Том 1, глава 5
В тот вечер Рики один засел в баре на окраине и пил. Не то чтобы он тут был завсегдатаем, да и вообще явился с одной-единственной целью – напиться. Здесь никто не знал его имени. Ощущение было такое, словно он сидит на дне тёмного океана, на тёплом кратере подводного вулкана.
Он сидел у стойки, забившись подальше в угол. Бар располагался в подвале, но единственным дополнительным источником света был стакан у него в руке, флюоресцировавший синим. Этот бледный свет проводил черту, отделяя его от хриплых соблазнительных голосов и радостных и разочарованных возгласов, доносившихся от бильярдных столов.
Каждый стакан он пил быстро и залпом, но совершенно не чувствовал опьянения. Воспоминание о встрече в Мистраль Парке стреляло в висках, как пуля: ядовитый взгляд, неподвластный течению толпы, незабываемое лицо, полное ощущения присутствия.
И холодную улыбку, пронзившую его насквозь.
От этого последнего момента, запечатлевшегося в памяти, кровь вскипала в жилах, и по нервам пробегал электрический ток. И в данных обстоятельствах это воссоединение казалось слишком реальным, слишком резким. От одной этой мысли сердце бешено заколотилось, а в горле комом встала тошнота.
До сих пор – до сих пор! – он ничего не забыл. Ни великолепного лица этого Адониса, ни жестоких синих глаз за стёклами тёмных очков. Словно символ, отпечатавшийся на сетчатке глаз – даже тень воспоминания о нём заставляла взор Рики помутиться, возвращая его к реальности тех трёх лет, полных ярости и позора.
Чёткий спокойный голос, полный неколебимой уверенности, эхом отдавался у него в ушах.
Ясон Минк. Имя, вертевшееся на языке, было на вкус горьким, как если бы он раскусил пилюлю.
Поток этой горечи затопил его мысли. Отныне и впредь, как бы глубоко он ни забрался в сточные канавы трущоб, эта рана сама собой не заживёт.
В его нахмуренных бровях читалась жажда крови, поблескивала злобой из уголков глаз, являя миру его отчужденную сущность. Всё, что таилось в нём, не выходя на уровень сознания, теперь распустилось во всей красе. Истинная личина чужака, низвергнутая в густое, глубокое, горячечное забвение, ныне снова явила себя миру.
– Эй, а это ещё кто?
– Сам вижу. Тут у нас новое лицо.
Гул голосов беспрепятственно разносился по залу.
– Слушай, ну он и урод.
– Ага. Щас мы ему новое личико вырежем.
– Эй, эй, давай-ка прежде чем что-то делать, спросим Джигга?
Внимание в зале вдруг вышло за рамки праздного любопытства, всецело переключившись на долговязого парня с короткой щёткой рыжих волос, который как раз неторопливо подошел к Рики.
– Чёрт, да это Джанго!
– Ага, точно Джанго.
– Что говорите? Джанго?
– Сам посмотри, Джанго, Смерть во Плоти.
– Чё, правда?
Поговаривали, будто именно он был провокатором последнего конфликта между Бешеными Псами и Джиксами, так что его появление в баре всему придало совершенно новую окраску. Как так вышло, что простого информатора зовут «Смерть во Плоти», никто не знал. Зато вокруг этого буйно колосились намёки и слухи.
– Да он бешеный.
– С одним парнем, который пытался ему рога наставить, такое вышло – лучше и не знать.
– В глаза ему глянешь – кровь холодеет!
– Говорят, те ребята из шайки, что с ним сцепились, прямо с дороги улетели – и разбились вдребезги.
Слухи порождали слухи, приумножаясь пропорционально количеству болтливых ртов, вызывая страх и отвращение (о котором, впрочем, предпочитали помалкивать с безопасного расстояния).
Как никогда равнодушный к поднявшемуся вокруг него шуму, Рики протянул опустевший стакан бармену, который тут же поставил перед ним новый – не возразив ни слова, его даже торопить не пришлось. Рики подозрительно уставился на стакан.
– Это Вам от Вашего друга, – с льстивой улыбкой протянул бармен.
Только теперь Рики поднял глаза и посмотрел на того, кто сел рядом с ним, и слегка прищелкнул языком. А чего он хотел, напиваясь до беспамятства в дерьмовом баре на окраине? Любой, глянув со стороны на количество пустых стаканов, пришел бы к однозначному выводу. Другое дело – в нынешнем состоянии Рики бесило, что кто-то вообще может к нему подкатывать.
Оригинальная короткая стрижка незнакомца подчёркивала профиль, придавая ему нездешний вид. Впрочем, не важно, как он выглядел, Рики с ним знакомиться не собирался. Наоборот. Глядя на парня снизу вверх, он проворчал:
– Эй, ты. Если пытаешься меня снять, то пошел бы нафиг.
