным ветром, который вырвался на свободу в самый разгар июльского пекла. Успела перезнакомиться со всеми звездами и выслушать миллион историй о том мире, в котором была официально прописана. Куталась в легкую, невесомую пелену собственных фантазий, оставаясь наедине с собой в толпе безликих дон жуанов и уличных принцесс. Но эти прогулки не были бесцельным скитанием скучающей от летнего безделья девушки. Цель эта была давно сформулирована и даже немного осмыслена. Просто искала. Для той, что носит в сумке, болтающейся у самых ног, фотографии дождя, целью жизни не могла стать витая карьерная лестница или удачное замужество. 

Врезалась с разбега... шуршащий, ломкий шелк, тафта... только для нарядной одежды. Кружева... голос, проникает под кожу, наливает веки свинцом, медленно растекается по венам, смешивается с кровью, звучит в голове, в висках, отдается звоном по всему телу. Его хочется слышать, кутаться в него, как в дорогую парчу, бархат, шитье, что угодно... Голос из магазина элитных тканей... Описывать словами голос - все равно что пытаться сыграть Вивальди на африканских барабанах. 

Услышала дождь за заметно потемневшим окном, быстро оделась и ушла гулять. Какая-то нехорошая тоска тихо-тихо, на цыпочках подбиралась к сердцу, сжимала его в цепких лапках и нервно баюкала, распевая Sweet Dreams .Иду по мокрым насквозь тротуарам, наступаю на отражения зажигающихся фонарей в водяных пятнах,  рассматриваю спешащих мне навстречу, тех, кто еще не успел надежно припрятать свою изнеженную тушку в укромное и сухое местечко. Не боюсь дождя, не боюсь замерзнуть, простудиться, не боюсь не выспаться перед понедельником, не боюсь…Меня нет там, в реальности с ее повседневными проблемами и не заканчивающимися задачами, я на ее изнанке, среди заплат и цветных узелков…

Все самое-самое, не лучшее, а просто самое, как и великое, случается в считанные мгновения. Всего за несколько бесконечно длинных лишь для одной меня минут, я поняла, что значат эти слова...… 

Уткнулась носом во что-то еще более мокрое, чем дождь. Я машинально поднимаю глаза и вижу только темноту, но какую-то особенную темноту, темноту волос с алмазной росой капель. А меня обнимают руки этой темноты. Я их даже не вижу, а просто чувствую, как тепло растекается от плеч куда-то к талии, и уже совсем горячо на висках, скулах. Я скорее просто знаю, что это пальцы, но понимаю только какую-то необыкновенно сладкую, невесомую волну тепла с кофейным запахом и каплями дождя. Я не хочу, чтобы эти руки меня отпускали, сейчас мне так нужно покрепче прижаться к вымокшей темноте и самой обнять ее изо всех сил. Я так боюсь, что эта темнота позволит заменить себя такой чужой мне сейчас ночью. 

-Ну вот, ты сама нашла меня. Только еще рано, Дэа, нужно еще немного подождать... 

Голос из шелка, цвета холодного летнего дождя. Он ломается, крошится и наконец совсем исчезает где-то за пределами моего слуха. Я вижу, что стою одна посреди кишащей муравьями-прохожими улице, стою и мокну под дождем, бессильно сжимая в руках пустой воздух. Я еще чувствую тепло его рук на моей куртке, на моем лице, на моем сердце, я храню в памяти каждый звук его голоса. А его уже нет. И я не знаю, что течет по моим щекам - дождливые слезы темноты или мои собственные, соленые и бессильные. Кажется, я знаю, как сходят с ума... Теперь знаю... 

И вдруг мне бешено захотелось оказаться сейчас дома, задернуть шторы поплотнее, укрыться с головой под одеялом и больше не видеть этой ночи и грязно-желтых подтеков фонарей на асфальте, не слышать дождя, душного, липкого, летнего дождя. Я знаю, что по всем законам, правилам и обычаям именно домой я должна стремится в последнюю очередь. Я знаю, но сломя голову несусь к троллейбусной остановке, врываюсь в пустой троллейбус и прижимаюсь лбом к вечно холодному стеклу, разбавленному темнотой. 

Домой я вернулась в каком-то полубредовом состоянии. Стянула в прихожей куртку, оставила платье в ванной, а потом закрыла за собою дверь в свою комнату. Спать, конечно, не хотелось, но я должна была уснуть. Я надеялась спрятаться за закрытыми веками ото всех неопознанных призраков своей глупой души, мне не сняться сны, а если и снится что-то, то я об этом совершенно не подозреваю. Он, кто бы он ни был, не найдет меня там, эту ночь я буду в безопасности, а днем он не осмелится меня потревожить. Может быть, он совсем уйдет. Может, я даже обо всем забуду, но... 

