Парень выбрался из трущоб и смотрел на всех одинаковым, суровым, беспощадным взглядом. Месяца три назад Катце поставил их работать вместе, и Алек немедленно решил, что выкинул «зеро». Он вздохнул.
В любом случае, ему, Алеку, давался шанс, но он никак не думал, что придётся работать с этим пацаном. Он не слишком серьёзно отнёсся к вопросу и никак не ждал, что на него возложат какую-то ответственность.
Местные «фашисты», честившие Рики «дерьмом в отстойнике», такими же эпитетами награждали иммигрантов из звёздной системы Карин – таких, как Алек. Способные к эмпатии каринейцы считались расой целителей. Но из-за этих же способностей многие опасались, что стоит каринейцу к ним прикоснуться, как все их мысли и намеренья станут ему известны.
Так что на них взирали с глубоким внутренним отвращением. Красные глаза с кошачьими зрачками выдавали каринейцев с головой; так что Алек никогда и никуда не выходил без тёмных очков (разве что по личным делам).
Скрывать свою личность ему приходилось еще и для того, чтобы избежать сплетен, порождавших немало бестолковых проблем. Потому что местный фольклор утверждал: «Красные глаза каринейца – знаменья неудачи». Или: «Одним лишь взглядом каринеец может убить, вытянув всю жизненную силу».
Какой бы ни была тайна, рано или поздно она всплывёт и покатится вперёд слухами. К добру ли, к худу ли, но, чувствуя в устремленных у него взглядах столь сомнительное отношение, Алек всегда оставался начеку. Но, несмотря на постоянную защитную стойку и привычку цинично пускать весь мир побоку, он, тем не менее, был вполне расположен к людям.
Что бы о нём ни думали окружающие, но это не было защитной маской. Ему просто нравилось быть лёгким в общении парнем. «Будь что будет», - был его девиз.
Но на сей раз за его вздохом таилось что-то недоброе. Почему? В чём же дело? И с чего ему надо непременно быть напарником пацана?
Прекрасно зная, что нет смысла в последний момент вставать в позу, он запустил пятерню в свои странные, золотисто-медные волосы (цвета львиной гривы).
- Босс, - сказал он, проверяя, не сработает ли вето, - я не особо-то умею нянчиться с детьми.
Как и следовало ожидать, Катце легко отмёл его сомнения в сторону:
- Не волнуйся. Это не обычная шпана. Пора уж разбавить старую кровь старых добрых ребят, как думаешь?
Значит, с парнем не будет скучно. Но разве это не значит, что он первостатейный бедокур?
Как бы ни было скучно, Алек предпочитал не лезть в чужие дела; но каждый из коллег посчитал свои долгом ввернуть свои две копейки:
- Эй, удачи!
- Камень с души! Я сегодня буду спать спокойно.
- Загоняй его до смерти, Алек.
- Ты ему спуску не давай, а то потом хуже будет.
Конечно, это всё была простая болтовня, но сказанное относилось не только к Рики. Никто из них не хотел бы работать и с самим Алеком.
Алек не считал себя последним героем или одиноким волком; но и носиться с этой гранатой без чеки он тоже не мечтал. Их с Рики характеры сталкивались, и когда становилось жарко, все недостатки проявлялись вдвойне.
Катце был в курсе этого, но уже принял решение и отступать от него не собирался. Алек оставил за собой право по этому поводу выёживаться, хотя и переменил мнение. Если сначала он счёл Рики бедокуром, то теперь полагал его эпицентром землетрясений.
На чёрном рынке было два типа курьеров. Мэджисто, куда кадры определяли в соответствии с Мидасской классовой системой, и Эйтос, независимые наёмники.
Мэджисто называли «верными псами Рынка», и они слепо следовали любым указаниям старших. Скажи им напороться на меч – напорются без возражений. Впрочем, если дело оборачивалось не так как задумано, отсутствие всякой гибкости оказывалось весьма серьёзным недостатком. Они легко выполняли монотонную рутинную работу. Но, привыкнув к тому, что им постоянно отдают распоряжения, теряли способность думать и самостоятельно принимать решения на месте, когда это требовалось.
Эйтос наоборот. Их верность и преданность определялась только контрактом, и вот они-то являлись полноправными членами Рынка. Были они разных рас, разного происхождения и в большинстве своём удваивали запасы сметливости и храбрости равной долей бравады. Иными словами, каждый из них был в своём роде одиноким волком.
