Том 2, глава 7

Рики понятия не имел, где он.

Комната была без окон, стены – слоновой кости. Простая кровать. Стол и стул. Ничего больше. Дверь – единственный путь наружу – заперта с той стороны.

Он стучался. Пинал её. Она даже не шелохнулась.

Аккуратная и чистая тюремная камера. Кажется, сюда его притащили из какого-то места, похожего на глубокий синий океан. Последнее что он помнил – как замахнулся ударить Ясона. Он знал, что этого делать не стоило.

В ответ Ясон отвесил ему удар в живот, и свет потух.

В себя он пришел на этой самой кровати, изрядно разбитый. Карманы пусты – пропали деньги и пропуск, который дал ему Катце, монета, которую он носил на цепочке с ключами, даже нож-бабочка, который он прятал за голенищем на крайний случай. В общем, всё.

Лишенный своего имущества и брошенный в камеру, Рики никак не мог угомониться. Напротив. Мозг его лихорадочно работал: Какого хера этот придурок вообразил? Что конкретно он планирует с ним сделать, раз запер тут, не сказав ни слова?

Он знал, что думать стоит о других вещах; но для начала, не мог сообразить, о каких же именно.

Блядь!

Сжав зубы, Рики со всей дури пнул с ноги стул, отправив его в полёт.





Сазан (Зона 8). Третий Корпус, подземная арена. Тайный аукцион завершился безо всяких проблем, с королевской помпой. Ясон Минк не пожелал купаться в её угасающих лучах, предпочитая как всегда, элегантно и с достоинством, расслабиться в своём пентхаус-офисе.

Он откинулся назад, почти утонув в мягком диване, закинул ногу на ногу и смотрел на экран на стене. Экран являл его взору Рики, кривившего губы в очевидном раздражении. Ясон нажал пару кнопок на пульте, и изображение приблизилось, теперь лицо Рики видно стало крупным планом.

Несмотря на растрёпанный, взъерошенный вид, волосы его переливались мягким блеском. Синяки и ссадины не скрывали мятежности в обсидиановом взгляде. Явно дурное настроение сузило уголки его глаз, полных простых грубых эмоций.

Ясону казалось, он слышит, как тот досадливо скрипит зубами сквозь плотно сжатые губы. Перед ним просто грязный бродячий кот. Ни манер, ни класса, ни грамма дисциплины и контроля. И, несмотря на это, жизненная сила абсолютно невоспитанного «благородного дикаря» сияла изумительно ярко.

Когда они встретились в неоновом свете улиц Мидаса, он был всего лишь мальчишкой – гордым, грубым, заносчивым мальчишкой, ни на йоту не контролировавшим собственные неукротимые эмоции. Он не умел втираться в доверие. Никаких социальных навыков – кроме как оскалиться и рычать, словно пёс.

Полукровка из трущоб.

Решение закрыть глаза на проступок и не сдать его полиции продиктовано было чистой прихотью. А потом он пошел за ним в заведение, назначение которого было очевидно с первого взгляда, и действия его определялись желанием задать пацану трёпку. Разумеется после того как он дойдёт до такого возбуждения, какого не испытывал ранее; и это тоже был не более чем каприз – позволить природе взять своё.

А парень сопротивлялся – просто ради самого сопротивления; однако, без заранее продуманной стратегии, зато с бешеной гордостью на кону, он не мог позволить себе опустить взгляд перед тем, в ком невозможно было не узнать Блонди.

Так что Ясон поиграл с ним и отшвырнул прочь. Брошенная мальчишке монетка Аврора была удачным жестом, продиктованным моментом. Неплохое вышло развлечение – пожалуй, с этим интереснее, чем с другими, и всё же это была не более чем игра. Так что пэтские деньги в качестве «сдачи» оказались как нельзя более кстати.

Пэтская валюта – металлические жетончики, не имеющие реальной стоимости. Но ценность Авроры исчислялась не только деньгами. За одну такую монету можно было получить больше денег, чем этот парень наворовал в кредитках за всю жизнь.

Ясону всё же было чуточку любопытно, сможет ли полукровка оценить по-настоящему стоящую вещь, нежданно-негаданно свалившуюся в руки. Так что он попросил Катце последить за этим, и сообщить ему, когда монетка всплывёт из трущоб.

