Я так долго, долго мучился от жажды. Я умирал на выжженном песке и просыпался. Я просыпался на скованной холодом земле. Там не было ничего, бесконечный горизонт со всех четырех сторон. Я напрасно щурил глаза от ветра, пытаясь рассмотреть границы пространства. Ветер не слушал меня, ветер не отзывался на имена.

Ты смотришь на меня как вода, что темнеет в сером, живом ноябре. В пока еще живом ноябре, не ставшем частью зимы. Я хочу пить. Я хочу выпить тебя до морского дна, до последней капли, стекающей на губы с края стакана. Я хочу добраться до вен, что пульсируют, бьются живым. Живым. Сжать в кулаке, слушать ритм, выслушать ритм, выжать. Выпотрошить. Можешь сопротивляться, я только быстрее доберусь до тебя. Я слишком замерз в этом чертовом феврале, я так много лет в этом чертовом феврале. У меня с ним личные счеты. Как только я закончу, я расскажу тебе. Как только я закончу, я зацелую тебя до смерти. Положу к себе на колени, и буду смотреться в темные, как ноябрьская вода, глаза. Буду касаться высокого, ровного лба, буду играть с гладкими прядями почти черного цвета. Наверняка буду.


В чехле от гитары у меня лежит пачка сигарет.