..скажи, Дэа, скажи, что не хочешь больше никогда слышать этот голос, можешь даже орать, чтобы тебя слышали все, ведь тебе не нужны эти его руки у тебя на лице, у тебя на... 

О чем еще ты можешь врать, кем еще притвориться, чтобы не признаваться себе, даже себе... спи…

Утро…Быстро сбросив майку и включив холодную воду, забралась под душ поднесла ладони к лицу и перестала двигаться на следующие минут пять… Ладони как ладони, вот только запах... Не мой, и в то же время такой знакомый... Запах чьей-то чужой ладони, чужого дыхания, чужих сигарет, чужая сладость отдается в висках, как будто ее выкрикнули, громко, отрывисто... И так похоже на мой бред, мой вчерашний бред... А в волосах запутался запах дождя и ментоловых... И где-то в подсознании, на самой его глубине, расплескался голос из кружев и шелка, и кто-то осторожно дотрагивается до моих плеч... И я снова хочу прижаться к нему, снова утонуть в его темноте... Кто он?... 

А здесь есть только пустота электрического света и пьяного отчаянием утра... 

Никогда моя персональная бездна не была ближе, никогда еще я так не чувствовала грани, черты... конца. 

Но для того, чтобы думать об этом, мне было нужно время, а времени не было. Я жила среди железобетонной, перманентной нормальности, здравомыслия, логики, рассудительности. На каждом шагу мне встречались примеры удавшихся жизней, замечательных, светлых мыслей и идей, большой настоящей дружбы, любви... На каждом шагу меня тошнило. 

Работа... Ну да, работа, лето, люди, плюс 25 и, как ни странно, выше нуля. И все так, как уже было не раз, как должно было быть, не к чему придраться. Все опаздывали, сплетничали, коллективно курили в туалете, читали бульварную прессу, пожирали десятками пар глаз часы в ожидании обеденного перерыва, а затем окончания рабочего дня, изнывали от скуки и иногда, если время позволяло, принимались за выполнение своих непосредственных обязанностей. И я не стремилась стать исключением, я занималась всем тем же самым, разве что не курила в туалете, зато закидывалась кофеиновыми дозами из пластиковых стаканчиков. 

А еще мне казалось, что ночью я слышу кружевной голос, а в темноте, когда я выключала свет в своей комнате, становилось еще темнее от чьей-то тени, чьих-то волос по моим щекам... и отчетливый запах ментола и дождя может, я просто пила слишком много кофе? 

В субботу пошел дождь. 

Глупо было рассматривать асфальт. Еще глупее было смотреть на проходящие мимо ноги. Поэтому он все-таки наклонил голову пониже, чтобы не видеть всех этих ботинок, туфель, кроссовок всех цветов, фасонов и размеров. 

Полчаса назад, покидая на произвол судьбы захмелевших приятелей, он твердо решил, что хочет побыть один. А теперь он почти боялся, что эти хоть и ненавистные ему ноги вдруг исчезнут, и него больше не будет повода раздражаться. 

Ссутулившись, он сидел на обочине дороги, на бордюре, и размышлял о том, хочется ему курить или нет. Само по себе это событие было уже не слишком хорошим сигналом, он не был уверен даже в своих желаниях... Что с ним такое? 

"Ничего необъяснимого не бывает. Это стресс... модная такая болячка. С кем не случается: устал, перенервничал... да, в этом все дело... кажется... 

От него так знакомо отдает коньяком и еще миллионом разных запахов, которые она заучила наизусть еще до того, как встретилась с ним. Просто уже почти неделю она не оглядывается по сторонам и не гуляет одна по ночным площадям и улицам. Просто вместо фотографий ветра и дождя в среду в ее сумке появился его портрет. 

Раннее сонное утро воскресенья, когда не спят только любители поиздеваться над собой да еще те, кому и правда не спится. То самое время, когда ничего, совершенно ничего не может и не хочет случаться, когда ничего не заканчивается и не начинается, самое глухое, немое, бесполезное время - воскресное утро. Июнь. Пешеходный переход. Красный свет. Бледные от холода губы. Приторно-белый "мерс". Тормоза визжат где-то слева. Чья-то рука на талии. Разный-разный запах. Волосы по щекам. Его волосы. Шелест кружев над ухом: 

Чья-то рука на моей руке... 

-Тише, тише, тише... 

Кружева... кружева рвутся. Я вижу только контуры. Только его мокрые по моим щекам... Расстегивает куртку... пальцами по шее… ниже... руки на спине... шепчет куда-то в волосы…

-Не бойся, можешь дотронуться... сейчас я не исчезну... 

Я знаю, как сходят с ума. 

Мой бред приобнял меня за плечи, шепнул что-то… стало холодно, но так уютно в его руках, так хорошо… хорррошшшо… я знаю, что сейчас, как наркоманка, завишу от него, что мне нужно еще, мне нужно больше… и я не могу, просто не в состоянии ждать еще… я хочу… 

-Ты ведь говорил, что не уйдешь. 

