Что-то, с чем Рики никак не мог расстаться.

- Тогда я возьму твою свободу в обмен на его.

Рики знал, что к этому всё и шло. И теперь Ясон выложил карты на стол, показав свою подлинную злорадную сущность. Расплатиться натурой Рики не мог. Только свободой, которой он так дорожил. Заставить Рики самого отдать её – вот изначальная и основная цель этой извращенной игры.

- Если хочешь, чтобы Гай возвратился цел и невредим, ты должен прийти ко мне по своей собственной воле.

Единственно возможная цена за данный товар.

- Хватит дёргать меня за ошейник, - взвыл Рики.

Растоптать свою гордость. Спустить достоинство в сортир. Посмеяться над всеми правилами, по которым жил… но никогда не переступать ту черту на песке, которую он переступить не мог.

- И вообще, какие у меня гарантии, что Гаю ты ничего не сделаешь?

Рики в первый же день в Эосе остался без одежды, запертый в комнате, и прожил так целый месяц. «Дрессировка пэта» - так это называется. Ноги врозь, весь интим наружу, и фурнитур по имени Дэрил пристаёт и днём, и ночью. Всё напоказ, в потоке оскорблений – до и после – терзая в клочья собственную гордость, он извергал семя. Всё, за что он отчаянно держался, всё, что не хотел отпускать, отнимали силой, отрывали с мясом, высасывали из него.

А значит, если он не хочет, чтобы это случилось с Гаем…

- Дай мне две недели. Ничего не делай, оставь его в покое. Я ведь не слишком многого прошу? – вот единственное, что он сумел сказать. Даже зная, что на кону стоит жизнь Гая.

- Понятно. Ты собрался со мной торговаться, а на руках ничего нет?

Рики ничего не оставалось, как блефовать, и теперь не было выбора – разве что идти ва-банк.

- А если я на это пойду, - продолжал Ясон, - тебя всё устроит? Что бы ни случилось с Гаем?

Даже взгляд Блонди не дрогнул. Только голос стал ещё холоднее; ледяное копьё нацелилось в единственную слабость Рики.

- А сам-то? Тебе нормально, что весь мир узнает? – Рики вполне в состоянии был дать сдачи. Даже если для этого требовалось собрать последние крупицы мужества. Он облизнул пересохшие губы и постарался смотреть твёрдо. – Тут грязи хватит обляпать тебя так, чтоб все большие шишки из Содружества пришли в восторг. Я у тебя под ногтём три года был. Но это не значит, что я тебе зад целовал каждую секунду, Ясон.

Вопреки ожиданиям, улыбка Блонди стала ещё шире.

- Ну вот, ты наконец-то и начинаешь понимать, что почём. Видишь ли, людей, которым под силу угрожать Блонди такими вещами, мало, и они далеко. Тем больше будет шума, ведь ничего подобного уже год как не случалось.

Жестокость, которой прямо-таки лучился Ясон, ещё сгустилась, дойдя до пугающей концентрации. Настолько, что Рики начал жалеть о том, что встрял в словесную перепалку.

- Да, кстати, ты мне напомнил. Был уже один такой – давным-давно. Очень на тебя похож. Но я слегка подправил ему лицо, и он как миленький пришел «к ноге». А как насчёт тебя?

Рики невольно сглотнул. Не потребовалось спрашивать, о ком идет речь.

- Что же нужно для того, чтоб ты покорно встал предо мной на колени?

До сих пор от Рики никогда не требовали покориться по своей воле. Четыре года назад Ясон украл его человеческое самоуважение, его мужскую гордость. Что же еще он мог предложить ему теперь? Ничего. У него абсолютно ничего не осталось. Ничего – лишь последний бастион того человека, каким он себя знал. А эту цитадель он не сдаст никогда.

- Так-так. Наверно, начнём с того, что ты увидишь, как с Гаем происходит то же, что было с тобой. Вы, полукровки, привыкли к соитию с мужчинами. А как на счёт того, чтоб вместо обычного секс-робота его покрыла одержимая химера-получеловек? Вот это будет зрелище! Ты так не думаешь?

Рики закусил губу. Он должен был догадаться, что Ясон не поверит в такой отчаянный блеф. И всё же…

- Так чего же ты хочешь, Ясон? Сам-то хоть знаешь? Мне двадцать лет. Староват, чтоб держать меня в Эосе. Это все владельцы пэтов знают.

Конечно, об этом нечего было молчать. Но почему же ему казалось, что сказать подобное – его прерогатива? Он повертел мысль в мозгу так и эдак, почувствовал, как желудок выписал кульбит – и тут же взбесился ещё больше.

Большинство пэтов-самцов в Эосе были моложе пятнадцати. Кроме того, обычно, чем выше класс элиты, тем моложе был пэт. Четыре года назад, когда Рики дебютировал в Эосе, общественность единогласно решила, что он еле-еле вписался в возрастной ценз.

По сравнению с чистокровными самками, век самцов был поистине короток. Самке можно

Том 4, глава 1

Вот уже давненько тут не было хорошей ясной погоды. День за днём тонул в тяжелых, низко нависших тучах, отравлявших все дружественные побуждения и высасывавших души. Ну хоть дождь не лил – и то хорошо.

По крайней мере, так думал Рики, заводя аэробайк.





Мидас. Полдень. Лхасса.

Рассеянный низкими облаками свет полуденного солнца еле-еле проникал в тёмные подворотни меж обшарпанных зданий. Тут, на Оранжевом Проспекте, не слышно было ни шороха, ни шепота, ибо все здешние обитатели ещё сладко спали после похождений прошлой ночи.

Лишенный неоновой маски, нелепо безобразный лик Кереса мог похвалиться совсем другими достопримечательностями. Иссеченный, донага ободранный, залатанный. Поток нечистот проник тут так глубоко, что, казалось, мерзкая вонь его вовеки веков будет сочиться из всех щелей.

Но ни в пышном изобилии ночных карнавалов, ни при ясном свете дня обычный Мидасский турист не сунулся бы в такие дремучие подворотни. Проулки вились как лабиринт, сбивая с толку.

Здесь оказывались только те, кто знал, зачем пришел. Рики направил мотоцикл туда, где и в полдень еще не рассеялась ночная мгла. Припарковался, прислонился спиной к стене и закурил. Обычно он не так уж много курил, но сейчас это был единственный способ успокоить нервы.

Горький вкус дыма был неприятен, зато это было проверенное седативное средство. Взгляд миндалевидных глаз беспорядочно метался туда-сюда, обшаривая углы, зрачки то и дело сужались, словно в ответ на какие-то беспокойные мысли.

Прямо через дорогу была круглосуточная аптека. Там продавалось всё – от самых лучших законных лекарств, до такого дерьма как «сласти», «спиды», «ралли» и «крылья ангела» - только деньги плати, и улетишь прямо не отрываясь от земли. Заведение было государственное, так что покупатель мог не опасаться, что вместо пилюли ему достанется крысиный яд, а вот как там его организм воспримет это снадобье – уже другой вопрос.

Конечно, из-под полы продавали и другой товар, но это влетало в копеечку.

Однако Рики тут был совсем по другому поводу. Плевать на эту задрипанную аптеку – у него было дело к человеку, который обитал под ней. К тому, кто всегда в курсе последних событий в сети.

Катце.

Прогуляться что ли или нет?

Рики ненавидел болтаться вот так, в подвешенном состоянии. Он терпеть не мог, когда не знаешь границ, где проведена черта. Он тут ошивался не для того, чтоб нажить неприятностей или кого-нибудь в них втравить. И уж конечно, он тут не для того, чтоб подставлять голову под пули.

Так. И что же дальше? Какие вообще варианты?

Мысли в голове беспорядочно вертелись. Чем больше он колебался, тем меньше был уверен в том, что делает. Может, у этой загадки и вовсе разгадки нет?

А может, он на самом деле не хочет её знать. Может, слишком боится открыть правду. Обрывками мыслей один за другим падали к его ногам дымящие окурки. Он забывал даже припечатывать их подошвой.

Уже пятый день от Гая не было ни слуху ни духу. Если б он пропал на день или два, никто бы не удивился. Но на третий день Рики встревожился. Опасения еще усилились, когда стало понятно, что дома он тоже не появлялся.

И никто не знал, где он и куда делся. Он просто растворился, никому ни слова не сказав. А это было совсем не похоже на Гая. Он бы не бросил дела и не исчез вот так.

Несмотря на это, бывшие члены банды объясняли его пропажу по-своему.

- Гай – здоровый парень. Ты не думаешь, что он просто решил хорошенько повеселиться?

- Да, он же всегда был охрененно популярен. Так что добровольцы небось в очередь строились…

- А после того, как мы надрали задницу ублюдкам Джикса, к нему все в друзья набиваются.

У ребят и в мыслях не было полошиться так, как Рики, но это не значило, что они не тревожатся за Гая. Дело было, скорее, в неписаном правиле – не совать нос в чужие дела.

Отношения Гая и Рики по крупинке разваливались. Пока Рики три года пропадал невесть где, Гай так и не начал ни с кем встречаться, но «друзей для секса» у него было предостаточно. А после возвращения Рики ребята – отлично знавшие, что раньше они с Гаем трахались при любом удобном случае – не могли не заметить перемен.

Так что Рики даже не в курсе был, с кем сейчас Гай – вот насколько широка оказалась пропасть меж ними. Рики это прекрасно понимал. И он не собирался делать из мухи слона и раздувать скандал из исчезновения приятеля. Но это не значило, что он перестанет волноваться.

- Я слыхал, кто-то из элиты Танагуры

Том 3, глава 5

Рики снился сон. И давненько ему не снились такие яркие, живые сны. Вероятно, встреча с Катце после четырёхлетней разлуки всколыхнула дурные предчувствия, омрачившие его мысли; или же открывшаяся ему правда, которую он не мог переварить сознательно, вызвала к жизни из глубин памяти давно позабытые воспоминания. Так или иначе, а снилось ему то, чего он совсем не хотел вспоминать.