Он был уверен, что это вопрос нескольких дней. Но время шло. И Ясон был разочарован, но и заинтригован, почему же этот неизвестный парень из трущоб не обналичил свой приз.

И потом, что же стало с этим поганцем после того, как Ясон втоптал его гордость в грязь?

Что касается монеты, Катце исполнял инструкции неукоснительно, не возразив ни слова. Но в то же время дал понять, что не одобряет интерес Ясона к обитателю трущоб, да к тому же малолетке.

Естественно, какие бы аргументы ни приводил Катце, Ясон вовсе не намерен был отступаться. Будет мальчишка ему полезен или нет, его не волновало. Им двигало чистое любопытство.

«Тёмный Рики», да? Если этого паршивого бродячего кота как следует кормить, из него вполне может вырасти тигр.

За прошедшие несколько месяцев парень очень изменился. И не только внешне. Налицо были несомненные перемены в балансе хороших и плохих черт его характера.

И всё же, этого не достаточно. Такие мысли были порождением всё ещё неудовлетворенного любопытства.

Он снова щёлкнул пультом. Как он и предполагал, Рики яростно пинал ногами стул. Ясон невольно улыбнулся. Вот уж точно – дворняжка, которой нужна дрессировка.

- Ясон, - голос из-за спины нарушил ход его мыслей, - ты что, серьёзно это затеял? - К нему подошел Рауль Ам, чей великолепный непреклонный вид был для представителя элиты необыкновенно мрачным. – Ты действительно собрался марать руки об этот кусок мусора? Взять самца, которого даже не приручили для Эоса? Ты просто напрашиваешься на неприятности.

- Да, верно. Но необузданная гордость куда лучше безмозглых секс-кукол. Что толку в беззаветном страхе? А он совершенно дикий и такой яростный. Думаешь, не стоит с ним возиться? А по-моему занятно для разнообразия вырастить пэта другой породы.

- Что ты там выращиваешь – это твоё личное дело. Но если сделать из такой твари пэта – это не лучшим образом отразится на имени Ясона Минка.

- Я вот думаю: мне кажется, после соответственной дрессировки из него получится очень даже интересный пэт, хотя...

- Твоя самоуверенность не имеет границ. Что если его даже приручить не удастся?

- Если так, ты всегда можешь подправить ему мозги, превратить в секс-куклу и продать на Чёрном Рынке. Скажешь, что это моя бывшая собственность, и цена подскочит в разы. Или оставим его здесь, и будем предлагать гостям, подержав взаперти, пока он сам не помрёт. Ему есть масса возможных применений.

С этим жизнерадостным заявлением, Ясон снова повернулся к экрану.

Сделать пэта из полукровки.

Ему так и не пришло в голову, что этот план, рожденный обыкновенной прихотью, до самого основания пошатнёт его достоинство как Блонди.





Кода



Блонди Танагуры и полукровка из трущоб. Непреодолимая пропасть.

Их знакомство – невообразимая, дикая случайность, непредвиденный поворот, причуда судьбы.

Чувства – обжигающие и настолько глубокие, что замирает сердце. Чуть тронутые безумием. Как клинок любви.

Столько мыслей, рвущихся в разные стороны, столько душ, а затем взгляд в бездну…


Том 3
Том 3, глава 1



В столице Танагуры правила содержания пэтов целиком и полностью определялись «Законом о пэтах», сводившемуся к Девяти Пунктам:

Квалификации
Регистрация
Родословная
Прививки
Вязки
Сертификат качества
Запреты
Дисциплинарные ограничения
Утилизация

Впрочем, это были даже не правила, а скорее рекомендации для представителей элиты, державших пэтов в качестве классового символа; для аристократов, любимых Юпитером, всего лишь способ привлечь внимание к их статусу избранных.

Те, кого называли пэтами, представляли собой кукол для секса, произведенных методом лицензированного разведения на фабриках с единственной целью – обеспечить клиентов домашними игрушками. Генетически они не отличались от людей, но при этом были и оставались искусственно созданными куклами.

Производство велось при помощи специализированных технологий и не имело ничего общего с естественным процессом размножения. Доказательством происхождения служил серийный номер производителя, пропечатанный на стопе у каждого, при помощи которого компания вела и поддерживала на них документацию.

Живые твари, но не люди. А следовательно, для них наличествовал базовый минимум дисциплины и норм содержания, но больше их существование ни к чему не обязывало.