– Думаешь, я настолько глуп, чтоб попытаться напоить тебя и затащить в постель? – он засмеялся, и смех был странно значительным. – Ты всегда такой склочный?
Этот хищный цинизм и его улыбка моментально вызвали у Рики странное ощущение dйjа vu. Где я видел… этого парня…
Незнакомец поймал его напряженный взгляд и усмехнулся:
– Третий раз подряд, и ты всё ещё со мной так нелюбезен?
Третий раз подряд… жгучее ощущение, что это еще более знакомо.
– Ну извини, надо было посильнее тебя отметелить в тот раз, чтоб произвести впечатление.
Рики прищурился:
– Робби, да?
Парень по имени Робби допил свой стакан.
– Ну, наконец-то дошло. Какое счастье. Хоть без вариантов ответов обошлись. А ты изменился, приятель, ведь так?
Рики внимательно пригляделся к Робби и смотрел так долго, что сам почувствовал течение времени.
– Чем тебя кормили, что ты так вымахал?
Сарказм совершенно не достиг цели. Он не видел Робби восемь лет, и воспоминания о нём были очень обрывочными. Что он точно помнил – так это их ссоры и соперничество в Попечительском Центре.
– Забавно, да? Пока у тебя был Гай, тебе никто больше не нужен был, так? – бесшабашная улыбка сжатых губ. – Я потерял самое главное в жизни, а ты и рад, и вот этого я не прощу. Так что ты тоже сейчас кое-что потеряешь.
Пронзительный крик. А потом…
– Ну, как тебе? Нравится?
Даже обидно: из всех воспоминаний о Центре в памяти остались только те, что связаны с Робби. Словно открыв ящик Пандоры, ожидаешь, что в самом конце со дна поднимется фея надежды – а пока остаётся только стоять, закусив губу, и терпеть.
– Кажется, у тебя всё в порядке.
– Спасибо. А ты совсем не изменился.
Губы Рики изогнулись в улыбке, полной самоиронии:
– Что ты хочешь этим сказать? – эти слова горчили на вкус.
Как сильно он изменился за последние восемь лет? Достаточно, чтобы сжечь душу дотла.
– То и значит, что ты не изменился, – просто сказал Робби и быстро добавил: – Попечительский Центр или трущобы – какая разница? Будь ты Мистер Харизма или последняя шестерка – всегда остаёшься чужаком.
Удар.
Ощущение было такое, будто его пнули по старой, саднящей ране. Рики сощурил глаза так, что они превратились в узкие щёлочки. Совершенно не выказывая страха, Робби, очевидно, пытаясь отвлечь его, продолжил почти апатично:
– Я теперь понимаю, что Шелл имел в виду, когда сказал – ты самый сильный и самый красивый. Ты и правда творение природы, приятель.
– Что конкретно ты хочешь этим сказать? – тихий, жесткий шепот прозвучал очень остро. Даже густой, пропитанный алкогольными парами сигаретный дым, казалось, отпрянул, давая ему вздохнуть поглубже.
– Может, то и говорю: ты сам так и не понял, что делает тебя таким чертовски страшным. И почему ты из всех кругом высасываешь жизнь.
Секунда – и содержимое стакана Рики оказалось у Робби на лице. Когда присутствовавшие осознали, что стряслось, все как один ахнули в изумлении. Вот же он – Смерть во Плоти, и какой-то чокнутый сукин сын бросал ему нешуточный вызов. Наверно, нахрен последнего ума лишился.
Рики бросил деньги на стойку и встал. Сплюнув оставшуюся на губах пену, как будто абсолютно ничего не случилось, без малейшего намёка на дрожь в голосе, Робби сказал:
– Как только тебя выставили из Попечительского Центра, Шелл стал деградировать в развитии. Он не протянул и полгода. Как будто, стоило вас разлучить, и что-то в нём умерло, и свет погас. Тем для него дело и кончилось.
Рики совершенно не собирался и дальше слушать его туманные намёки, но еще меньше ему хотелось с кем-то вместе бередить старые раны. Но Робби самое интересное оставил напоследок, и следующий выстрел был точнее некуда:
– А еще был Джанкер. Он исчез из приюта, как и Харука.
Рики прирос ногами к полу.
– Джанкер?.. – пред его мысленным взором возникло молодое лицо Джанкера – теперь всего лишь смутная тень.
– Но тебе это, наверное, совершенно не интересно.
И эти слова вогнали в грудь еще один нож. Сердце у него болело так, что словами не передать. Словно затем, чтобы оставить Попечительский Центр и всё с ним связанное в прошлом, Рики даже ни разу не обернулся.