-А я и не уходил, просто поищи меня… 

СТОП! Это все бред…так не бывает… это я все сама для себя придумала и заставила себя в это верить...а теперь моя больная фантазия решила поиздеваться надо мной...Мне нужно к людям, и чем они будут тупее, тем лучше, пусть грузят, пусть делают, что угодно, только не позволяют мне быть одной. 

Глаза. Ну, конечно, зеленые. Хотя я никогда специально об этом не думала. Зеленые… Самые лучшие, самые красивые… Высокий, худой,  волосы почти до плеч. Руки… Красивые длинные пальцы… 

Я сползла на пол по стене и расплакалась. Сходить с ума тоже бывает больно. 

Сколько прошло времени? Минут пять-шесть, не больше. Привкус кофе во рту, на губах, скоро мне это сниться будет… Я уже перестала плакать, может, просто не могла больше, не умела играть трагические роли как следует и до конца, всегда обрывала реплику на полуслове и размазывала остатки своей боли по лицу. И этого всегда было слишком мало, чтобы кто-то догадался о том, что пропустил потрясающий спектакль. Догадался о том, что он еще не окончен. 

Я подняла голову вверх, чтобы убедиться, что он все еще здесь. Он действительно был. Был прислонившимся к стене совершенно убитым человеком с пустыми глазами. Был все еще рядом. 

-Я не буду тебя ни о чем спрашивать. 

-И даже если бы ты спросила, я все равно не ответил бы. Не мне отвечать на твои вопросы. Ты сама все вспомнишь. Ты так хочешь казаться смелой, сильной. А ты ведь совсем не такая. Разреши себе быть слабой… 

Он сказал это шепотом, выдыхая воздух и мой страх. 

Мне не перестало вдруг хватать воздуха. Мир не стал уползать из-под ног, а в ушах ничего не зазвенело. Я просто поняла, чего я боялась. Осознать, что со мной не просто что-то не так, что я не схожу с ума. А что все, что мне казалось, было настоящим, реальным, существовало. Я ничего не придумала… Я боялась знать это. 

Туман, как легкое шелковое кружево. Туман снаружи и изнутри. Ароматный дым восточных трав. Красный египетский чай. Закрыла глаза, потом снова их открыла. Ничего не изменилось, не исчезло и не прибавилось. Может, это все-таки не сон. Спать... 

Нравилось закрывать глаза, представлять его лицо, его самого, всего, каждую клеточку, каждый сантиметр его тела, а потом поднимать ресницы и видеть то, что только что повторяла воображением и памятью, видеть его перед собой и знать, хоть и не точно, что ей это не снится. Или нет. Так легко превратить сны в воспоминания, так нужно, очень нужно. 

Красивые трагедии на публику, которой нет. Никто не видит. Никто не хочет. Если снова закрыть глаза ,можно представить, что за ними кто-то есть, кто-то смотрит, проводит глазами по спине. Нет сил представлять... Надо, чтобы губами по губам, надо, чтобы пальцы на шее, надо, чтобы ожоги на руках от горячей кожи, чтобы шепотом из темноты... мне так тепло... не проснуться... не удержаться... 

Просто жила. Жила этими минутами, долгими, вечными, горячими, как его кожа. Даже если бы это был сон, это все равно было частью ее самой. Такое реальное тепло на руках, вкус ментола во рту и его запах, дождь. Она все это уже знала. И этого она ждала. И уже не боялась проснуться. 

Они и так просыпаются вместе.

* * * 

- Кто ты? 

-Это неправильный вопрос

-Что значит неправильный?! 

-Что ты хочешь от меня услышать? Мое имя, возраст, мой адрес, чем я занимаюсь и сколько у меня братьев и сестер? Тебе это нужно? 

Я задумалась, но всего на одну секунду, я когда-то сама задавала себе такие же вопросы и, как прилежная ученица, уже вызубрила ответы на них с доказательствами и примерами. Поэтому сначала просто кивнула, а потом, предположив, что он мог этого и не увидеть, отчетливо сказала: 

-Да. 

-А разве ты этот вопрос не задавала времени, оставаясь наедине с собой, со своим компьютером и чертовым кофе, ты помнишь, о чем ты спрашивала? 

-Помню. 

-Так что изменилось? Почему тебе сейчас важно совсем другое?! 

-Потому что я хочу знать, что ты существуешь! 

Теперь нервничала я: отошла от стены, к которой по привычке сразу прилипла, и стала ходить кругами по комнате. 