Естественно, пэты, которых даже хозяева различали только по серийным номерам, напрочь лишены были гордости, а также человеческих прав и свобод. Единственный «класс», доступный им, определялся сертификатом родословной, а привилегией (хоть ценность её и сомнительна) считалось принадлежать представителю элиты.

В железных рамках классовой системы Зейн сертификат, подтверждающий, что пэт находится в собственности элиты, для граждан Мидаса был шикарным аксессуаром – символом манящей и недостижимой мечты. Просто так никто и ничто питомцами элиты не становились; только избранные, выдержавшие строгий отбор. Пэты, бывшие элементом статуса для миропомазанного высшего класса - правящей верхушки Танагуры – жили в Дворцовой Башне Эоса и купались в немыслимой роскоши. А сказки такого рода всегда пленяли толпу. О том, чем эти сказки заканчиваются, никто обычно не думал.

Стоимость Танагурского пэта выводилась очень просто. Если статус владельца высок – то высоко ценится и питомец. Второе слагаемое – происхождение. Но для всех пэтов основополагающий вопрос был: как кланяться, ползать или прибегать к ноге, чтобы так или иначе завоевать сердце хозяина.

Единственное, что имело смысл – видимый результат: хорошая родословная, привлекательная внешность и «чистота» - вот неоспоримые достоинства, к которым стремился каждый пэт. Однако красота сама по себе не гарантировала кукле успеха – тут нужна была изюминка. Беспрекословное повиновение было основным требованием; но показать, что знаешь себе цену – вот верная стратегия, чтобы забраться повыше там, где выживает сильнейший. А этого никакими тренировками не добьешься.

На первый взгляд, питомцы в Эосе жили сытой и спокойной жизнью, наслаждаясь гармонией и покоем. Заоблачный социальный класс – элита – хотели, чтобы их пэты соответствовали их социальному статусу. Или, скорее, сама жизнь в Эосе устанавливала своего рода планку, за которой долгом каждого владельца было вырастить питомца, достойного такой чести.

Самыми лучшими считались чистокровные пэты производства Академии – их-то и приберегали для Блонди. Как будто сдай они позиции – то же случится и с производителем.

Сделав пэта из полукровки, Ясон выказал бесстыдное неуважение к неписаным правилам. Это был первый крупный скандал с момента основания Эоса. Элита отреагировала бурно, напоказ изображая брезгливость, одновременно пытаясь скрыть всё возрастающее любопытство.

Как и полагается в жестком классовом обществе, авторитет Блонди был неоспорим во всех уголках Эоса. Так что никто не решался критиковать их в открытую.

«Я взял питомцем полукровку из трущоб».

Смелый вызов, который не назовёшь иначе как безрассудством, поднявшим всё возрастающую волну интриг. Тут и там зазвучали приглушенные насмешки, граничащие с презрением. А уж пэты в своём кругу высказывались откровенно резко и жестоко. То были горькие слова, полные зависти и насмешки, заставлявшие всё повышать и повышать голос.

Рики было всё равно. По его понятиям, пэты, не знавшие ничего, кроме стерильного замкнутого пространства Эоса, были как дети – со всеми визгами и истериками, присущими детям. Какая б там ни была гордость, а никто из них и шагу не мог ступить без посторонней помощи. Обильно извергаемые ими пошлости и оскорбления лишь подчеркивали смехотворную скудность их словарного запаса. Их безмозглые взгляды волновали кровь не больше, чем мимолётный ветерок. Они были глупы, слабы и едва ли достойны внимания Рики.

Бесполезны.

Молча шугнуть «детишек» было несложно, но иногда Рики всё-таки выходил из себя и злился. В Эосе пэты кишмя кишели, но среди них не было ни одного, на кого он мог бы выплеснуть ярость. Он вовсе не собирался тратить силы на тех, кто не стоил его времени, а ввязываться из-за каждой мелочи выходило себе дороже. Хватать их за шкирку и выдавать по парочке оплеух было без толку, так что он решил нарваться на охрану и хоть так отвести душу.

Серьёзно удалось сцепиться с ними лишь однажды; тормозов у ребят не было, и получил он за это по полной. Повторять ошибку он не собирался. И тем не менее, такое отношение ощутимо настроило против него прочих пэтов, и жестокий круг завертелся по новой.