Не двигаясь с места, Робби смотрел в спину уходящему Рики. Резкие слова его совсем не соответствовали виду, насквозь пронизанному меланхолией. Даже после того, как Рики скрылся с глаз, невидимая связь между ними ощущалась еще некоторое время.
– Эй, ты чего так закис? С таким лицом Смерть во Плоти показываться не должен.
Внезапно раздавшийся над ухом голос вернул Робби в реальность. Впрочем, цинизма в голосе не прозвучало. Он поднял глаза, и в них, как на дне океана, мелькнул свет, когда он узнал подошедшего красноволосого подростка. Даже плечи тут же расслабились.
– Мало того, что ты на встречу опоздал, – предъявил ему парнишка, – так я тебя застаю за тем, что ты пялишься на какого-то проходимца, – он сел возле барной стойки на стул, еще хранивший тепло тела Рики: – Который, в конце концов, плеснул тебе пивом в лицо и ушел. Не охренел ли он?
Робби даже не поинтересовался, стоит ему отвечать или вопрос риторический. Он рукавом вытирал пиво с лица.
– Ну, так кто это был? – в приступе ярости парень пнул опору стула, на котором сидел Робби. – Не смей на меня забивать. Если у тебя есть этому всему хорошее объяснение, давай, я тебя слушаю. Или, если хочешь, я сейчас догоню ублюдка и услышу объяснение от него!
– Заткнись. С ним сцепишься – костей не соберешь.
– Хм. Так ты что, хочешь порвать со мной?
– Нет. Я имел в виду, что он безумно опасный парень.
– В смысле безумно опасный? – надавил тот, наклоняясь вперёд.
Робби вздохнул. И что ему так нравилось в этом пацане? Ведь он не был ни капельки похож на Шелла? Но стоило ему попытаться это себе объяснить, как самоуверенный парень стрелял наповал из обоих стволов: «Какого хрена ты несешь?! Думаешь, мне одному хотелось замутить со знаменитым Смертью во Плоти?»
– Мы жили в одном блоке, когда были в Попечительском Центре. Сто лет его не видел, – Робби осторожно подбирал слова, чтоб фраза прозвучала равнодушно.
Спустя восемь лет, Рики был последним человеком, которого он ожидал встретить. Когда он случайно заметил его, кровь вскипела в жилах, и его затрясло с головы до пят. Сердце и душа зашлись в приступе жестокой ностальгии. От чувства, вызванного неожиданным появлением Рики в захолустном баре (единственном месте, где он мог забиться в угол), огнём горело горло.
Влекомый вперёд странным чувством одновременно голода и жажды, Робби не нашел иного выхода, кроме как подойти к нему. Но стоило начать разговор, как его залихорадило еще хуже, словно все внутренности сжались в клейкий ком или его трясло от холода.
– Ага. А объяснение?
Собственно, этот эпизод был результатом войн, что разворачивались вокруг Рики в Попечительском Центре. И только он один видел истинную причину. Впрочем, нет. Та «истина» состояла из двух частей – реальности и фантазии – так что же видел он? Робби до сих пор не был до конца уверен.
Но аура, окружавшая Рики, поражала сразу все пять чувств. Страх и острое любопытство, которое буквально сочилось сквозь поры его кожи, как холодный пот, врезались в память Робби.
Шелл – тот, кто был в его сердце – умер. И даже Джанкер, который заварил всю кашу, в какой-то момент пропал из Центра. А чувство какой-то скрытой угрозы прочно обосновалось у Робби внутри и не покидало его, несмотря на прошедшие восемь лет, частенько напоминая о себе в ночных кошмарах.
– Он что, первый парень, которому ты дал?
– Я не такой безбашенный придурок.
– Да ладно! То есть ты хочешь мне сказать, что на сцену вышел игрок, которому по силам навалять оторве Джанго?
– Игрок, ага, – в конце концов, парень был не так уж далек от истины, и Робби отделался ироничной полуулыбкой. Если он, Робби – Смерть во Плоти, несущий за собой бездны ада, то Рики, должно быть, чудовище, вампир, совращающий людей и затем высасывающий их души до самого дна. – Да, наверное. В конце концов, его когда-то называли Ваджра.
– Ваджра?
Робби аккуратно собрал в кулак красные волосы парня и тихонько прошептал ему на ухо:
– Этот парень – Ваджра трущоб. Рики из «Бизонов».
И подавился смешком, глядя на распахнутые в изумлении глаза партнера.