-Я устала от своих бесконечных фантазий, понимаешь, устала от всего этого, от изнанки жизни! Бред, галлюцинации…Это бесконечно, это уже не может спасти меня. Разве это так много, то, что я прошу? Просто чтобы обнять, а не представлять, как обнимаю. Я настолько сумасшедшая, что мне нужен реальный человек, который дышит тем же воздухом, что и я, у которого в груди обычное сердце, а в венах кровь, а не туман из моих снов… 

Я снова подошла к стене, прислонилась к ней, чувствуя только глухую пустоту, как будто бы от того, что я все это сказала вслух, стало только хуже. 

А он, я уже не знала, как мне его называть, поднялся с дивана, подошел к моему столу, на котором стоял компьютер и подставки со всяким барахлом вроде ручек и карандашей. Быстро окинул взглядом все эти стаканчики, выхватил из одного нож для бумаги, выдвинул лезвие и обернулся ко мне. 

-Можешь включить свет. 

Я протянула руку к выключателю, и через секунду вспыхнуло тусклое искусственное солнце бра… 

Там, где медленно проходило лезвие ножа, появлялась кровь. Настоящая кровь, красная, но все равно бледнее, чем его губы. Я не отрываясь глядела на его ладонь, поднятую на уровне моих глаз. А его глаза… Оказывается, безразличие может быть диким. И дикость - безразличной. Он не понимал, зачем он это делает. Он точно знал, почему так надо. 

Сделал несколько шагов ко мне, протягивая вперед левую руку ладонью вверх, в правой, отведенной в сторону, все еще был нож для бумаги со следами крови. 

-Вот видишь, у меня есть кровь! 

Он провел губами по ладони, сделал еще несколько шагов вперед и остановился рядом со мной. Потом немного наклонился и поцеловал шею, оставляя на ней следы своей крови, как доказательство себя. 

Не выпуская из рук ножа, он картинно стянул с себя майку (от пиджака он успел избавиться еще до моего прихода), бросил ее на пол и поднес нож к левой стороне груди. 

-Хочешь, я покажу тебе и свое сердце? 

У меня дрожали губы, поэтому я только кивнула. Я смотрела в его глаза, действительно зеленые, и даже заплакать не могла. Я ни о чем не думала и не хотела думать. А потом кивнула еще несколько раз. Я хотела его сердце. 

Он вопросительно посмотрел на меня, может быть, он действительно решил, что я хочу убить его. Или просто ждал, что я что-нибудь сделаю. Я выбила нож из его руки, он бесшумно упал на пол. Потом я немного вытянула вперед руку и приложила ладонь к его груди, там, где должно было быть сердце. Холодная ладонь на горячей коже… на живом сердце. Неровный перестук, глухие, обернутые в кружева звуки, бой в унисон. Дежа вю. 

-Знаешь, что я спрашивала у времени? 

Он странно улыбнулся, немного растянув губы и прищурив глаза. 

-Сегодня я вместо времени. Так что можешь исправить свою ошибку. 

Я взяла его за порезанную ладонь и поднесла к губам. Рана с запекшейся кровью пересекала ее по диагонали. Я провела пальцами по коже, потом несколько раз поцеловала. Свободной рукой он привлек меня к себе и положил голову мне на плечо. Какое-то непонятное ощущение того, что так уже было, снова ударило по нервам. 

Я отпустила его ладонь и провела по его спине до пояса джинсов, по привычке пальцами подцепила ремень и потянула его немного вниз. 

… Отвести глаза… Опустить взгляд… мне смешно… я плАчу улыбкой… ну, посмотри… не сложно ведь… пожалуйста… хочешь - издевайся, но не молчи… что-нибудь… будь… рядом… этот день и еще завтра… и все, я обещаю, я ничего тебе не сделаю… мне не страшно… помоги мне… посмотри на меня… черт, ну посмотри же!!!» 

Тело, уже знакомое, горячее… Плечи, узоры пальцами на груди, рукой вдоль спины, кровь на губах, его, ее, не важно… шея… волосы… он все знает… дальше… пальцы на ремне… ниже… руки на лопатках… сойти с ума… свести с ума… 

Неужели каждый человек в мире, просыпаясь, помнит свой сон? Так почему я должна была?! 

Но он и не собирался забываться. Он оставил следы себя в комнате, причем вполне материальные следы: зажигалка на столе рядом с клавиатурой. И… и нож. И его кровь на нем. Впадать в истерику в 8 утра в понедельник? Нужно было дождаться хотя бы вечера. Поэтому я закусила губу, взяла зажигалку, подобрала так и не тронутый со вчерашней ночи нож с пола и положил свое богатство в сумку: туда точно никто не влезет. Если не захочет быть выпотрошенным чем-нибудь более внушительным, чем нож для бумаги. Поэтому за улики моей возможной вменяемости я могла не волноваться…

А одеваться ему, конечно, было лень, поэтому он только кое-как, не застегивая натянул джинсы с болтающимся ремнем, стоял босиком на голом полу, лохматый, серьезный, сонный, все еще теплый и скорее всего голодный. 