Дворцовая башня, коронованная именем древней богини Эос. Комната Ясона. Роскошные, запредельно дорогие апартаменты, обиталище самого могущественного лица Танагуры. Рики плевать было на обстановку, но он прекрасно понимал, что вся она состоит из высококлассных вещей, которые к тому же стоят своих денег. Так сказать, обычная роскошь, может быть, чуть более помпезная, чем допускал общественный вкус. Он не знал, как выглядят комнаты прочих представителей элиты, но жилище Ясона его не впечатляло.

Здесь он не чувствовал себя дома. Он жил, ел и спал там, где совершенно ничего не значила его личная воля. Он был орлом с подрезанными крыльями. Он совершенно ничего не мог сделать сам, и это отупляющее состояние действовало ему на нервы. Запертый в комнатах Ясона, он кипел и злился так, что, казалось, скоро взорвётся.

- Какого чёрта эта дверь не открывается? – в бешенстве рычал он себе под нос.

Он колотил в неё кулаками – без всякого толку. В последние несколько месяцев он усвоил один урок – надо контролировать себя, ко всему относиться хладнокровно и адекватно реагировать на ситуацию; но вместо этого продолжал бесноваться, как обиженный ребенок, не согласный идти на компромисс. Прекрасно знал, что это бесполезно, но остановиться не мог.

- Я этого не понимаю, Дэрил! – выпалил он. Больше скинуть обжигающие эмоции было не на кого, так что Рики обрушился на единственное живое существо в комнате. – Ты же говорил, что после дебюта я смогу ходить в центр отдыха и в салон, и вообще куда захочу! Чего ж дверь-то не открывается?

- Полагаю, потому что у Вас до сих пор нет пэт-кольца.

Манера речи фурнитура – спокойный, сдержанный, логически выдержанный тон – не менялся ни при каких обстоятельствах. Даже когда Рики на него орал; даже когда он ласкал Рики. Дэрил лишь чётко отвечал на вопросы, которые тот задавал. Вероятно, ему запрещено было говорить о том, что осталось недосказанным.

- Пэт-ринг?

- Да. Кольцо с Вашим регистрационным номером. Без него выходить из комнат нельзя.

Рики впервые слышал о такой штуке. Уже четыре месяца прошло с тех пор, как он попался в подземном павильоне Сазана (Зоны 8) и попал в Эос. Четыре месяца с тех пор, как Ясон ему сказал:

- С этого дня и впредь ты – мой пэт. На вечеринку тебя отправим, как только я буду уверен, что ты меня не опозоришь. Я намереваюсь культивировать те достоинства, что скрыты за твоей неумеренной наглостью.

Хоть Ясон и объявил безоговорочно права собственности на Рики, тот по-прежнему ни малейшего понятия не имел о том, что значит быть пэтом, выращенным в Эосе. Назначенная «дрессировка», судя по всему, должна была вбить ему всевозможные пошлости и разврат до мозга костей.

- Все пэты такие носят?

- Ожерелье, серёжку или браслет. Есть разные типы колец, и они исполнены в разных стилях – но у каждого зарегистрированного пэта такое есть. Это единственная форма персональной идентификации, разрешенная для пэтов.

- Так значит, если у тебя есть кольцо, ты можешь ходить, куда захочешь?

- Если хозяин разрешит.

Ясон уже водил Рики на вечеринку-дебют, которую устроили специально для новых пэтов. Водил на поводке, цеплявшемся к ошейнику на его шее. Когда Рики уяснил, в какой «униформе» пэты должны явиться на мероприятие, он чуть не умер от унижения. На вечеринке он изо всех сил демонстрировал глубокое неудовольствие, стараясь держаться подальше от прочих, улыбающихся пэтов. Но раз у него нет кольца, значит, он даже не может считаться «официальным» пэтом.

По словам Дэрила, обычно пэты не выходили на дебют прежде, чем у них появится пэт-ринг. Рики так и не разобрался, как же к этому стоит относиться. Означает ли это, что он всё-таки не является пэтом Ясона? Может, если он продолжит противиться Ясону, его в один прекрасный день просто выставят из Эоса?

Впрочем, скоро эти надежды рухнули. Еще полгода его держали в комнатах Ясона без кольца. Чем больше Рики отказывался подчиняться, тем строже становились ежедневные дрессировки.

- Сколько еще ты собираешься меня держать тут взаперти?

- До тех пор, пока с тебя не хватит, полагаю.

- Что б ты ни делал, я не стану пэтом какого-то расфуфыренного господина Блонди, - бросил вызов Рики,

Том 3, глава 4

От проспекта Кузко до дома Рики было минут двадцать. Солнце садилось (хоть и рановато для сезона), так что когда они дошли до места, уже стемнело.

- О чём ты хочешь поговорить? – выпалил Рики, стоило им войти в комнату. – Не надо мне вступительных бесед, давай сразу к делу.

Ему не терпелось побыстрее закончить с этим и выставить Катце восвояси. Сказать всё в лоб – один из способов достучаться до собеседника.

Он предложил Катце стул, но тот не стал садиться – прислонился к стене и закурил.

- Есть такой парень, Кирие, - сказал он наконец, - у которого разные глаза. Знаешь его?

При имени Кирие Рики непроизвольно скривился. Столько времени прошло – с чего это теперь Катце про него спрашивает? Не могла же их история с Джиксом дойти до брокера? Или Рики просто не понимал, насколько глубоко в трущобах у Катце есть свои глаза и уши? Ведь он не из тех, кто приходит без подготовки.

- Что бы он ни задумал, я тут ни при чём, - заявил Рики, чтоб исключить свою причастность.

И для него самого и для прочих Бизонов – Кирие был паразитом и настоящим проклятьем. Что бы там ни было на уме у Катце, а вот то, что их сразу связывают с Кирие – очень нехорошо.

- Правда? Странно, потому что он тобой просто бредит.

Этого нельзя было отрицать. Хотя, конечно, больше Кирие манила громкая слава, а не сам Рики; собственно, он винил Рики в том, что тот избегает своей известности. И это знали все, кто был знаком с обоими. Если Кирие где-то поднял шум без причины – значит, он хочет привлечь к себе внимание. Не удивительно, что они не поладили, будучи настолько разными.

Однако Кирие был не просто придурком с раздутой самооценкой. Будь это так, проблема бы сама решилась без дополнительных усложнений. Но у Кирие были свои идеи, амбиции, а еще – гордость. Ему улыбалась Леди Удача, а потому его заносчивость не знала границ. Он и раньше-то был порядочным говнюком, а уж что говорить теперь.

Рики вообще никогда не собирался выстраивать с Кирие дружеские отношения. А также не реагировал на попытки пацана спровоцировать обострение их соперничества. И сколько бы раз, тот ни ухмылялся ему в глаза с видом: «Тебе здесь не место», Рики плевать на это хотел.

Но вот теперь Кирие явился ему в новом свете и на сей раз вполне способный причинить реальный ущерб; так что это было уже совсем другое дело. Рики очень захотелось надрать Кирие задницу, да покрепче – чтобы носу своего тут больше не показывал.

- Он шнырял по Рынку Розас и выспрашивал о тебе.

Рики и не думал, что Кирие так глубоко вовлечен в это дело. Видно, тому показалось мало промчаться по трущобам на крутой тачке и сделать пару громких заявлений, и Кирие начал копаться в делах Рики – вероятно, в поисках компромата.

Уж столько времени прошло с тех пор, как он работал курьером. А и Робби и Кирие всё еще об этом трубят на каждом углу. Впрочем, его это не особо волновало – вряд ли это хоть что-то изменит.

Как-то всё странно получалось. Рики вполне понимал враждебность Робби – этот человек был его давним врагом. У них много чего было в прошлом, хотя, естественно, связь их была не так сильна, как у Рики с Гаем; но нельзя отрицать совместное детство в Попечительском Центре.

А вот с Кирие всё иначе. Он был помехой, чужеродным телом, пытавшимся занять место в жизни Рики. А то, что Катце вышел из тени, дабы поговорить о нём, намекало на крупные неприятности. Подумав так, Рики нахмурился.

- Если разойдется информация, что я на тебя работал, нам обоим это вряд ли пойдет на пользу.

- Расслабься. Если чуть копнуть, всего сразу не откроешь.

Вообще-то он был прав. Работая у Катце курьером, Рики всегда внешне придерживался буквы закона, даже когда тайными каналами возил контрабанду. Для начала, если Катце вообще брался за работу, какой бы сомнительной она ни была, он никогда не светился так, чтобы Кирие и ему подобные могли докопаться.

Катце был куда более хладнокровным, требовательным и квалифицированным дельцом, чем можно предположить на первый взгляд. Впрочем, на чёрном рынке в этом давно уже никто не сомневался ни секунды. И если Кирие обожжется, суя пальцы туда, куда не надо, так это тоже никого не удивит.

- Если проблема не в этом, чего ты хочешь? – спросил Рики.

Неплохо было бы, чтоб его предупредили, если что-то опасное замаячило на горизонте.

- Ты случайно не знаешь, кто за этим Кирие стоит?

- Понятия не имею, - ответил Рики чуть резче и громче чем следовало. – Мне вообще пофиг, чё он там затеял. – Он уставился на Катце, пытаясь догадаться, к

Том 3, глава 3

Керес. Четыре тридцать пополудни.

В это время года холодные ветра скользили по Проспекту Кузко, вонзаясь под кожу крошечными иголками. Ветер трепал полы длинного зимнего плаща человека, идущего по улице, зажав в зубах сигарету.

Походка у него была не та, что у обителей трущоб. Если его что и отличало – так это особая аура одиночества и отчуждения, вившаяся вокруг его худощавого силуэта. Тем, кто привык к извечной грязи и затхлости застоя, чуждость мужчины была очевидна.

Он проходил мимо, и случайные свидетели распахивали глаза пошире, а потом спешили отвести взгляд. Что-то в нём было иначе. Его мир отличался от их собственного. Отвращение – вот, что окружающие испытывали, торопясь как можно скорее покинуть место событий… судя по тому, что он даже не сбивался с шага, ему было совершенно всё равно.