Тем, кто считался равными, скалиться друг на друга не полагалось, а потому требовались недюжинные запасы терпения, чтоб выполнять работу. Естественно, босс проверял пределы их возможностей.
Им было известно, что босс – выходец из трущоб, сумевший выкарабкаться из этой выгребной ямы. И, хотя каждому было в определенной мере любопытно, они не торопились налево и направо бросаться ничего не стоящими оскорблениями в отличие от закостенелых в предрассудках Мэджисто.
Эйтос знали, насколько их босс талантлив и образован; они ему не хамили, а вот Мэджисто - запросто. Тем больше причин чтоб наплевать на то, что за спиной его честили дворнягой из трущоб.
Умная собака брехать не станет, но клыки втихую наточит. А Эйтос не след было опускаться до помоечных шавок. Их превосходство было видно с первого взгляда. К тому же они исполняли роль «курьеров охотников», которые по временам сами раздобывали необходимый товар.
Так что когда Катце решил включить Рики в число Эйтос, им это показалось глупой шуткой. Последовала минута изумленного молчания, после которой они переглянулись с натянутыми улыбками и пожали плечами.
Всем было понятно, что это не показуха и не прихоть, но им и в голову не приходило, что босс притащит в самое сердце Рынка, где «пленных не берут», какого-то желторотого хулигана-пацана.
Впрочем, обсуждению это не подлежало. Катце озвучил своё решение, и это был конец разговора. Не вполне понимая, что им делать с новеньким, Алек и остальные спокойно свалили этот вопрос на босса.
Торчащий гвоздь забивают. Это простой здравый смысл. Никто не любит чужого успеха, особенно когда он достаётся полукровке, выбравшемуся из мусорной кучи. Так что легко представить, откуда берётся зависть, перерастающая в ненависть.
Какие бы строгие ограничения ни налагала классовая система, человеческое желание не знало пределов. Дай только стимул, а лазейку можно найти везде и всегда – а кто их не находит, утешается самообманом о том, что им просто по жизни не повезло.
Доказательством гражданства Мидаса служил биочип, который сразу после рождения вживляли за ухо. Говорили, что избавиться от него можно только вместе с ухом. У Рики такой ПКП (Персональной Карты Памяти) не было.
Всем было любопытно, откуда и при каких обстоятельствах взялся этот «новенький», но никто особо не хотел лезть в его личные дела. Для заключения контракта необходимы были две вещи: взаимное доверие и деньги; а также в некоторой степени безразличие – не видеть, не слышать и не болтать того, чего не надо.
Каждый из Эйтос более-менее владел навыком установления дружеских отношений, когда ситуация того требовала. Но тут в их безоблачной среде обитания появился этот юный бандит, и это всех поставило в тупик.
Поступить как обычно и отнестись к нему с подозрением? Или сделать скидку на то, что это самый молодой Эйтос за всю историю Рынка? Катце не давал распоряжений загонять его до смерти и выжать из него всё что можно. «Это Рики. С сегодняшнего дня он один из нас», - вот и всё, что он сказал.
Но, несмотря на то, что он стал членом Эйтос, оставалось ощущение, что он тут вовсе не для того, чтоб набраться курьерского опыта. Может, у Катце на него были другие планы. Так уж повелось, что каждый начинал обычно с бумажной работы. Босс никого не поставил страховать новенького, и это было совсем на него не похоже. Его политика по отношению к Рики описывалось одной фразой: «Я дважды повторять не буду».
Украдкой искоса поглядывая на новенького, остальные стали задумываться, а как он вообще туда попал. Короче, создавалось впечатление, что Катце заключил с ним контракт по чьей-то просьбе. И относится к Рики так, как от него требуют.
Впрочем, несмотря на некоторую заносчивость, малец превзошел все ожидания. Да, конечно, он не слишком-то уважительно относился к старшим, но и невыносимым отродьем он не был.
Что бы там ни планировал Катце, а Рики был твёрдо намерен узнать о Рынке всё, что нужно знать, и как можно быстрее. Того, что ему предлагали, было явно маловато. Взгляд его постоянно метался в поисках следующего шага на пути к самосовершенствованию. Остальные давно уже утратили столь беззаветную и бесстрашную страсть и молодость, необходимые, чтобы двигаться вперёд во что бы то ни стало, ни на что не отвлекаясь и не оглядываясь.