Сиднем сидеть в комнате, где нечего делать – было ему поперёк души, а все прелести пэтских салонов и центров досуга лишь ненадолго разгоняли скуку. В результате куда бы Рики ни шел, беды всех сортов бежали следом. И Рики всегда считал, что он ни при чём – всегда был кто-то другой, кто первым начал.

Не важно, так это было или нет. Стало ясно, как день, что он ни в малейшей степени не может сдерживаться. У него и в мыслях не было попробовать отступить первым или куда-то не соваться.

- Не подходи.

- Не трогай его.

- Не попадайся ему на глаза, и никто не пострадает.

Его раздражительное, высокомерное отношение было ровно так же оскорбительно, как их взгляды, которые он ловил на себе. И никто не собирался первым сделать шаг к перемирию. То, что полукровка – с рождения исконный враг граждан Мидаса – стал игрушкой Блонди, вызывало к нему глубочайшую антипатию.

Неотесанный, бескультурный и обладающий железной волей, он вызывал в них такой же инстинктивный страх и ненависть, как дикий волк, которого выпустили посреди отары, вызывает у овец. Куда бы он ни шел, суть его видна была с первого взгляда. А за ним струились феромоны и неизбежная ослепляющая зависть. Впрочем, возможно, это совершенно иная система ценностей Рики пробудила доселе неведомый страх в пэтах... в пэтах, которые раньше считали безграмотность и бездумность абсолютными благами.

Но вот что их действительно донимало, так это неоспоримая истина – маленькие предательские следы на его теле. Если не считать смешивающейся спермы, когда они кончали на глазах у всех, да жарких секретов, которыми они частенько обменивались после, за кулисами, Рики ни с кем в контакты такого рода не вступал.

В первый момент, когда Рики дебютировал в шоу, но так и не появился на последовавшем сексуальном вечере, остальные от души над ним посмеялись. Он напрочь лишен был здравого смысла, присущего всем пэтам, не говоря уж о манерах, хорошем вкусе и классе. Да ни один хозяин не отправит своего любимца на вязку с этой недоразвитой обезьяной. Если нет перспектив вязок – то его на такой вечер никогда и не пригласят – а если пэт не может ни повязать, ни повязаться, то какой с него прок? Это все знали.

- Так ему и надо.

- Получил по заслугам!

- А чего ты ждал от полукровки из трущоб?

Ему была прямая дорога на свалку, в этом никто не сомневался.

Но вышло иначе.

Рики не появлялся на секс-вечеринках не потому, что его туда не звали. Просто все подобные приглашения его хозяин Ясон отправлял в мусорную корзину. Как только это стало известно, последовало всеобщее изумление. Рики ни под каким видом не появлялся на «вечерах», и тем не менее тело его носило неоспоримые следы занятий любовью.

Почти достаточно чтобы решить, что Ясон сам с ним спит.

Никто не знал, кто первым выдвинул эту гипотезу, но слух прошел и сотряс пэтский мир словно землетрясение. Засосы на коже Рики были метками, клеймящими собственность.

Обыкновенно такие следы у пэтов оставались после секс-вечеринок или после назначенных вязок. Каждый, кому случалось воплотить свои плотские желания тайно, не с назначенным партнёром, старался – просто из кожи вон лез – чтоб улик удовлетворения их похоти не оставалось.

Да, полная зависимость от секса была у пэтов в крови, однако практика заслуживала строгого порицания. Ну и конечно, попавшим в категорию «слишком доступных» полагались определенные дисциплинарные санкции, что вполне могло служить причиной потери расположения хозяина. В самом худшем случае итогом могла стать и «утилизация». Общепэтская гордость никак не позволяла им согласиться с тем, что они – всего лишь утилизируемый товар, но для хозяев – элиты – они были всего лишь очередным легко заменимым предметом роскоши.

Засос обычно обозначал явное присутствие партнёра, и одно это обстоятельство уже воспринималось общественностью как своего рода символ статуса. Рики на секс-вечерах не появлялся, а засосы на нём не исчезали.

«Хозяин спит со своим пэтом…»

Доказательства чего-то немыслимого с точки зрения устоявшихся традиций Эоса бесили пэтов ещё больше. Их ненависть к Рики стала нестерпимой; они бредили мыслями о том, как этот бунтарь стонет в объятьях Ясона.