Был в Кересе такой квартал, где почти все кирпичные фасады зданий были разрушены, обнажая кости металлических скелетов. Сквозь них небо было видно на просвет, так что остряки в шутку называли его «Синей Фишкой»[1].

[1] Самая дорогая фишка в покере.

Впрочем, хоть дома на поверхности и представляли жалкое зрелище, подземная инфраструктура находилась во вполне неплохом состоянии. В результате в какой-то момент квартал стал излюбленным местом встречи без оружия для нескольких банд. Даже отпетым дебоширам надо иногда отдыхать. Всем нужен благодатный уголок, где можно расслабиться и с чистой совестью отпустить телохранителей восвояси без риска быть убитым. Придурки, которым пришло бы в голову нарушить это правило, даже носа больше показать не могли в Керес.

Никто не верил, что правило всех удержит в узде. Но год за годом никто не смел сделать первый шаг. Никому не улыбалось, что его первым заклеймят позором, так что шаткое равновесие успешно сохранялось.

По пояс голые торчки прятались по углам стальных каркасов, закидывались и ловили кайф под зимним небом. Любовники заводились друг на друга в боковых тоннелях, слишком увлеченные прелюдией, чтоб обращать внимание, кто там смотрит. А где-то рядом спорила целая шайка, поливая друг друга матом, но к драке не переходя.

ДМЗ – так же известная как «равнодушная» зона. Город апатии. Все сюда приходили в поисках чего-то, а чего именно – всем было наплевать до тех пор, пока никого из-за этого не убили.

Мужчина прошел мимо, и никто его не тронул.

Тот же день. Синяя Фишка, третий подземный уровень. Бар Сорайя. Сегодня завсегдатаев одолело странно лихорадочное настроение. Привычный развязный смех над грубыми шутками уступил место необычной подавленной тишине. Все взгляды сфокусировались в одной точке; как будто задерживаешь дыхание и терпишь, пока пот на коже не выступит.

Тесное кольцо зрителей сплотилось вокруг тех, что играли в игру.

Сыграть мог каждый. Это была всего лишь старомодная карточная игра, где выигрыш зависел от интуиции и внимания. Но в Мидасских казино играли совсем не в такие игры. Здесь на кону были не деньги, не вещи, а честь и достоинство. Игроки ставили на кон свои тела.

Это называлось «Жиголо». А всеобщее внимание в центре Бара Сорайя привлекли игравшие Рики и Люк.

Своего рода сексуальная игра пополам с секс-шоу. Игроки начинали с поцелуя – делали взнос. Когда поднимались ставки, соответственно росли и ожидания. Долг платили прямо на месте. Так что игроки и зрители были в одинаковом напряжении.

Когда вызывали на такую партию – редко кто отказывался, даже если противник вызывал глубочайшее отвращение.

- У меня сегодня настроение тебя поиметь, как хочу. – Такими словами обычно начиналась игра. И потом громко, так, чтобы все слышали, а отказаться стало вдвойне сложнее, добавляли. - Мы играем в «Жиголо».

Того, кто отказывался, не просто честили трусом. Про него обязательно шел слух, что он импотент – и физически, и морально. А раз так, то какой он, к чёрту, мужчина? Здесь, где однополые связи были нормой, если у тебя на такое не хватало смелости или ты облажался – глубочайшее презрение, какое только бывает в трущобах, послужит тебе наградой.

Такие вызовы, брошенные в секундном порыве, обычно ни к чему не обязывали, как и прочие секс-игры; в большинстве случаев победитель просто высмеивал проигравшего в своё удовольствие. Но всех заводила кажущаяся серьезность намерений. Раз это игра, она должна развлекать всех присутствующих. В теории, по крайней мере. Но как и с любым интимом - чтобы там ни произошло – не значит, что там оно и закончится.

Люк давно пожирал Рики голодным взглядом. Или он просто хотел затеять свару? Поэтому никто особо не удивился, когда он вызвал его на

Рауль не имел ни малейшего понятия, что творится у Ясона в голове.

- Что ты собираешься делать с этой тварью?

- Да ничего особенного. Просто посмотрю, как он себя поведёт, когда выбор встанет между его старым дружком и гордостью. Вот и всё.

- Это всего лишь полукровка из трущоб. Настолько серьёзно увлечься подобной ерундой – это совсем не в твоём духе.

- Не в моем духе? – Ясон опустил взгляд и глубоко вдохнул. – Будь он простым пэтом, я бы не потратил три года, водя его на коротком поводке. Может, поначалу это и была всего лишь прихоть, но я увлёкся больше, чем ожидал. Особенно после истории с Мимеей. Органического происхождения во мне – только мозг, и всё-таки в итоге это делает меня обычным человеком.

Рауль любил блеснуть остроумием, говоря, мол, к концу рабочего дня ни одной извечной тайны во Вселенной не останется. Но теперь глаза его распахнулись в изумлении. Насколько он успел понять, голова Ясона – загадка похлеще, чем все сокровенные тайны космоса.

- А если б я сказал, что… что люблю Рики, ты бы наверно посмеялся. Так ведь, Рауль?

Тот был настолько ошарашен сорвавшимися с губ Ясона словами, что не нашелся, что ответить. Он разрывался между желанием в ответ на это невероятное откровение действительно рассмеяться или грязно выругаться.

Ясон смерил собеседника долгим взглядом, и сардоническая улыбка исказила его лицо. Он столкнулся с проблемой, возникшей из-за эмоций, идущих вразрез с достоинством Блонди. Чтоб привести мысли в порядок, Ясон на минуту откинулся назад, представляя себе, какие сложные времена его ждут.

Год назад, когда Рики схватили в Праге, Дэрила отправили в одиночку в центр безопасности. Он даже не пытался бежать или оказывать сопротивление. Лицо его выражало удивительно мягкую покорность. Впрочем, присмотревшись, Ясон понял, что такого выражения он никогда прежде у Дэрила не видел – оно очень смахивало на полное удовлетворение.

- Ты понимаешь, почему ты здесь, Дэрил?

- Как господин Рики? Что с ним сделали? – спросил Дэрил, игнорируя вопрос.

- Его поймали в Праге.

Ресницы Дэрила дрогнули. Ясон с трудом мог в это поверить. Неужели фурнитур действительно думал, что Рики удастся удрать? По лицу Дэрила пробежала тень – очевидно, теперь он корил себя за глупость.

Но для сожалений слишком поздно. Именно эти слова, полные порицания и неодобрения, пришли Ясону на ум.

- Рики сейчас в камере предварительного заключения. С ним нелегко было справиться, пришлось колоть успокоительное.

- Но он же не пострадал?

- Вся охрана Эоса, каждый её элемент, обучен задерживать пэтов, не причиняя вреда.

Дэрил вздохнул, не пытаясь скрыть облегчение.

На самом-то деле, Рики оказал такое сопротивление, какого от него не ожидали, и получил примерно столько же, сколько навешал охране. Но Дэрилу об этом знать было незачем. Разумеется, это не был приступ доброты и человечности – просто из лишних волнений никто из них ничего хорошего не извлечет.

- Ну а теперь расскажи мне, c чего вдруг он завёл себе такого безмозглого сообщника?

Дэрил, только что смотревший в пол, поднял глаза и ответил чётко и ясно:

- Нет. Это была моя идея. Господин Рики ничего об этом не знал.

- Он тебе угрожал, ты не выдержал и испугался. Скажешь так, и для тебя всё станет намного проще.

Но Дэрил отказался оправдываться:

- Я ответственен за взлом системы безопасности пэтов. Но мне никто не приказывал, и никто меня не запугивал.

С одной стороны, Ясон был очень доволен, что Дэрил ведёт себя так храбро. С другой, в глубине души это вызывало весьма неприятные эмоции.

- Почему? – снова спросил Ясон.

- Потому что Рики был одержим этой дверью, - просто и ясно ответил Дэрил.

Ясон сразу догадался, что фурнитур говорит о дверях в главном холле Эоса. Единственное звено, связующее Эос с внешним миром. Рики то и дело спускался в холл просто посмотреть на эти двери. И глазел на створки, не двигаясь с места, пока охрана не утаскивала его в его комнату. Такое часто бывало, так что об этом и говорить не стоило. Как и о том, что мысли его в такие моменты были ясны как день: «Однажды я избавлюсь от кольца пэта и шагну через этот порог».

Больше никто из пэтов не мечтал выйти за эту дверь. Этот рубеж они пересекали тогда, когда уничтожались их регистрационные записи и они отправлялись на свалку. Лишь ненормальный Рики добровольно хотел там оказаться.

- Он вырос в той же клетке, что и ты. Ты что, хочешь сказать, что тебе было его жалко – в том положении, в каком

Том 3, глава 2

Железный город Танагура.

Тьма покрыла фантастический, гротескный город, который никогда не спит. Чудовищная метрополия, превратившая когда-то нищую звёздную систему Амои в могущественную державу, которой страшилось даже Содружество. Город, не знающий различий между ночью и днём, не затихающий ни на секунду, даже чтоб перевести дух. Он не позволял в своих пределах ничего неожиданного, ибо прожигание времени здесь само по себе было неизмеримо сладким удовольствием.

Танагура была уникальна. Огромна, но исполнена с функциональным эстетизмом без малейшего изъяна – так что сам облик её источал необоримую мощь.

А рядом по праву раскинулся Мидас – соперник Танагуры, другая крайность «красоты». Меж ними простиралась непреодолимая пропасть.

Окраина Танагуры. Мидас, Зона 3. Мистраль Парк. Половина первого ночи.

Кирие ждал в роскошном номере отеля под самым куполом здания. За окном проносились машины, сверкая перед ними и задними фарами в мрачной темноте.

- Так вот она какая, Танагура, - пробормотал Кирие. – Большая, шельма.– Он был под впечатлением. Пред ним лежала бесконечная ночь. «Отсюда весь неоновый свет Мидаса – детские фонарики. Видать, как высоко ни заберись, а кто-то всё равно будет на тебя смотреть сверху вниз».