У Рики была положительная тяга узнать всё, чего он не ещё не знает. Лучше спросить и показаться дураком на минутку, чем не спросить и остаться дураком навсегда. Он буквально хватал попадавшихся на пути коллег и закидывал их вопросами.
Всё, что под руку попадалось, пускалось в ход, дабы узнать больше. Сила воли у него была фантастическая. Поначалу его резвость ввела коллег в уныние. Такой энтузиазм ясно давал понять, что он тут просто мирно отсиживается, пока не появится возможность получше.
Но спустя какое-то время они были приятно удивлены. Его совершенно не заботил status quo. Он просто создавал себе будущее. В таком неукротимом духе никто не видел изъяна.
Иногда он спотыкался, иногда – промахивался, но сдаваться и не думал. Парню с таким деятельным настроем всегда было чем заняться. В конце концов, совершить что-то или стать бесполезным иждивенцем - решаем мы сами, тут нам никто не указ.
Рики усердно создавал себе репутацию и торговал ею прямо у них на глазах.
К тому моменту уже не только Эйтос и Мэджисто – весь Рынок знал, откуда он родом. Теперь они смотрели на Рики по-новому, но сам он ничуть не изменился. В очень большой степени такое отношение говорило само за себя: «Мне недосуг разбираться, что эти идиоты обо мне думают».
Что совершенно не означало, что он старательно избегает лишних неприятностей. Он запросто мог полезть в драку – молча или с комментариями.
С точки зрения Алека, неплохо разбиравшегося в таких вещах, дело тут было не только в детском упрямстве. Впрочем, а чего еще ожидать от человека, взрастившего непререкаемую гордость среди липкой паутины предрассудков и дискриминации?
Смеяться тут было не над чем. Как ни назови упрямца с таким чувством собственного достоинства, он просто напрашивался на неприятности. Его убеждения ветром в сторону не снесёт. Алек отметил, что в этом Рики с Катце очень похожи, хотя ничего общего, кроме трущоб в прошлом, у них вроде бы не было.
Однако придурков, не умеющих вовремя заткнуться, всегда хватало. Так что когда несколько нахальных мордоворотов из Мэджисто к нему полезли - и Алек, и остальные были ошарашены уверенной манерой боя, выдававшей, что Рики не раз бывал в потасовках.
Выражение его лица, прежде чем он нанёс первый удар. То как он удерживал противников в поле зрения. Жажда крови, которой налились чуть приподнятые к вискам глаза. И откуда эта тень надвигающейся угрозы?
Образ замкнутого юноши разлетелся, и он предстал очевидцам совсем с другой стороны. Что же это за существо? Не только Алек тяжело сглотнул, не в силах поверить.
Быстрый.
Умный.
Пластичный.
Он наносил удары, он танцевал, готовясь к смертоносному выпаду. Рычащее, подвывающее чудовище, обнажившее клыки, парализующее врагов страхом.
Ехидный.
Сыплющий оскорблениями.
Даже прохожие, приостановившиеся, чтобы посмотреть на драку, в какой-то момент задерживали дыхание и замолкали. Единственный, кто ни капли не удивился – так это Катце.
Вот тут-то Алек и поверил в то, что Рики на Рынок пришел не для того, чтоб с ним нянчились, как с вечным лоботрясом. Как в поговорке «сам взрастил и сам возненавидел». Между тем Катце, чтобы проверить пределы возможностей Рики, решился, сделал свою ставку и крутанул барабан без всяких дальнейших условий.
Стало казаться, что он нарочно вытащил Рики оттуда, откуда сам был родом, чтоб воспитать из него себе будущего помощника и правую руку.
По крайней мере, Алек так решил, вспоминая разговор о том, что Рики будет его напарником. Так вот чего ради это всё затевалось? Он глубоко вздохнул, скрывая разочарование.
От мысли о том, что всегда аскетичный, склонный к самоотрицанию Катце где-то в глубине души не чужд родственных привязанностей, Алек почувствовал себя преданным. От этих размышлений он впал в совершенно не свойственную меланхолию.
Зная, что это выходит за рамки дозволенного ему, он всё же не мог не спросить:
- Так ты хочешь, чтоб я чётко изложил азы курьерского дела и подготовил его к партии первой скрипки?