В тот день было облачно, и странный холодный дождь моросил с самого рассвета. Поэтому гниющие замусоренные улицы, разрушенные стены колонии и всё кругом мирно отдыхало, казалось, вздохнув с облегчением.
Медленно тянулись истлевшие ржавчиной часы в тени ослепительной мидасской ночи, укрытой тёмной вуалью низкого неба. Ворча про себя и едва переставляя тяжелые ноги, Рики, впервые за долгое время, плёлся в убежище «Бизонов».
Кирие, следившего за каждым его шагом, на сей раз там не оказалось. Того, что этот заноза сегодня не появлялся, уже хватило, чтобы напряженные плечи Рики чуть опустились, расслабившись, но странное чувство недомогания осталось. Ничего не поделаешь, приходилось признать: отсутствие Кирие лишило это место изрядной доли энергии.
– Йоу, – заметив его, Гай поднялся навстречу, протягивая ему стакан, словно предлагал скорее выпить. – Какие люди! Где тебя, к чёрту, носило? Я уж решил, что ты прибился к какой-нибудь другой тусовке.
Рики одним глотком осушил стакан и поднял на Гая глаза. Тот пожал плечами:
– Ну да, он плаксивое отродье, но когда его нет, кажется, и разговаривать особо не о чем.
Парень молча смотрел на него.
– А он в последнее время не очень общительный.
– Всё к лучшему, разве нет? – просто сказал Рики. – Уверен, у такого сопляка много других детишек, с которыми можно поиграть.
– А знаешь, ты не прав, – возразил Гай. И в голосе его сквозило беспокойство, которое он, очевидно, не мог унять. Он мягко заглянул другу в глаза.
– Что?
– Что значит, «что»? – спросил Гай, явно ходя вокруг да около. Но понял: через напускное равнодушие Рики не пробиться, и вздохнул. – А, впрочем, не важно.
Он выпил с оттенком недовольства на лице. Но что бы Гай ни говорил, Рики было совершенно всё равно, где носит Кирие, с кем и чем он там занимался.
Меня это не касается.
Он решил не продолжать разговор, чтобы заодно избавиться и от воспоминаний о существовании Ясона, сдавивших всё внутри. Почти насильственно пытаясь отправить эту мысль на периферию сознания, он сменил тему:
– Гай…
– Что?
Разбив первый лёд, Рики продолжил равнодушно:
– Я тут на днях встретил Робби.
Глаза Гая удивленно округлились, и Рики бросил на него скептический взгляд. А потом принялся вращать стакан в руке, рассказывая о том, как не узнал Робби спустя восемь лет, про смерть Шелла и загадочное исчезновение Джанкера.
Рики говорил, а Гай отвечал междометиями типа «Хм» и «Что, правда?». Когда он закончил рассказ, парень сказал тихо, предостерегающим тоном:
– Рики, где Робби – там дурные вести, и так было всегда. Лучше с ним не связываться.
Как ни противно было это признавать, Рики наконец понял: не только внешний вид трущоб изменился за последние три года – теперь непросто будет вписаться обратно.
– Что за дурные вести?
– Он динго. Информатор. Настоящий мерзавец. Люди его зовут Смерть во Плоти.
Выражение его лица выдавало, что степень неприязни, которую он испытывает – куда больше, чем можно судить по одним лишь словам. Рики воззрился на него, и тут ему вспомнилась циничная ухмылка на совершенно изменившемся лице Робби.
– А это не слишком?
– Засветишься с Робби, и у людей появятся левые мысли на твой счёт.
– Он завязан с Джиксом?
– Вот именно, – заявил Гай, и тон его был необычно агрессивным. – На каждого из нас, одержимых призраками «Бизонов», найдётся по паре ребят, которые не прочь подпортить нам игру, и еще по паре таких, кто не прочь бы нас вообще убрать со сцены.
Рики – хотя, скорее даже не он, а Гай и остальные – собрали осколки «Бизонов» воедино и продолжали гореть, но уже по-иному, забросив сантименты и ожидания в долгий ящик на неопределенный срок.
А Джикс, между тем, особенно и не скрывали что хочет покончить с «Бизонами» раз и навсегда. Вернувшись в трущобы спустя три года, Рики, сам того не желая, принёс с собой порыв ветра, который раздул тлеющие уголья в ревущее пламя.
Туманные разговоры о возможном скором воссоединении «Бизонов» им самим казались нелепо смешными, но и просто отмахиваться от них было нельзя.
– Да, только это всё дерьмо собачье, ведь так, – безразлично пробурчал Рики.
Гаю только и оставалось, что криво усмехнуться. Всего несколько дней спустя его беспокойство оправдалось: разрушенный дом, служивший им убежищем и штаб-квартирой, сгорел дотла – остались одни головешки.