В другом месте и в другое время другой полукровка из трущоб сказал то же самое. Кирие не знал, считать ли это хорошим знаком или нет.

Комната была большая, стены – слоновой кости, на полу – пушистый ковёр. Обивка мебели – тёмно-синяя, расшитая белым - создавала ощущение роскоши и простора. Каждый дюйм лучился стерильно чистой аурой, пространство наполняла лишь приятная тишина.

До назначенного часа еще было немного времени… но Кирие пришел раньше в нетерпении наконец дождаться его визита. Хотелось бы, конечно, более регулярных контактов, но уж тут никаких рычагов давления со стороны предприимчивого полукровки не наблюдалось. Звонки были короткими и без обратной связи. Так что Кирие только и оставалось, что держаться за эти тоненькие ниточки, которые могли оборваться в любой момент.

И вот, придя сюда ради долгожданного communiquй, Кирие чувствовал настоящий восторг. Его захватило ощущение свершения давно задуманного. И всё же…

Время шло, и Кирие неизбежно задумался о жалкой тщете своего существования. Потом тихо вздохнул, чтоб отрешиться от этого. Раньше он знал лишь грязь и мусор улиц колонии Керес, и теперь всё, на что падал его взгляд, становилось новым искушением.

Здесь его место. Кирие был вполне в этом уверен. Но стоило глянуть в окно, как ему являлся лик куда более знакомой ночи. Радостная иллюминация рассеивала тьму, Кварталы Утех как всегда бесстыдно выставляли себя напоказ. Привычная аляповатость Мидаса оставалась неповторимым зрелищем, и по какой-то причине его сверкающее великолепие отзывалось в сердце Кирие.

«Ёб твою мать, сейчас бы стаута».

Кирие мечтательно прикрыл глаза. Вот уже в третий раз он сверху вниз глазел на огни Мидаса из окон этого небоскрёба. Сегодня они встречались не в том же номере, что раньше, но перемигивающаяся неоновая паутина внизу всё так же манила и завораживала.

Впервые узрев водоворот света, который никогда не увидишь из Кереса, Кирие онемел от такого ошеломляющего зрелища. Никогда прежде он не видал такой великолепной красоты. Сердце заколотилось, в груди стало горячо. Дух вышибло от первого настоящего культурного шока; он до сих пор помнил невероятное восхищение, от которого у него земля качнулась под ногами.

Правда, на следующий раз пленительные красоты далёкого Мидаса вызвали лишь раздражение. Он увидел, как широка пропасть между Мидасом и его родным Кересом, и отчаянье наполнило его душу гневом.

«Почему мы? - задался он вопросом. - Почему именно нам выпало никчёмное существование полукровок?». Он не мог выкинуть эти мысли из головы. Впрочем, подобные убеждения были подозрительно непрочны.

Теперь ему хотелось выбраться из низов больше чем когда-либо. Путь ему освещали отблески света иного мира, где жизнь совсем не такая душная. Конечно, комплекс неполноценности, доставшейся ему по праву рождения полукровкой, не искоренить, но всё в груди у Кирие горело желанием хотя бы попытаться. Скоро он поднимется с колен! Это желание жестоко, безжалостно разрывало его душу.

Раздавшийся в тишине голос застал его врасплох.

- Благодарю за ожидание.

Замечтавшийся Кирие прирос к месту. К реальности его вернул этот спокойный тихий оклик; прозвучавшие в нём жесткие нотки немедленно привели его в чувства. Когда колотившееся сердце немного успокоилось, парень медленно обернулся к

Начало полового созревания.
Потеря девственности.
Подбор пары и вязка.

Эти три ключевых события определяли их существование; по их окончании падала и себестоимость пэта. Первая и неизбывная истина для всех, кто появился на свет и вырос в Эосе. Даже для пэта редчайшей породы не было никакого «завтра». Каким бы красивым и гордым он ни был, время быстро и жестоко возьмёт своё.

В Эосе список пэтов менялся постоянно. Если хозяин заскучал – дни пэта сочтены. Особенно если это самец; даже из тех, кто доказал свою мужественность и был допущен к вязке, редко кто оставался здесь до зрелых лет. Для тех, у кого с возрастом ломался голос, Танагурские поставщики предлагали целый ряд таблеток, подавляющих гормоны. Процесс превращения юноши в мужчину сопровождался страхом и отвращением, ведь это может лишить их внимания хозяина. А другого способа выживания нет; такова трагедия пэта-самца.

Поэтому пэты не знали стыда. Что бы им ни говорили делать, будь то даже полный идиотизм, они тут же подчинялись – это было их породное качество. Вот почему в Эосе устраивались вакханалии и секс-банкеты чудовищнее, чем в любых гаремах Мидаса, где секс на законных основаниях продавался, как пиво за барной стойкой.

Ясон, вложивший немало усилий в то, чтобы выдрессировать Рики, собирался устроить традиционную вечеринку по случаю выхода нового пэта в свет. Потом ему подберут подходящую самку, и он её повяжет.

Тут у оппозиции возражений точно не возникнет – ведь возможность добавить в уже имеющийся коктейль новую линию – полукровки из трущоб – уникальна. Ясон не тревожился: право принимать решение о вязке в любом случае как правило ложилось на плечи того из владельцев, кто был выше по классу. Классовая рознь – непреодолимый барьер. Подчиненный не откажет старшему ни в чём. А уж у пэта – обычного расходного предмета роскоши – уж точно не было права голоса. Если поступило предложение, которое хозяин принял, пэты совокупляются. И никаких вопросов.

До сей поры Ясон никогда не пользовался правом на осуществление вязок. Однако теперь собирался попробовать. В трущобах однополая связь считалась нормой, и ему было любопытно, как его полукровка повяжет женщину. Ему было совершенно всё равно, хорош Рики в постели или плох.

Он как с листа читал жизнь Рики и видел, что в тех однополых связях, что происходили в трущобах, не было ничего необычного или особенно интересного. Нет ничего более скучного, чем наблюдать, как кто-то систематически кончает. Чтоб посмотреть на то, что он обычно делает, незачем было тащить полукровку из трущоб в Эос.

Но ведь стоячая вода мутнеет; полезно время от времени внести что-то новое – даже не важно, что. Ясон до сих пор не определился, каков же будет statusquo, но эксперимент совершенно точно не будет скучным. Вот почему первым партнёром Рики должна была быть женщина.

Хватило трёх дней, чтоб Ясон слегка улыбнулся и переменил план.

Успех собственного дебюта заботил Рики в последнюю очередь. Блонди стоило догадаться раньше, что голова полукровки была напрочь забита бунтарским упрямством. Как только он открывал рот, на окружающих выливался поток трущобной брани и пошлостей. Стоило на секунду отвлечься, как в воздухе уже мелькали кулаки.

Ясон и ухом не повёл. «Боже правый, да у полукровки хватает смелости! Раз так, то скучно мне станет еще не скоро». Впрочем, эти мысли он благоразумно оставил при себе.

Без труда приковав бушующего Рики к кровати и связав ему руки, Ясон драматически вздохнул и сказал:

- Такое поведение испортит тебе дебют.

Рики оскалился и рявкнул в ответ:

- Значит, нечего было тебе сажать на цепь такую тварь, как я. Ты же Танагурский Блонди; не мог что ль подобрать себе кусок мусора получше?

- Это не выход. Так или иначе, а слухи о тебе ходят по всему Эосу. Когда ты наконец достигнешь уровня дрессировки, соответствующего для моего пэта, тогда и устроим тебе вечеринку.

Чтобы должным образом утвердить в Рики принципы дрессировки, «соответствующей пэту Блонди», Ясон оставил его без одежды на месяц. Запертые нагишом в своих комнатах, пэты вынуждены были признать, что они «вещи» - без прав и свобод. Параллельно постоянные любопытные взгляды посторонних искореняли в них остатки застенчивости.

Как правило, спаривание пэтов было чем-то вроде зрелищного спорта. Конечно, к сексу они привыкали с младых лет, но до этого обычно не занимались им публично. Уверенные в себе самцы частенько бравировали тем, что член у них не обмякнет даже если прессом жать, но эта уверенность мало чем помогала, когда парень не мог обеспечить себе стояк во время шоу. Такое действо на публике само по себе непросто, а уж

Том 2, глава 7

Рики понятия не имел, где он.

Комната была без окон, стены – слоновой кости. Простая кровать. Стол и стул. Ничего больше. Дверь – единственный путь наружу – заперта с той стороны.

Он стучался. Пинал её. Она даже не шелохнулась.

Аккуратная и чистая тюремная камера. Кажется, сюда его притащили из какого-то места, похожего на глубокий синий океан. Последнее что он помнил – как замахнулся ударить Ясона. Он знал, что этого делать не стоило.

В ответ Ясон отвесил ему удар в живот, и свет потух.

В себя он пришел на этой самой кровати, изрядно разбитый. Карманы пусты – пропали деньги и пропуск, который дал ему Катце, монета, которую он носил на цепочке с ключами, даже нож-бабочка, который он прятал за голенищем на крайний случай. В общем, всё.

Лишенный своего имущества и брошенный в камеру, Рики никак не мог угомониться. Напротив. Мозг его лихорадочно работал: Какого хера этот придурок вообразил? Что конкретно он планирует с ним сделать, раз запер тут, не сказав ни слова?

Он знал, что думать стоит о других вещах; но для начала, не мог сообразить, о каких же именно.

Блядь!

Сжав зубы, Рики со всей дури пнул с ноги стул, отправив его в полёт.





Сазан (Зона 8). Третий Корпус, подземная арена. Тайный аукцион завершился безо всяких проблем, с королевской помпой. Ясон Минк не пожелал купаться в её угасающих лучах, предпочитая как всегда, элегантно и с достоинством, расслабиться в своём пентхаус-офисе.

Он откинулся назад, почти утонув в мягком диване, закинул ногу на ногу и смотрел на экран на стене. Экран являл его взору Рики, кривившего губы в очевидном раздражении. Ясон нажал пару кнопок на пульте, и изображение приблизилось, теперь лицо Рики видно стало крупным планом.