-Наверное, мой гражданский долг - самолично тебя накормить и уже только потом куда-то выпроваживать. 

Она дотянулась до его лица, провела рукой по щеке, погладила по волосам. Хороший. 

-Мне все время кажется, что у нас с тобой очень мало времени. Мне так жалко его терять. 

-Не знаю, может и мало, но сегодня точно есть, ничего не случится до завтра, все-все будет хорошо, я обещаю. Ты же мне веришь? 

- только тебе и верю. 

Неизбежность… это страшно и грустно. И легко. Так легко. 

Маленьким сигнальным огоньком в воздухе блеснул окурок сигареты. Провел пальцами по пересохшим губам, поднял глаза. Как еще объяснять? Как еще просить? Шелк не сравниться с ее кожей, кружева не заменят его голоса. 

-Ты нужна мне… ты мне так нужна… 

-Зачем? 

-Я не знаю… просто мне очень важно знать, что ты есть… и что я тоже тебе хотя бы немного нужен… Нужен? 

Он дотронулся губами до ее виска, долго не мог заставить себя оторваться. Потом полушепотом, полубредом, в волосы, в ночь: 

-Я знаю, это я виноват… я не понял сразу… может, испугался… тебя испугался… я ведь ничего не умею… я не знаю… не знал… я никогда не думал, что та, кто мне нужна, будет похожа на тебя… я не искал тебя… даже не ждал… а потом ты просто появилась… из ниоткуда… из утра и тумана… я не знал, что должен делать, как себя вести… только не уходи сейчас… только не сейчас… и не завтра… я все сделаю… я уже учусь… ты… я только тебе и нужен… я хочу остаться… 

Она просто слушала, просто куталась в дорогую ткань его голоса. Что ей было ответить? 

-Ты не должен был меня тогда спасать. 

-Я сделал что-то не так? 

-Это не ты, это я. Жалко только, что обвинить все равно некого… 

Он все еще смотрел. Как еще объяснять? Как еще просить? 

К черту всех реалистов и прагматиков: пусть это будет сказка... да, сказка, и чем меньше правдоподобия, тем лучше... сказка... сказка о двух сумасшедших и о полупустой квартире, сказка о шартрез и шелке, сказка о пьяной ночи, бессонной ночи, теплой, бредовой... 

Раздевать... как все знакомо... друг друга... стянула майку... расстегнул рубашку... снова кружевную... чертить губами линии тела... целовать пальцами... как сходят с ума? как сводят с ума?...  так... 

И он был всегда, только он и был... и также целовал, сводя с ума и сам становясь сумасшедшим, заставлял ее замирать от восторга и почти терял сознание от ее нежности, дразнил дикой красотой и голодом в глазах, одержимый запахом ее кожи, околдованный каждым прикосновением ее рук... не сдержаться... все так тонко... 

Мир остановился, замер, боясь помешать... только мало этого старого мира, мало одной летней ночи... Ее мало, так мало... и так много... Она - все... и ничего... только этот запах, странный, почти осязаемый аромат корицы...Даже если это все просто сон, даже если неправда, даже если он вдруг проснется, а ее не будет рядом, он... ведь с нею он умрет... да нет, нет, черт, нет!!! Он не сможет так, не сможет, без нее он умрет еще быстрее... 

Просит ее обнять, и она, не удивляясь, ни о чем не спрашивая, прижимает его к себе, жжет горячей кожей, водит руками по спине... 

-Ничего, все еще будет... может быть, даже хорошо, а может, вообще не будет... Но это не важно, не важно, просто так получилось... Не думай об этом, не пытайся понять... Так должно быть, так правильно, веришь? Ну, что за глупости! Конечно, я тебе не нужна... 

-Нужна, нужна, нужна... 

-А вот это уже не правильно... Но, в любом случае, у нас с тобой есть еще один день, еще целый день, представляешь? И, значит, завтра мы снова проснемся в одной постели, точно... Не бойся, спи... 

Ночь за окном таяла, превращаясь в серое бледное утро. Еще одно утро, похожее на все остальные. В чашках заканчивался кофе. У него заканчивались сигареты. Он держал ее в пальцах, не зажигая, уже несколько минут. Снова думал о чем-то. И молчал. 

Мы сидели на полу в полупустой комнате, одной из двух в его квартире. Второй была кухня. Мы пришли сюда всего пару часов назад, замерзшие, пустые 

-Каждый человек в каком-то смысле герой чьей-нибудь книги. Кому-то везет стать персонажем старой доброй сказки с неизменным хеппи-эндом, а кто-то, как мы с тобой, попадает в сумасшедшую историю. В нашем случае это история девушки, которая должна была родиться намного позже, к ее появлению в этом мире ничего еще не было готово. И она потерялась здесь и не нашла ничего лучше, чем придумать себя заново, помечтать о том, как все могло бы быть, если бы она была такой же, как все, такой, какой должна была быть… а не влюблялась бы в дождь и не целовалась с ветром… 

Я, не отрываясь, смотрела на него. О чем он говорит? Что это все значит? Меня что, кто-то придумал? Но я же есть, я дышу, двигаюсь, думаю. Я все понимаю… Разве так бывает? А он? Его тоже придумали? Но кто? 