Губы у него дрожат, и он крутит задницей. Они скрипели зубами, представляя его набухший до изнеможения член.

Жестокая ревность. Стоило представить, как Ясон делает это с Рики – как хочет, куда хочет – и их окатывала волна обжигающего гнева и чувства предательства.

Почему? Почему именно он? Почему Рики?

Чем больше вопросов, тем больше было их смятение. Даже их хозяева, которые рады были баловать их, как могли, никогда к ним не притрагивались. На пэтов только смотрят; их не ласкают, их не любят. Вся элита об этом знала.

День и ночь за пэтами приглядывали человеческие существа еще ниже рангом – «фурнитуры». Фурнитуры – бытовая техника, общеупотребительный товар; к мебели незачем относиться как к людям. И всё же в Эосе, автоматизированном до предела новейшими технологиями, без них пэты ходили бы в лохмотьях и умирали бы с голоду. Никто не задавался вопросом почему.

Но стоило появиться Рики, и всё изменилось. Он смеялся над их прописными истинами. Он жил так, словно правила написаны не для него. А всё то, что само собой разумелось… он без зазрений совести попирал ногами.

Само его существование было им ненавистно, было унизительно и угнетающе.

Законы, по которым жили пэты, затрещали по швам. Вскоре они стали побаиваться, что и цена их упадёт. Кто-то должен был что-то сделать.

И всё же…

Несмотря на хаотичное поведение Рики, их хозяева только и делали, что сыпали длинными словами, которых пэты не понимали, вроде «разница интеллектуального уровня» и как она влияет на законность и незаконность действий. Впрочем, пока всерьёз никаких вызовов не выдвигалось.

«Всё потому, что он пэт Блонди», - вот и всё, к чему они пришли. Им казалось, что тем всё и устаканится; но тот факт, что Рики – пэт Ясона, не означал, что все пэты Блонди получат такой же привилегированный статус.

Собственно, скорее, наоборот. Прежде чем Ясон завёл Рики, он месяцев шесть, а то и год регулярно менял питомцев. И не скупился – каждый был чистой Академской линии и высочайшего класса.

Академская родословная и сертификат, удостоверяющий, что пэт принадлежал Блонди, поднимали его цену до небес. Никто так и не понял, что происходит – но охотно воспользовались настоятельной необходимостью Ясона менять пэтов в целях коммерции. Разведением он занимался редко, но тогда уж выставлял питомца на секс-вечеринках чуть ли не каждый день, да и тогда на каждом подолгу не зацикливался.

Тогда почему же? Зачем ему этот кусок мусора со дна помойки, презренный полукровка? Когда же и пэтам достанутся эти благости?

И каждый раз как эти мысли приходили им голову, в каждом – будь то самец или самка – вскипала обжигающая зависть. Кто-то из них получил титул особенного. Невыносимо было мириться с тем, что уникальным считают чудище, которого в этом мире просто не должно существовать.

Мидасская и трущобная кровь не смешивались, как масло с водой. Но перед лицом элитарности местных пэтов гордость Рики лишь еще больше окрепла. Чем больше он слышал от них критики и злословия, тем больше наглел. Их открытой враждебности он плевал в лицо. Он целенаправленно игнорировал их предрассудки и на любую реальную угрозу немедленно бил кулаком в морду. Рики не лизал задницу никому – включая Ясона – даже когда прекрасно знал, что лучше бы слегка прогнуться там и сям. Но ему казалось – стоит лишь раз отступить – и будешь всю жизнь целовать кого-нибудь в зад.

Между тем другие пэты вовсе не проводили дни напролёт у ног своих владельцев. Одни втихую занимались сексом «для здоровья» - чтобы пощекотать нервы и хоть как-то занять пустые часы; другие наслаждались самолюбованием, а няньки-обслуга обеспечивали их всем необходимым.

Соперничество между враждующими пэтскими фракциями было упорным и всепоглощающим. Систематически дело заканчивалось линчеванием, причём весьма изощренным, чего хозяева как будто и не замечали… по крайней мере, не больше, чем незначительный ущерб, наносимый их регалиям. Ведь они же не привязывались к своим пэтам. Уж точно не больше, чем к любой другой вещи, радующей глаз.

Досада и страх появлялись и разрастались моментально. Пэты ценны были своей сексуальностью и прекрасно знали, что время их коротко. Ровно столько, сколько они остаются свежими и желанными.