Несмотря на растрёпанный, взъерошенный вид, волосы его переливались мягким блеском. Синяки и ссадины не скрывали мятежности в обсидиановом взгляде. Явно дурное настроение сузило уголки его глаз, полных простых грубых эмоций.

Ясону казалось, он слышит, как тот досадливо скрипит зубами сквозь плотно сжатые губы. Перед ним просто грязный бродячий кот. Ни манер, ни класса, ни грамма дисциплины и контроля. И, несмотря на это, жизненная сила абсолютно невоспитанного «благородного дикаря» сияла изумительно ярко.

Когда они встретились в неоновом свете улиц Мидаса, он был всего лишь мальчишкой – гордым, грубым, заносчивым мальчишкой, ни на йоту не контролировавшим собственные неукротимые эмоции. Он не умел втираться в доверие. Никаких социальных навыков – кроме как оскалиться и рычать, словно пёс.

Полукровка из трущоб.

Решение закрыть глаза на проступок и не сдать его полиции продиктовано было чистой прихотью. А потом он пошел за ним в заведение, назначение которого было очевидно с первого взгляда, и действия его определялись желанием задать пацану трёпку. Разумеется после того как он дойдёт до такого возбуждения, какого не испытывал ранее; и это тоже был не более чем каприз – позволить природе взять своё.

А парень сопротивлялся – просто ради самого сопротивления; однако, без заранее продуманной стратегии, зато с бешеной гордостью на кону, он не мог позволить себе опустить взгляд перед тем, в ком невозможно было не узнать Блонди.

Так что Ясон поиграл с ним и отшвырнул прочь. Брошенная мальчишке монетка Аврора была удачным жестом, продиктованным моментом. Неплохое вышло развлечение – пожалуй, с этим интереснее, чем с другими, и всё же это была не более чем игра. Так что пэтские деньги в качестве «сдачи» оказались как нельзя более кстати.

Пэтская валюта – металлические жетончики, не имеющие реальной стоимости. Но ценность Авроры исчислялась не только деньгами. За одну такую монету можно было получить больше денег, чем этот парень наворовал в кредитках за всю жизнь.

Ясону всё же было чуточку любопытно, сможет ли полукровка оценить по-настоящему стоящую вещь, нежданно-негаданно свалившуюся в руки. Так что он попросил Катце последить за этим, и сообщить ему, когда монетка всплывёт из трущоб.

Он был уверен, что это вопрос нескольких дней. Но время шло. И Ясон был разочарован, но и заинтригован, почему же этот неизвестный парень из трущоб не обналичил свой приз.

И потом, что же стало с этим поганцем после того, как Ясон втоптал его гордость в грязь?

Что касается монеты, Катце исполнял инструкции неукоснительно, не возразив ни слова. Но в то же время дал понять, что не одобряет интерес Ясона к обитателю трущоб, да к тому же малолетке.

Естественно, какие бы аргументы ни приводил Катце, Ясон вовсе не намерен был

И вот теперь он плёлся за Рики к грузовому кораблю, сквозь стёкла очков буравя взглядом его спину. Даже захоти он снять очки и заглянуть Рики в глаза – второй раз он бы этого сделать не смог. Даже эмпату и целителю не достало бы на это сил.

Хотя Каринейские способности Алека были необычными, можно даже сказать - нетрадиционными, его эмпатия в наибольшей степени касалась не людей, а машин. Причём не только механизмов, но и искусственного интеллекта компьютеров.

Вот почему Алек пилотировал грузовые корабли словно шутя, а также был первым хакером на Рынке.

Так что когда Рики – видимо, ничего не знавший об особом даре Каринейца – потребовал, чтоб он снял очки, Алек был немало ошарашен. Ведь очки всего лишь служили ему защитой от лишней скорби.

Не то чтобы он пытался установить с Рики крепкую дружбу. Скорее – доверительные отношения с напарником. Но тот настолько серьёзно, без капли юмора всё воспринимал, что Алек никак не мог разрядить ситуацию.

В результате, эмпат, не шибко склонный прислушиваться к таинствам человеческих эмоций, «прочитал» Рики. Просто в какой-то момент обнаружил, что его затягивает в чужие воспоминания.

Красные глаза…

Изможденный ребенок…

Больничная койка…

И слова, которых он не должен был слышать – срывавшиеся с губ стоны отдавались у него в ушах. Обжигающее ощущение, словно его механический мир вдруг стал живым. На нём отпечаталась боль, плеснувшая из чёрных расширенных немигающих глаз.

Алек отвернулся и опустил глаза, стряхивая связующие их через взгляд нити. Дрожащими руками вернул очки на место - и мир снова погрузился в извечную тень. Сердце колотилось так, что трясло всё тело. Он снова и снова облизывал пересохшие губы, испытывая невероятное облегчение от возвращения в такой привычный «нормальный» мир.

Нежданный промах. Случайная неосмотрительность. Собравшись с мыслями, он отыскал Рики глазами, проверяя, всё ли с ним в порядке.

Рики бездумно смотрел в небо. На лице его застыло выражение лёгкой одержимости, какого Алек раньше никогда не видел; глаза были влажными, а он не спешил их вытирать. Обуреваемый странным непониманием, Алек не двигался с места, но больше не сказал ни слова.

Просто стоял напротив и смотрел на него сквозь стёкла тёмных очков.

Совершенно неожиданно ситуация обернулась именно так, как хотел Катце. Алек таки стал «противовесом», полностью контролирующим размах крыльев Рики. Его тихий стон был полон горькой напряженной иронии.


Том 2, глава 6

В тот день в Сазане (Зона 8) аукцион проводился на Третьей Подземной Арене.

Обычно подобные мероприятия проходили в конференс-центре в Мистраль Парке (Зона 3). Но это был тайный аукцион, где продавалось то, что нельзя демонстрировать широкой публике. Спонсировал это дело чёрный рынок, а прикрывал от и до - усиленный кордон круглосуточной охраны; даже персонал тут был строго авторизованный.

Пятый терминал, минус двадцатый этаж. В этих казематах было прохладно и тихо. Рики посмотрел в небо и глубоко вздохнул. Только что он погрузил товар из системы Дельвия в назначенный складской ангар Н-085.

Всё шло чётко по расписанию, пока они не получили в Дельвии товар. А потом, откуда ни возьмись, налетела магнитная буря, и космопорт закрыли на три дня, так что дело встало.

Они с Алеком глядели, как в обозленных небесах раскручиваются следы отгоревшего плазменного самолётного топлива.

- Тоже мне шуточки!

- Сучий потрох!

- Это всё и правда происходит?

- Если это шутка, то мне не смешно! – без всякого толку ошеломленно повторяли они. Когда непредвиденной потере времени ты обязан одну из местных климатических катаклизмов, увы, не редких – а не человеческому фактору – то вроде как и жаловаться некому. Только и оставалось, что ждать, пока погода улучшится.

Вот потому-то поставка прибыла только в день аукциона, и то они едва успели в срок. Не самая приятная работёнка. Будь аукцион не в Сазане, где кроме всего помещался крупный туристический аэропорт, а где-нибудь ещё, фиг его знает, как обернулось бы дело.

Рики даже думать не хотел о том, что было бы, не поспей они вовремя.

Отчасти он так волновался, потому что тайный аукцион был мероприятием крупным. Под таким давлением Рики ещё не приходилось работать. А вот Алеку уже случалось, и не раз. Так что он беспечно подбодрил коллегу:

- Когда так выходит, толку нет спорить с Матушкой Природой.

Ничего не делать и только пялиться в окно со всё возрастающим раздражением, растрачивая пустые часы –

Парень выбрался из трущоб и смотрел на всех одинаковым, суровым, беспощадным взглядом. Месяца три назад Катце поставил их работать вместе, и Алек немедленно решил, что выкинул «зеро». Он вздохнул.

В любом случае, ему, Алеку, давался шанс, но он никак не думал, что придётся работать с этим пацаном. Он не слишком серьёзно отнёсся к вопросу и никак не ждал, что на него возложат какую-то ответственность.

Местные «фашисты», честившие Рики «дерьмом в отстойнике», такими же эпитетами награждали иммигрантов из звёздной системы Карин – таких, как Алек. Способные к эмпатии каринейцы считались расой целителей. Но из-за этих же способностей многие опасались, что стоит каринейцу к ним прикоснуться, как все их мысли и намеренья станут ему известны.

Так что на них взирали с глубоким внутренним отвращением. Красные глаза с кошачьими зрачками выдавали каринейцев с головой; так что Алек никогда и никуда не выходил без тёмных очков (разве что по личным делам).

Скрывать свою личность ему приходилось еще и для того, чтобы избежать сплетен, порождавших немало бестолковых проблем. Потому что местный фольклор утверждал: «Красные глаза каринейца – знаменья неудачи». Или: «Одним лишь взглядом каринеец может убить, вытянув всю жизненную силу».

Какой бы ни была тайна, рано или поздно она всплывёт и покатится вперёд слухами. К добру ли, к худу ли, но, чувствуя в устремленных у него взглядах столь сомнительное отношение, Алек всегда оставался начеку. Но, несмотря на постоянную защитную стойку и привычку цинично пускать весь мир побоку, он, тем не менее, был вполне расположен к людям.

Что бы о нём ни думали окружающие, но это не было защитной маской. Ему просто нравилось быть лёгким в общении парнем. «Будь что будет», - был его девиз.

Но на сей раз за его вздохом таилось что-то недоброе. Почему? В чём же дело? И с чего ему надо непременно быть напарником пацана?

Прекрасно зная, что нет смысла в последний момент вставать в позу, он запустил пятерню в свои странные, золотисто-медные волосы (цвета львиной гривы).

- Босс, - сказал он, проверяя, не сработает ли вето, - я не особо-то умею нянчиться с детьми.

Как и следовало ожидать, Катце легко отмёл его сомнения в сторону:

- Не волнуйся. Это не обычная шпана. Пора уж разбавить старую кровь старых добрых ребят, как думаешь?