Наверное, я снова сходила с ума. Внезапно мне пришла мысль, что это происходит со мной, потому что так положено по сюжету, что моя жизнь расписана на несколько мгновений вперед. И что от меня ничего больше не зависит. Как кукла… 

-А что будет дальше? 

Мне хотелось, чтобы он рассмеялся и сказал, что пошутил и какая я глупая, что поверила. Но он не смеялся. Только улыбнулся немного. 

-Я не знаю, это ведь не моя книга. Но она уже все решила… Знаешь, у нее ведь тоже не было выбора. Есть, кстати, еще один человек, еще один я, ему еще предстоит решить, что делать… Решить и за меня тоже. Ты ведь понимаешь, что у нас с тобой нет права голоса… Хотя его никогда и не было. Что бы ты ни сделала, это было придумано ею. 

-Откуда ты обо всем этом знаешь? 

-Когда-то она так захотела… 

Оцепенение длилось не долго, не смотря на весь абсурд того, о чем он говорил. Я вдруг поняла, что знаю, что должна делать. 

Я взяла в руки чашку, надеясь согреться, но, естественно, у меня ничего не получилось, руки все равно мерзли. 

А я почему-то заплакала. 

Утром конечно, проснулась первой. Не обиделась, просто посмотрела на него. Потом отвернулась. Села в кровати, подтянула колени почти к подбородку и задумалась. Она понимала, кожей чувствовала, что должна уйти, причем уйти сейчас, пока он еще спит… Уйти… Куда ей уйти? О том, чтобы вернуться домой, и речи быть не могло. И вообще, где этот ее гипотетический дом? Там, где братик со своей сумасшедшей женой ждут ее не дождутся с чашкой чаю и испуганными глазами… Нет, туда она точно не пойдет. Да и не успеет теперь. Но ведь она обещала… Она прижала руками голову к коленям и чуть не плакала от злости на себя. Думает только о себе, а он… Он же не виноват, ему и так плохо, а она даже элементарного обещания сдержать не может. Но если он проснется, он не отпустит ее никуда… Значит, ей придется соврать. 

Она снова обернулась к нему и, не сдержав удивления, вскинула брови и растерянно улыбнулась: он не спал. Лежал, положив руки под голову, и внимательно на нее смотрел. 

-И давно ты так занимаешься рассматриванием моей спины? 

-Но ты же не тешишь себя надеждой, что проснулась первая. - Губы совсем чуть-чуть расплылись в довольной улыбке. Он почему-то злился. 

-Куда ты собиралась идти? 

-Что? - не верила своим ушам. 

Как он мог догадаться?! 

-Ты и не собиралась выполнять обещания, да? Ну конечно, ты права, это совершенно не обязательно. Вот только ты зря меня жалела. Я не так мало знаю и не так беззащитен, как тебе кажется. Что ты сейчас собиралась сделать, когда обернулась ко мне? Поцеловать на прощание?

-Да, - ну а что еще она могла ответить? 

-Вот видишь. 

Он приподнялся на локтях и случайно, а может, и нет, задел ее плечом, издеваясь горячей кожей, теплым запахом волос. Невесомо касаясь пальцами светлых прядей, откинул их вперед. Поцеловал шею, долго, терпеливо, настойчиво, испытывая на прочность ее нервы. Она вцепилась пальцами в простыни. Она должна уйти. 

- выдохнул сладко, шелком по шелку, тихо плел дальше узор из слов, одновременно чертя пальцами цветы на ее голой спине. - Сделаешь то, что захочешь. Но время еще есть, так много времени, правда ведь? Ты не хочешь меня обнять? Ладно, не надо, тогда я все сделаю сам. 

Кажется, он улыбнулся. Запустил пальцы в волосы и запрокинул ее голову назад, повернул лицом к себе. Он не целовал губы. Все, что угодно: тонкую кожу щек, висков, шею, плечи, но не губы. Он никуда не торопился, у него действительно было время. 

-Ты не понимаешь, мне нужно идти. Я не успею… 

-Почему ты не сказал мне раньше, что знаешь? Почему ты сейчас ничего не говоришь? 

-Но ведь это ничего бы не изменило. И тем более не изменит теперь. А так все было похоже на сказку, красивую, хоть и без праздника с фейерверком в конце. Да я ведь до сегодняшнего утра и не понимал толком, что со мной такое происходит, что я уже ни чему не удивляюсь и знаю, что будет дальше. А ты правда уйдешь? 

-Правда. 

-А что я буду делать? 