- Нет необходимости. Моё дело не растить из него супер-курьера.
А что же тогда у него за дело?
Катце хотел, чтоб он набрался побольше всестороннего опыта и думал о будущем. И он не собирался позволить абы кому испоганить этот самородок, пока тот ещё не отшлифован до блеска. Уж в этом его намеренья были яснее некуда. Алек помимо воли улыбнулся.
- Я так понял, это значит держаться поближе, присматривать и следить, чтоб никто его не взбесил?
Не уловив иронии из-за тёмных очков, как всегда скрывавших глаза Алека, Катце не выразил ни капли эмоций.
- Тебе не стоит так беспокоиться, - прозвучало равнодушно и отчётливо. – Так или иначе, а он настоящий Ваджра.
- Ваджра? – эхом откликнулся Алек, не знавший такого слова.
Катце прикурил вторую сигарету. Единственная дурная привычка строгого во всём остальном человека. И никто - разве что Каринеец вроде Алека – не уловил бы в дыме едва заметный оттенок опия. Он не был наркоманом. И несмотря на то, что дурь у него была великолепнейшего качества, никогда не курил её при посторонних, чтобы выпендриться. Но Алек-то понимал, почему ему это нужно: день и ночь напролёт быть боссом курьеров – тяжкий труд.
Пусть и Мэджисто, и Эйтос – верные псы Рынка, но взаимное неприятие практически обратило их в естественных врагов. А нагрузка в виде обоюдоострого клинка вроде Рики заслуживала небольшого снисхождения.
- Это чёрный зверь – чудовище из легенды про Вил. Существо необыкновенной красоты, пожирающее души людей. Якобы нет числа людям, которые теряли рассудок, околдованные чёрными алмазами его глаз.
Алеку показалось, что он понял, к чему клонит собеседник.
- То есть если в деле замешан тот, о ком мы говорим, то все кругом начинают хлопать ушами, отвлекаясь на детали – даже если ты этого успешно избежал. Ты об этом говоришь?
Многословно, но чертовски искренне. Хотя на самом деле он чувствовал, что эти чёрные алмазы таят в себе необыкновенную чарующую силу. Не хладная тишина на пороге бездны, но горячая чёрная магма, вызывающая к жизни алчное желание: обладать – даже если в сияющих глазах отражалась жажда крови.
Честно говоря, минувшая драка впечатлила Алека не меньше остальных. Не сказать, чтобы он увидел Рики в абсолютно новом свете, но пришлось вспомнить о самоконтроле и прижать основные инстинкты.
- Всё потому, что трущобы – странный мир, искорёженный отсутствием женщин. Каждому, кто не такой, как все, приходится решать – стать волком-одиночкой или добычей, - сказал Катце.
- А если не то и не другое, то жить в вечной схватке?
- Если ищешь драки – найдёшь и получишь сторицей. Потом костей не соберешь. Таков закон трущоб.
Алек глубоко вздохнул, размышляя, как естественная жесткость Рики, очевидно не соответствующая внешности, взросла в таких условиях. В этом мире, живущем по закону джунглей, ты либо черствеешь сердцем и душой, либо не выживешь.
Глядя на Катце, сразу понятно было, что он не шутит. Красота, не уступающая звёздам любого клуба в Мидасе, оказывалась горькой долей. Там, где сила безоговорочно права, красота всегда превращает своего обладателя в добычу.
Выбор невелик: драться, унижаться или позволить себя растоптать.
Алек не знал подробностей того, как Катце стал брокером. Поговаривали, что шрам на его щеке – метка из прошлого. Он носил его открыто, как почётную награду, вместе с соответствующей кличкой – и не только затем, чтоб его не считали молокососом, а как свидетельство ужаса того мира.
Сам Катце на эту тему никогда не распространялся, так что правда вряд ли когда-нибудь проявится из тумана слухов.
Если уж говорить о красоте, то кругом было хоть отбавляй мордашек и посмазливее, чем у Рики, который ещё не избавился от оттенка детской незрелости. Тем не менее, когда Катце сравнил его с Ваджрой – Алеку это вовсе не показалось преувеличением.
Очарование его растрёпанных чёрных волос было таким сильным, что Каринейцу всё время хотелось коснуться их – даже зная, как склочно к этому относится Рики. Тёмные глаза излучали особый свет, отражая ценность куда большую, чем у настоящих обсидианов.