Значит, с парнем не будет скучно. Но разве это не значит, что он первостатейный бедокур?

Как бы ни было скучно, Алек предпочитал не лезть в чужие дела; но каждый из коллег посчитал свои долгом ввернуть свои две копейки:

- Эй, удачи!

- Камень с души! Я сегодня буду спать спокойно.

- Загоняй его до смерти, Алек.

- Ты ему спуску не давай, а то потом хуже будет.

Конечно, это всё была простая болтовня, но сказанное относилось не только к Рики. Никто из них не хотел бы работать и с самим Алеком.

Алек не считал себя последним героем или одиноким волком; но и носиться с этой гранатой без чеки он тоже не мечтал. Их с Рики характеры сталкивались, и когда становилось жарко, все недостатки проявлялись вдвойне.

Катце был в курсе этого, но уже принял решение и отступать от него не собирался. Алек оставил за собой право по этому поводу выёживаться, хотя и переменил мнение. Если сначала он счёл Рики бедокуром, то теперь полагал его эпицентром землетрясений.

На чёрном рынке было два типа курьеров. Мэджисто, куда кадры определяли в соответствии с Мидасской классовой системой, и Эйтос, независимые наёмники.

Мэджисто называли «верными псами Рынка», и они слепо следовали любым указаниям старших. Скажи им напороться на меч – напорются без возражений. Впрочем, если дело оборачивалось не так как задумано, отсутствие всякой гибкости оказывалось весьма серьёзным недостатком. Они легко выполняли монотонную рутинную работу. Но, привыкнув к тому, что им постоянно отдают распоряжения, теряли способность думать и самостоятельно принимать решения на месте, когда это требовалось.

Эйтос наоборот. Их верность и преданность определялась только контрактом, и вот они-то являлись полноправными членами Рынка. Были они разных рас, разного происхождения и в большинстве своём удваивали запасы сметливости и храбрости равной долей бравады. Иными словами, каждый из них был в своём роде одиноким волком.

Тем, кто считался равными, скалиться друг на друга не полагалось, а потому требовались недюжинные запасы терпения, чтоб выполнять работу. Естественно, босс проверял пределы их возможностей.

Им было известно, что босс – выходец из трущоб, сумевший выкарабкаться из этой выгребной ямы. И, хотя

Неделю спустя.

После того, как товар был доставлен без всяких осложнений, Рики вернулся в Мидас, и Алек потащил его пить, чтобы слегка приободрить. Как раз в этот момент Рики изрядно пал духом и нуждался в том, чтобы отвлечься.

А напившись, он отправился повидать Гая впервые за долгое время. Справедливости ради надо сказать, что без изрядной дозы спиртного в крови он просто не смел взглянуть другу в глаза.

Приняв предложение Катце и став курьером, Рики практически сразу ушел из Бизонов. Будь он всего-то обычным мальчиком на посылках, будь он, в конце концов, верным псом Катце, он понимал, что и то, и другое одновременно у него не получится. Катце и другие курьеры тоже так полагали. Никто не знал, сколь высоко ему удастся подняться, но все, кто ступал на этот путь, подводили под прошлым черту.

Каждому нужен приз, чтоб за него бороться. Это и была первая цель Рики. Он не боялся неудачи. Полукровке из трущоб терять было нечего. Он был близорук, даже слеп к будущему; а блеклое настоящее трущоб колыхалось кругом словно море, в котором никогда не бывает отлива. Двигаться было некуда – только вверх.

По крайней мере, он так думал. Правда же заключалась в том, что Рики был привязан к Бизонам, но особо этим делом не горел, да и к своему титулу первого бандита Горячей Полосы относился весьма прохладно.

Единственное, что он не хотел и не мог потерять – это чувство собственного достоинства. А еще ему хотелось сохранить взаимоотношения с Гаем. Он хорошенько всё обдумал и пришел к выводу, что это так.

По своей инициативе он не ввязывался в борьбу за власть. Он не рылся в объедках, выискивая шанс просочиться и урвать что-нибудь.

В каком-то смысле он просто отмахнулся от возникшего ореола славы. Но с учётом того, какую репутацию он сделал Бизонам – этого никто не ожидал.

Он всегда ненавидел терпеть и ждать. Даже если это означало, что плыть придётся против течения, он не собирался сдаваться. У него не слишком-то хорошо получалось наступить на горло собственному «я» и начать сотрудничать с другими; но и быть в фаворе он также не любил.

Рики взялся управлять Бизонами, когда того потребовала ситуация, и поступал в этой связи так, как хотел и как считал нужным. Но он не справился бы один. Гай находил, чего не хватало. Люк его страховал. Сид прятал концы в воду, а Норрис заравнивал огрехи. И Рики казалось – именно это сделало Бизонов лидерами.

Но он вовсе не желал так уж привязываться к банде – просто делал то, чего хотели другие. Нет, он совершенно не хотел развалить Бизонов, но раз появился шанс – он должен был его использовать.

А если он просто уйдёт и его место займёт кто-то другой – ещё лучше. Или, например, все они разойдутся искать, кому где дом. Рики не особо волновало то, останутся ли Бизоны единым целым. Его стремление выбраться из трущоб оставалось неизменным.

Но немыслимо было, чтоб Гай и остальные также лихо порвали с Бизонами. И даже если не будет банды, Рики собирался продолжать встречаться с Гаем. Пусть сейчас их отношения граничили с отчужденностью, всё равно в сердце Рики был лишь он. Это было и будет неизменным.

«Никогда не отпускай то, что действительно важно», - эхом звучали у него в ушах слова Айре.

На то, чтобы пойти в курьеры, он у Гая совета не спрашивал. И теперь уже поздно было сожалеть об этом эгоистичном поступке, но Рики не хотел потерять тепло его присутствия.

И всё же у него было всего две руки, чтоб держать самые важные вещи в жизни.

Гордость во всём, что он делает… узы, связующие его с Гаем… хорошая, достойная работа… чем из этого он мог поступиться, пожертвовать?

Катце был очень убедителен. Но чем больше Рики об этом думал, тем больнее ему становилось. А достойного ответа не было и не предвиделось.

«Не ошибись, Рики. Один раз бросишь и никогда больше не поймаешь», - это давило на него. Он чувствовал себя распятым на кресте дилеммы.

Может быть, просто отказаться от этого принципа, въевшегося в мозг? Тогда больше ни от чего отказываться не придётся. Но если он позволит себе отступить, зайдя так далеко – то что останется от души? – с невесёлой иронией размышлял он.

- Рики? Что случилось? Что происходит? – воскликнул Гай, когда тот неожиданно качнулся к нему.

Он нахмурился, и вовсе не потому, что Рики нахально и самоуверенно плюхнулся на его кровать; но приветствовал его как всегда доброжелательно:

- Ты, кажется, в хорошем настроении. Дела вертятся?

Дела вертятся?

Что сказать; на работе всё было под контролем, деньги капали. Так что он принёс Гаю в подарок

- Не важно, насколько род богат; даже голубая кровь может запаршиветь. Огромная коалиция раздавит маленького человечка. Но одна слабая опора повалит навзничь громадную башню, - продолжал Катце.

- Неужели он и правда был такой испорченный и пропащий? Или он был героем? Может быть, решать это стоит людям вовлеченным, а не чужакам?

- Тебе это кажется слишком нелогичным?

- Мне всё равно. Мне кажется, то, что кто-то называет справедливым и истинным – это лишь одна из версий правды. В любом случае, я поступлю, как сочту нужным.

- Даже если за это тебя станет презирать тот, кто рядом? – Устремленный на Рики взгляд пепельно-серых глаз Катце был жестким.

Вздох застрял в гортани. Рики не мог отвести глаз. Он не понял, почему Катце говорит ему это; надо полагать, это как-то связано с историей про того парня, из-за которого пришла в упадок вся семья.

Это было совершенно на него не похоже. И у Рики возникло чувство, будто он углядел отблеск настоящего Катце сквозь трещину его извечной маски холодной безразличности.

- Может, если выбора нет, ты просто учишься с этим жить? – Выдавил Рики, под тяжелым взглядом Катце чувствуя необходимость сказать хоть что-то. – Рано или поздно начинаешь понимать, что кое-кто никогда не будет от тебя в восторге, и тебя это не шибко колышет. Тогда-то и бросаешь дурацкие попытки быть своего рода святым, тебе так не кажется? – Рики говорил сейчас о том, что обычно оставлял невысказанным. – Если у тебя только две руки, чтоб держать покрепче то, что в жизни важнее всего, то, как бы паршиво ни было, третье придётся отпустить.

Это была абсолютная истина, и никому из ныне живущих не дотянуться было, чтоб изменить её хоть самую малость. В руках обитателей трущоб, познавших на себе эту истину, не было ни мечтаний, ни надежд. Но Рики твёрдо помнил это правило: «У тебя всего две руки, держи в них самое важное в жизни».

Значимость этой фразы и сейчас отразилась на лице говорившего.

- Так значит, от того, что ты не можешь удержать, ты избавляешься? – пробормотал себе под нос Катце; и когда осознал значение этих слов, щека его дёрнулась. От этого шрам, трещиной пересекавший его привлекательное лицо, заострился – и равнодушный облик дрогнул. Из-за этой отметины Катце прозвали Ледяной Шрам.

Рики поразила настолько живая реакция. Катце достал сигарету из любимого портсигара и с привычной лёгкостью прикурил. Глубоко затянулся, медленно выдохнул – тоже привычно.

- Понимаю. Так вот как строится твоя нерушимая политика. – Он уже пришел в себя. – Что-то не помню, чтоб в Попечительском Центре такому учили. Сам додумался? Или кто-то научил?

Упоминание Центра застало Рики врасплох. Обычно, беседуя с ним с глазу на глаз, Катце о трущобах не заговаривал. И никогда не устраивал длинных скучных лекций на тему, никоим образом не относящихся к работе.

Рики даже вообразить не мог почему, но сегодня Катце был не такой, как всегда. И Рики почувствовал дуновение чудного ветерка, пронёсшегося по комнате, запах тайны, которую он не мог разгадать. Странное это было чувство… но не слишком сильное, так что он решил списать всё на игру воображения.