-Ждать. Потому что когда закончится дождь, обязательно пойдет снег. И ты просто найдешь меня. Если захочешь, конечно... 

-Я уже хочу... 

- еще рано... 

Злая... Уйдет, все равно ведь уйдет. И он ничего не сможет сделать. Поздно... Она все равно уйдет. Он боялся закрыть глаза. Боялся смотреть на нее, так боялся... Он чувствовал время. Он дышал запахом ее кожи. Время пахло ее кожей. 

Поднялась с постели и собралась идти в ванную. Но на полпути передумала и вернулась. Смыть с себя следы цветов, которые он так талантливо рисовал на ее спине, следы губ по коже, как по сердцу, по больной его глазами памяти - это было слишком даже для нее... 

Злая... 

Она долго одевалась перед зеркалом: длинная шелковая юбка, кружевная рубашка. Она не стала расчесывать волосы, не стала красить ресницы, но зато долго оправляла одежду и пальцами укладывала пряди в некое подобие прически. 

Он пытался отвернуться, заставлял себя, злился... и не мог. Не мог не видеть ее. Под длинными ресницами, в бликах света на окне, в нем, даже в нем самом - она была везде. И он, зверея от бессилия, смотрел на нее, смотрел, смотрел, смотрел до боли в глазах. И молчал. 

Она наконец подняла с пола ту же самую сумку с длинным, до пола, ремнем. Еще раз посмотрела в зеркало. 

-Ты мне оставишь что-нибудь? 

Разорванная тишина хлесткой пощечиной ударила по лицу. Глаза стали теплыми и влажными от слез, которых не должно было быть. Пчелка подошла к нему, нагнулась и шепнула что-то на ухо, поцеловала висок и еще раз растрепала и без того растрепанные волосы. 

-Только не иди за мной, ладно? 

-Ты можешь остаться? Ты же можешь, скажи, что можешь! - он умоляюще смотрел на нее. 

-Ты все знаешь, не пытайся обманывать себя - глупое и бесполезное занятие... Не скучай. 

Когда за ней захлопнулась дверь, он все еще сидел по-турецки на постели и смотрел в одну точку на стене. Все казалось каким-то неправдоподобным, как будто он со стороны наблюдал маленькую комедию из чужой жизни чужих людей, которая никогда не станет его реальностью. Но реальность не спрашивает разрешения, можно ей стать твоею или нет. От нее даже не пытаются спрятаться: она внутри, там, где совсем недавно была она. А теперь там пусто, действительно пусто... 

Сначала он разозлился. Воздух все еще кружил голову ее запахом: корицы и черт знает что еще разрывало грудь при каждом вдохе и больно отдавалось в висках. Он бросился к окну, распахнул настежь форточку: хотелось скорее избавиться от пропитанного ее дыханием воздуха. Ничем заглушить его было нельзя: он сроду не пользовался одеколонами и, естественно, не держал у себя никаких освежителей воздуха. Тогда он стал осматривать комнату в слабой надежде, что она могла что-то забыть: расческу, какой-нибудь блокнот, дурацкие ментоловые конфеты - что-то, что можно было бы сломать, порвать, растоптать, сжечь, хотя бы просто выбросить в окно. Но, конечно, ничего не было. Он бессильно опустился на колени и схватил голову руками... Так хотелось плакать, но он уже успел забыть, как это делается. Он не знал, что будет дальше, он не помнил ничего из своего прошлого. А настоящее - это четыре стены, ее запах и губы на виске. И обещание снега откуда-то из снов. У него нет даже права умереть: он просто знал, что ничего не получится. Он дополз до своих сигарет на полу и закурил. Что дальше? Она... Все, что осталось - это она. Жить ее воспоминаниями, видеть ее глазами. Кто-то когда-то научил его... Может, это тоже была она. Любит он ее или не любит - это так неважно. Куда важнее то, что она нужна ему. Нужна. А ее нет. Зато скоро, очень-очень скоро будет дождь... и ветер... а каждый порыв ветра - это ее поцелуй... и каждая капля дождя - ее слеза на его лице... Это всего лишь осень... Это всегда она... 

Подошла к краю и посмотрела вниз. Девять этажей, цемент, трава, асфальт. Только она этого уже не увидит. Будет небо, будет ветер и холодные ладони... Она и так задержалась: целая неделя взаймы у смерти - неслыханная щедрость с ее стороны, но долги нужно возвращать. Она закрыла глаза и почему-то снова мысленно вернулась в свой лес. Он откуда-то из темноты смотрел на нее. 

-Ты уходишь? Злая... 

-Ты найдешь меня... 

Она открыла глаза и посмотрела вверх. Начинался рассвет, хмурый, неприветливый, тихо плакал о чем-то своем дождь. Три капли на лице. Слезы... нет, не слезы... Это подарок. Она раскинула руки, обнимая холодный воздух, сделала еще шаг вперед... 