Свободная ловкость его движений потрясала; суровый характер контрастировал со стройностью фигуры настолько ярко, что в глазах его вожделеющих коллег загоралось пламя.
Но что поражало больше всего – так это исходившее от него ощущение целостности. Не качества – хороший или плохой – а индивидуальности.
- Где бы он ни был, это ощущение, как феромоны, начнёт разлетаться кругом. А главное, сам он об этом и не догадывается, абсолютно невольно становясь участником, - сказал Катце, и на слове «феромоны» в голосе проскользнула горечь.
Трудно поверить было, что Рики не приколдовывает. Мужики вились за ним, невзирая на собственную ориентацию. Будь он женщиной столь же блистательной привлекательности, его бы объявили femme fatale.
Но к Рики, помоечному коту, шипящему на всех кругом, такие эпитеты были не применимы. Ничего не было особенного в этом полукровке из трущоб. Но именно впечатление от того, что он «был там», притягивало людей и, к добру ли, к худу ли, заставляло их сердца полниться восторгом.
Да и самого Алека несколько пугали завладевшие им желания, которые ни в каком другом случае не возникли бы. Но появился Рики, а с ним и возможность испытать нечто такое, чего он в жизни никогда не испытывал.
Поначалу все Эйтос старались держаться от него чуть в стороне, осторожно присматриваясь.
Разумеется, каждый из них полагал себя самым желанным. Если бы они не обладали храбростью и не желали проверить на прочность свой самоконтроль, то так бы вечно и оставались не у дел.
Понял это не только Алек.
- Не это ли извечная мечта каждого мужчины во вселенной: надеть ошейник на дикого зверя, приручить того, кого ещё никому не удавалось приручить? – сказал Катце, как всегда явив миру всеобщее извращенное восприятие.
Не удивительно, что у Алека тут же распахнулись глаза. Работа в команде установила между ним и Рики своего рода связь. Но ему не хотелось бы, чтобы у этой связи был какой-то глубокий подтекст.
- Ну, жажда власти всегда была не пустой амбицией, а необходимым качеством человека, тем более мужчины. Но, по-моему, как бы привлекательна ни была зверушка, если ты знаешь, что это хищник и что он здорово кусается – подумаешь дважды, прежде чем руку протянуть, тебе не кажется?
Возможно, Катце не ожидал такого нейтрального ответа; но именно так Алек относился к вопросу, особенно если Рики предстояло стать правой рукой Катце. И вообще, если бы Катце принимал отказы как факт, Алек бы послал эту эпопею с напарником куда подальше.
Его прошлые напарники, увидев его теперь, сказали бы, что он превратился в неудачника, растерявшего способность драться. Но сам он на данный момент не испытывал неприязни от взаимоотношений с Эйтос. Он полагал, что пока самоуважение при нём – собственно, всё равно, что думают на сей счёт другие.
Потому-то он и не понял, к чему Катце клонит.
И вот теперь, после всего, что было сказано и сделано, Катце заявил:
- Никто точно не знает, как вписать Рики со всеми под одну гребёнку. Да я и не жду, что он сильно изменится.
- И этим ты хочешь сказать?..
- Этим я хочу сказать, что он решает возникающие перед ним проблемы и каждый раз поднимается на следующую ступень. Конечно, если торчащий гвоздь забьют в доску – то так тому и быть. Но ты этим не занимайся.
Эти слова Катце полностью перевернули представление о ситуации, доселе складывавшееся у Алека. Сам того не замечая, он расправил плечи.
- Так ты не натаскиваешь Рики с большими планами на будущее?
В ответ Катце скривился; щека дёрнулась в непривычной гримасе:
- Может статься, парень слишком умён. Будь это кто-то другой, я б не преминул поглядеть, как он прокрутится в этой мясорубке. Но что касается Рики – даже если этого будет достаточно, чтоб изменить его, мне страшно представить, что он сделает в ответ.
«Что за чёртовы загадки он мне тут загадывает?» - подумал Алек.
- Вот потому-то я тебя и прошу держать руку на пульсе.
Да, Катце вытащил Рики из трущоб, пустил в свободное плаванье на Рынке, но у него и в мыслях не было прямо сейчас спалить весь белый свет дотла. А Алека соответственно просил ни больше, ни меньше – быть противовесом, чтоб Рики не заносило. Ему не нашлось, что сказать.