На чёрном рынке был один-единственный человек, его брат по трущобной крови, у которого было то же прошлое. Рики не обольщался по этому поводу, однако сам факт существования Катце стал для него своего рода компасом. Стоит ли говорить, что это ему очень помогало?

- Айре мне это сказала, когда я уходил из Центра.

- Айре? А, старшая сестра в твоём блоке?

- Она мне не была сестрой. Она была другом.

- Значит, подружка?

- Не совсем. Она не была «Донни»,- сказал он прямо, используя трущобный жаргон, обозначавший любовницу. – Она была «Мэри». – Он имел в виду близкого коллегу или соратника.

Услышав слова в таком контексте, Катце слегка заколебался. Он стряхнул пепел с сигареты – так рыбак поддёргивает леску.

- Не «Донни», а «Мэри», да? Как чётко ты тут проводишь границу.

- Это не я проводил границу, - сказал Рики, и выражение лица стало чуть печальным, – а они.

Сколько бы лет ни прошло с того момента, как он покинул Центр, а некоторые вещи так и не изменились.

Катце не улыбнулся, но не стал и цинично ухмыляться – лишь молча перевёл на Рики взгляд.

В Попечительском Центре у Рики не было «друзей». Были скромные наблюдатели и свидетели, державшиеся на расстоянии, и были враги, которые - кто раньше, кто позже - скалились во все клыки и щёлкали когтями. Но была одна животворящая душа,

Катце оказался молчаливым умным человеком с тонким лицом и прекрасными манерами, чей внешний облик совершенно не соответствовал характеру. Нет, он, конечно, не был мизантропом в полном смысле, но мало что и кто интересовал его кроме тех, с кем он пересекался в деловой сфере.

Это не было что-то внешнее, напускное – просто Катце так жил. Так или иначе, но Рики чувствовал некую общность между ними, и это вызывало странные эмоции. Катце не лез в личную жизнь Рики, но и о себе сообщил только минимум информации. Его девиз был: : «Если ты живёшь на чёрном рынке, прошлое ничего не стоит».

А между тем с помощью пластической хирургии легко можно было убрать такой шрам со щеки. Рики подозревал, что он оставил его нарочно в качестве своего рода предупреждения. Он зарабатывает на жизнь не красивым личиком. Эта отметина внятно говорила о том, что её хозяин – человек, который сделает то, что должно быть сделано.

Желания поднялись в Рики и захлестнули с головой – те самые желания, которые обуревали его, когда он задыхался в трущобах. Однажды, обязательно…

Он знал, что недалёк тот день, когда эти мечты перестанут быть бесплодными. Он ни черта не знал о Катце, и ему было наплевать. Он сюда пришел не друзей заводить. Не переходя на личности. Для Катце он был рабочей лошадкой – одной из многих; ему о том и говорить не надо было, он сам прекрасно всё понимал.

А Катце свои мысли держал при себе. При этом к добру ли, к худу ли, а бандиты всех сортов, от мала до велика, всегда рады были протянуть новому парню – Рики – руку помощи. И Рики недоумевал, отчего так.

Будь он располагающей натурой, способной на вежливую улыбку, всё было бы просто и понятно. Но, разумеется, Рики оставался самим собой.

Он никогда не желал дурной славы. Но теперь пришлось привыкнуть к странным взглядам, брошенным в его сторону; он сознательно старался их игнорировать, да и в любом случае большую часть этих взглядов он ловил лишь боковым зрением.

И всё же, опираясь на предыдущий жизненный опыт, Рики начал подозревать, что кому-то он нужен (он осознал еще не все условия); и этот кто-то является причиной того, что его никак не оставят в покое.

Несмотря на это понимание, он и не подумал взять себя в руки и постараться отвести беду. Потому что прекрасно знал, сколь бесплодны обыкновенно такие усилия. Ну и для начала пытаться представить то, что еще не случилось – изрядный геморрой, а Рики не настолько интересовали другие люди, чтоб заморачиваться на подобной ерунде.

Земля слухами полнится, и, может быть, поэтому об особенностях Рики говорили частенько, хотя он не занимался саморекламой. И его отношение к тем, кто по семь раз на дню менял мнение, и к тем, кто старался всегда держаться вместе с толпой, осталось неизменным. Возможно, просто отражение его упрямой натуры. Ему было всё равно.

Курьеры делились на две фракции: обычные, не владеющие информацией исполнители – Мэджисто, и торговые агенты, известные как Эйтос. Со временем Мэджисто стали недолюбливать Рики, а вот Эйтос напротив, не торопились бросаться обвинениями.

В любом случае полукровка, выходец из Кереса, не обозначенного на картах, еще долго оставался изрядным новшеством. Впрочем, возможно, они изначально расценили этого бродягу как делового товарища?

Куда бы он ни кинул взгляд, когда бы ни обернулся – они следили за ним испытующими взглядами. Были и стычки, и непристойности вперемешку с издёвками, подававшиеся под маской юмора. Но в конце концов в нём не оказалось ничего необычного.

И он нашел разгадку. В тёмных водах чёрного рынка биография была якорем держащейся на волнах лодки. Но как он ни старался, не мог избавиться от уз, связующих его с прошлым: явное пренебрежение, тошнотворное отвращение, необоснованные предубеждения.

Он с рождения был с ними знаком, но теперь у него просто не было времени беситься по каждому такому поводу и заводиться с полоборота.

Младший в ряду. Неудивительно, что кругом были горы того, что он никогда не видел и никогда не делал, и всё это новому курьеру надо было переварить. А вот воспитать этого холодного, как камушек, задиристого подростка в суровой школе рынка – здесь была прерогатива старших.

Рики был бы не Рики, если б не терпел до последнего, молча, пока не взорвался. И когда разразились отчаянная, жесткая драка, очевидцы, глазевшие, широко ухмыляясь, тоже кое-что поняли: не было ничего особенного в страшных словах «полукровка из трущоб». А вот сам Рики, раздраженно мечущий искры из глаз – был редким зверем.

Катце совсем не удивило, что Рики так отчаянно кинулся на человека, сильно превосходящего его в весовой категории. Он достаточно повидал уличных драк и был

Том 2, глава 3

С приснопамятной ночи бесчестья прошло уже две недели, а чувство унижения всё так же выжигало Рики изнутри.

Неудивительно, что с того дня он больше не выходил на охоту на улицы Мидаса. И когда речь заходила о «прогулке» туда, с трудом выдавливал первый слог, а потом мрачно прикусывал язык. День ото дня хмурая складка меж его бровей становилась всё глубже.

Если б он только мог выкинуть из головы все те гнусные события – жил бы счастливым человеком. Но стоило закрыть глаза, как пред мысленным взором вставал холодный и прекрасный образ – словно отпечатавшийся на его чувствах.

«Когда ты даёшь осечку, ты цепляешь кого-нибудь на улице и зарабатываешь вот так?»

Ледяной голос, выражавший раздражение и угрозу, отдавался у Рики в ушах непрекращающимся звоном.

Чёрт!

Его съедала тоска, оттого что теперь только и оставалось стонать в бессильной ярости. Но что действительно его бесило, так даже не то, что Ясон его высмеял (хотя осмеяние чужой сексуальной жизни считалось грубым нарушением границ разумного в трущобах).

Ещё хуже было оттого, что даже в «отеле любви» на окраине города Ясон не утратил ни грамма достоинства и величия. Их у него было в избытке, если не больше, а он, Рики, для Танагурского Блонди никогда не станет чем-то значительнее, нежели проститутка, клеящая клиентов на улице и продающаяся за гроши.

Осознание этого его убивало.

И он в этом ни капельки не сомневался. В конце концов, это он сам развязал Ясону руки, а потом выводил из себя, пока не получил то, чего хотел. Гордость его и упрямство в глазах Ясона были лишь отражением его испорченного эгоистичного характера.

От одной этой мысли в горле вставал горячий ком.

«Не путай, полукровка. Ты – моя награда, нежданно-негаданно и некстати свалившаяся на меня в обмен на то, что я буду молчать. Так делай, как я говорю – покричи для меня, и закончим на этом. Ничего больше».

Холодное расчетливое замечание; иначе как оскорблением его и не назовёшь. Оно вонзалось прямо в мозг, впрыскивая яд, от которого бешено вскипала гордость.

Он сжимал зубы. В висках пульсировала кровь. Такой силы отвращения он не испытывал с тех пор, как покинул Попечительский Центр. И уже понял, что лихорадку, колотившую его изнутри, так просто не исцелить.

Когда мир был ограничен детскими рамками сознания – можно было закрыть глаза, заткнуть уши – и просто не видеть и не слышать того, что причиняло боль. В Попечительском Центре это единственное «право» ребенка.

Но теперь всё было по-другому.

Не важно, взрослый ты или ребенок, сколько ни скули и ни жалуйся, а это всё равно ничего не изменит. Здесь, в трущобах, где властвовал закон джунглей, все слова и поступки возвращались сторицей.

Рики знал и об этом. Но нельзя было просто заставить исчезнуть всё, что случилось. И это его особенно тяготило.

Он был в отвратительном месте, где в сутках не хватало часов, чтоб все воспоминания отправить в забвение за пределами рутинной ежедневной мясорубки. А кроме самоубеждения, других путей у него не оставалось, что было чертовски грустно.

Сколько же времени потребуется, чтоб привести в порядок смятенные чувства? Он даже представить не мог.

То, что с ним случилось, было даже не случайностью, а чёртовым чудом. И конечно, не стоило и надеяться еще хоть раз столкнуться с этим человеком; не говоря уж о том, чтобы снова увидеть Блонди на расстоянии вытянутой руки. И всё же он не мог выкинуть случившееся из памяти и безмятежно жить как прежде.

Унижение от сказанных походя слов «кусок трущобного мусора», унижение от того, что над ним смеялись, с ним играли эти холодные глаза. Его гордость была разбита вдрызг и не собиралась заживать.