Девять этажей... Цемент... Трава... Асфальт... 

Что должно было произойти после того, как я закончила эту сказку? После того, как я узнала, что меня придумала героиня моей истории? Может быть, я должна была в очередной раз сойти с ума. Или у него должна была поехать в крыша. Тогда мы бы точно убили друг друга. Или сделали еще какой-нибудь милый пустячок... Я не знаю, планировалось ли во всей этой истории утро следующего дня или нет, но, так или иначе, оно все-таки наступило, без вступительных речей, без громких предупреждений. 

Так трудно удержаться на грани между реальностью и мечтой, между той жизнью, которой живут миллионы и изнанкой, о которой мало кто знает. Тонкая-тонкая граница жизни и смерти... Смерть, в отличие от жизни, не так бессмысленна. У смерти всегда есть повод, если подумать... Те, кто боится ее, не знают, как она прекрасна... Дикий, больной восторг, адское наслаждение... Навсегда между пошлостью и красотой, на самом краю сумасшествия, на грани души... Пойдем со мной... Ты ведь помнишь, как это делать... 

Время... 

Сколько времени уже прошло? Когда он проснулся? И сколько он еще будет так сидеть на постели и до рези в глазах всматриваться в темноту ночи вокруг него? Когда? Когда это закончится? И хочет ли он, чтобы это закончилось? 

Он посмотрел на сигареты, минуту колебался, потом резко дернулся за пачкой, быстро закурил, тонкой струйкой выпустил дым изо рта. Стало немного спокойнее, еще не хорошо, но все-таки лучше, чем ничего. 

Что случилось? Ничего такого, из-за чего нужно было бы нервничать: ну, подумаешь, проснулся ночью. Может, приснилась Бритни или съел какую-нибудь гадость перед сном... Нет, ничего ему не приснилось. Он мерз летом, кутался в два одеяла, пил только закипевший кофе и все равно мерз. Уже думал, что это новая болезнь такая, когда все время холодно. Но это все было не серьезно, он перестал обращать внимание и почти привык. А сегодня он проснулся именно от того, что его что-то согрело. Да, именно что-то: он уже успел убедиться, что по каким-то неведомым причинам сам он тепло почему-то не вырабатывает. Он резко сел в постели, провел ладонью по лбу и вдруг понял, что она теплая. Нет, не просто теплая, а горячая, как будто... Еще очень тепло было спине и плечам. Несколько минут он сидел не двигаясь и почти не дыша, пытаясь понять, что такого странного может быть в горячих ладонях. А потом... потом тепло руки, ЕЕ руки, по затылку, шее, позвоночнику, снова вверх... он не мог не оглянуться. Чтобы увидеть ночь и тишину. 

Теперь он уже точно знал, что не заснет. Во всяком случае, до утра. Она даже не снилась ему. Ее просто не было... она была везде. Девочка в длинном шарфе и с сумкой до пола.... Она его нашла. 

Он снова потянулся к пачке и тихо выругался: естественно, это был самый подходящий момент для сигарет, чтобы закончиться. Идти за ними в магазин, который работал и ночью, одновременно хотелось и не хотелось. Не хотелось, потому что лень, конечно. Но, с другой стороны, если уж не спать, то хотя бы курить. Он быстро встал, нашарил в темноте джинсы и рубашку Проверил в кармане наличие мелочи и наконец закрыл за собой дверь. Магазин построили совсем рядом: ему хватило десяти минут, чтобы закончить шопинг за двумя пачками сигарет и дошагать назад до дома. Подъезд, пять ступеней, лифт, кнопка... Праведный гнев: "Неужели нельзя купить себе лампочку, а не выкручивать ее каждый раз отсюда... и не лень же им плоскогубцами эту решетку долбать..." 

Он хотел закурить уже в лифте и наплевать на общественное мнение о вреде пассивного курения. В общем-то, он это и собирался сделать, просто не успел дотянуться до кармана... Вздрогнул. Лифт остановился... 

Снова тепло на спине... Рука, настоящая рука под рубашкой... корица... 

-Ну, скажи что-нибудь, я скучаю по кружевам... 

Он не задумывался о том, что делает. Он не пытался ничего понимать. Просто было тепло, так тепло... Ладони жгут нежнее ветра. А он шепчет сказку... В лифте тоже бывает ветер. Он привычно нашел губами шею, руками - пуговицы на рубашке... ведь знает, какого цвета... 

-Лучше умереть с тобой, чем без тебя... 

-"Да, каждый раз, снова и снова… Но умирать - это так красиво… И так сладко…" Это твои слова... 

-Ты ведь уйдешь, да? Не уйдешь, не уйдешь... Ты - мой сон? С кем ты сейчас? 

-С тобой... и для тебя... 

…и та же сказка про старый лес, и шелк, и кружева. Иногда с этим тоже можно жить...