Воспоминание о том, как жестоко над ним надругались, всё живее вставало в памяти, окатывая волной стыда. Даже во время такого привычного секса с Гаем, он не мог избавиться от насмешек, память о которых упорно сдавливала его сердце.

Так быстро кончил? Тут уж точно нечем гордиться.

Заткнись.

Вся твоя сила – всего лишь пустая болтовня.

Да хватит уже!

А где же у нас источник твоего удовольствия?

Отъебись!

Вот здесь…

Ироничный голос вертелся в голове, цепляясь за сознание, и его поглощала чумная лихорадка.

Чёрт.

Чёрт.

Чёрт!

Унизительно. Непристойно. А ему только и оставалось, что сжимать зубы пред лицом этой темноты. Он сам был себе злейшим врагом.

Я

Капля за каплей нежная ласка сжимала его сердце в стальных когтях. В ответ на возбуждающие игры со вторым соском у Рики вырвался стон.

Теперь две растревоженные точки на теле пульсировали с каждым вздохом все сильнее, пока безжалостные и жаркие волны возбуждения не опустились, наконец, к бедрам.

- Ах-ха-ах… - Рики душил нечленораздельные стоны, сам не веря, что его до такого состояния можно было довести всего лишь играя с сосками. А захлестывающее вожделение и не думало униматься. Потоки жара неумолимо двигались по позвоночнику.

Все его существо было напряжено как натянутая тетива, выдавая себя сочившимися из члена каплями.

- Ааах!.. – На этом под аккомпанемент не сдержанного стона он взорвался – единой ослепительной вспышкой.

Вожделение электрическими разрядами стрельнуло в мозг.

И в то же время это был позор – такой, какого Рики не испытывал доселе.

Его скованные руки дрожали и дёргались, ноги не могли найти опоры. Взъерошенный, убогий, растянутый, словно на дыбе… а Ясон по-прежнему не отпускал его, удерживая одной рукой и не позволяя сползти на пол. Обжигающе унизительно.

Он стиснул зубы. Воля натянулась до предела, и бешеный ритм сердца потихоньку пошел на спад. А вот от привкуса желчной горечи во рту избавиться не удавалось. Словно чтоб окончательно уничтожить его надломленную гордость, Ясон саркастически заметил:

- Так быстро кончил? Тут уж точно нечем гордиться.

Рики не нашел оправдания, чтоб швырнуть им обидчику в лицо. В голове бушевали самые разные мысли – и ни одной, как достойно ответить на это.

Кровь бурлила в жилах, являя взору Блонди его унижение; так что оставалось только закусить губу, пока она не задрожала, побелев.

- Пошли.

Но Ясон не ослабил хватки на его запястьях. Напротив.

- Что, ты на самом деле думаешь, что таким жалким образом вопрос решен?

Мягкий голос, струившийся сверху, пронзил его сознание холодом.

- Хочешь сказать, от меня никакого толку?– впервые в жизни Рики ощутил боль от слов равнодушного, привычного презрения.

Сжав в кулак чёрные, как смоль, волосы, Ясон запрокинул его голову и заглянул прямо в обсидиановые глаза.

- Это ты решил купить моё молчание таким неудобным способом. Разве не справедливо, что оплата должна соответствовать цене? – он выдвигал требования, словно отстаивал то, на что имел полное право.

- О чём это ты? Хочешь, чтоб я, как проститутка, охал и ахал? Так это не тот стиль, который мы тут в трущобах уважаем.

- Ты довольно чувствительный. Ничего не будет страшного, если время от времени ты будешь немного пробовать свой голос.

- Ха. Не зарывайся.

Рики упрямо делал выпады – пусть даже только на словах - и прекрасно знал, что они не достигнут цели. Обо всём этом Ясон говорил как о чём-то, само собой разумеющемся – и по собственному горькому опыту Рики знал, что это уже не шутки – он не преувеличивал.

О, нет. Безжалостность, с которой он доказывал, что будет соответствовать своим принципам, была далеко за пределами, доступными любому выскочке. По коже Рики скользнул неприятный холодок. Он уже начал жалеть о том, что так хорохорился перед Ясоном.

- Я снизошел до того, что обращаюсь с грязным полукровкой, как с Танагурским пэтом. И тебе этого мало? – Он и правда говорил снисходительно; и Рики никогда еще не видел кого-нибудь, кому бы так прекрасно шел этот тон.

Но дело было не только в этом; в каком-то смысле сказанное разорвало эмоциональную связь между гордостью Рики и его самосознанием.

- Тогда почему бы тебе хотя бы не раздеться?

- Не путай, полукровка, - слова были, как пощёчина, такой силы, что он дёрнулся назад и перехватил дыхание. – Ты – моя награда, нежданно-негаданно и некстати свалившаяся на меня в обмен на то, что я буду молчать. Так делай, как я говорю – покричи для меня, и закончим на этом. Ничего больше.

Ясон во всём своём великолепии стоял прямо перед ним. Рики сфокусировал немигающий взгляд на этом чарующем воплощении красоты. Какого чёрта этот придурок..!

Пусть разум его горел огнём, а уязвлённая гордость загнила на корню, но в этот момент Рики наконец понял, что ему не вынести остроты холодного взгляда Ясона. Осознание это его поразило. С самого начала они играли такие разные роли!

И только сейчас до него это дошло. Неукротимый дух короля Горячей Полосы не мог скрыть того факта, что он – ничто; особенно в сравнении с элитой из Танагуры. В мире было столько разных людей, сколько он и представить себе не мог, и он ощутил сейчас эту истину как

Впрочем, что еще важнее, он понятия не имел о том, что значит «Блонди из Танагуры» для такого как он. В его горячей голове ни мысли не возникало о том, какую цену придётся впоследствии заплатить за нынешние действия, и как придётся о них пожалеть.

Он видел только золотистые отблески. Пусть белокурые волосы Ясона и символизировали силу, которой Рики не мог осознать, но преследовать его было очень удобно. Волны людского океана расступались пред Ясоном; и в толпе все, как один, были околдованы красотой его облика.

Все они моментально прирастали ногами к земле в состоянии транса, и оглядывались через плечо. А потом, понимая, насколько это известный Блонди, снова перехватывали дыхание. Сила самого его существа витала в воздухе – аура суровой красоты и гордости. В его присутствии люди ощущали себя рядом с живым богом, и почти поддавались порыву упасть пред ним на колени.

Но Рики ничуть не смутился под взглядами толпы. Он протянул руку, и схватил Блонди за плечо.

- Эй, ну-ка подожди, - выпалил он, задыхаясь.

Мгновенный хор осуждения, приправленного завистью и насмешками.

- Что это с парнем?

- Кто он, к чёрту, такой?

- Да что он о себе возомнил, этот щенок? Так разговаривать с Блонди…

Ясона поднявшийся шум, казалось, совершенно не смутил. Он не стал требовать с Рики объяснений такой непростительной дерзости. Он вообще не стал говорить. Только ледяной взгляд – еще холоднее, чем был раньше – спрашивал: Что?!

- В чём дело, почему ты меня отпустил? – выплюнул Рики ему прямо в лицо.

Спокойный равнодушный голос Ясона не дрогнул:

- Пустой каприз.

Но Рики такое отношение уже достало. Он недовольно фыркнул. От этой снисходительной жалости и очевидного презрения его буквально тошнило. Дальше в его поступке не было логики. Это был инстинктивный ответ невоспитанного задиры из трущоб.

- Я никому ничего не должен. Особенно такому элитному хрену как ты. Ни за что на свете.

- У тебя что, хобби находить недостатки в благодеяниях?

Чёртов ублюдок! Рики помимо воли сжал зубы в приступе чистейшей ярости, и уставился на Ясона. Резкий, нахальный кивок головой в сторону: Надо поговорить.

Вслух Ясон ничего не сказал. Но когда Рики, хмурясь, пошел прочь – в это невозможно поверить – но Ясон, всё так же не говоря ни слова, последовал за ним. Рики сделал это от отчаянья, и, тем не менее, он предложил что-то Блонди и получил ответ.

Он что, серьёзно?

Рики сделал своё предложение, и теперь, когда Блонди шагал рядом, ему оставалось только глотать проклятья и изображать каменное выражение лица. Возможно – только возможно – он слишком далеко зашел, но теперь останавливаться было уже поздно.

Пропасть пустоты между ними поглотила всё, что можно было бы сказать.


Том 2, глава 2

Словно тропический цветок расцвёл в хмуром сумраке, невероятная пара, идущая по улице, притягивала к себе взгляды.

Не только Блонди, надменный и прекрасный, чьё присутствие даже сам воздух наполняло необыкновенным утонченным достоинством, но и тот, что был рядом с ним – выскочка полукровка, который шагал вперёд с нахальным выражением лица, но больше всё-таки не задирался.

Но очевидцев поражало даже не разительное отличие во внешности – они немели от пропасти, разделявшей их социальные статусы. Очевидцам только и оставалось, что глазеть да развевать рты.

Это, должно быть, какая-то шутка, да?

Даже будь на месте Рики женщина, даже будь она сколь угодно привлекательна и талантлива – это все равно не уняло бы их замешательства. Рядом с Блонди может быть только другой Блонди.

Дело было не в паршивом цинизме и не в каком-то подспудном «понимании», когда друг другу кивают и перемигиваются. Таков был лик благоговейной зависти, которую все испытывали к Блонди Танагуры – к тем, что в своих руках держали скипетр абсолютной красоты, абсолютного ума и абсолютной власти.

Отсюда и зияющая пропасть меж Рики и Ясоном. Проходя мимо, они ощущали это «белым шумом», словно тающий мираж или круги на воде.

Беспощадный айсберг, сиявший золотом волос, и чёрный горящий уголёк. Две разных материи бытия, которые при обыкновенных обстоятельствах никоим образом не должны соприкасаться – разве что посредством отдалённых колебаний энергии в пространстве.

В толпе охотников за удовольствиями, струившейся по улицам Квартала Утех, они явно плыли против течения.





Они свернули в переулок, вырвавшись из шума и гама широкого