Было холодно и мокро. Однако небо к ночи отчистилось, и белая луна отражалась в лужах. Где-то проходили последние электрички, и город тихо и мирно спал, дежурно жужа ночными машинами.
Где то далеко от центра стоит дом, достаточно большой, чтобы его темный силуэт выделялся на фоне соседних крыш. В доме этом давно погасли все огни, и он обелиском упирался в небо. Присмотревшись, можно было разглядеть, что одно окно открыто, несмотря на влагу и сквозняк. На подоконник ложился мягкий лунный свет и крался дальше в комнату, чтобы наткнувшись на лакерованный гриф замереть отблеском на хроме колков. В углу комнаты свет расстроврялся. Там стояло кресло, заполненное тенью. Эта тень...или все же человек сидел уже давно в этом кресле, он видел закат, слышал голоса внизу, знал что незакрыто окно, но не пошевилился с того самого момента, как вернулся в комнату.
День был чертовски тяжелым. Много людей приятных и не очень, дружелюбных и злых, торопливых, нервных....Он устал от них. В его мыслях металась мольба об отдыхе, о тишине и одиночестве, которые он мог получить только, устроившись в своем старом кресле.
Время шло медленно, каждая секунда превращалась в час. И через неизмеримо долгий срок все лишние звуки стили. Исчезли люди, электрички, собаки, сам город слился в одно единое окружение, однотонный холст, готовый к новым штрихам.
Человек встал в полный рост и сделал первый шаг. Каблук гулко стукнул по паркету. Второй шаг, за ним третий...осторожные и в то же время уверенные. Проходя мимо стола, а в комнате был стол, тень коснулась его рукой, под пальцами оказалась шершавая древесина. Было слышно как пальцы едут по столу, зачерпывая новые краски. Левой рукой человек поднял гитару за гриф. Лакированная поверхность со скрипом скользнула по коже.
Щелкнул выключатель и из динамика поползло по комнате хриплое дыхание усилителя. Каждый звук был осязаем и был дополнением к палитре которую уже собрал человек. Он повернул ручку на гитаре, и было слышно, как палцы легли на струны. А дальше...в холодном сумраке разлился теплый бас, за которым последовала неспешная мелодия. Это был блюз, тот самый блюз, который так старался донести до ночи человек, чтобы став тенью наслаждаться только им. Звуки были ощутимы на вкус, различимы на цвет. Город усердно впитыал все это, чтобы к утру оно развеялось с туманом на улицах, было сметено с листьями на асфальте. И только в темной комнате будет спать в кресле человек, и рядом с ним будет стоять гитара, и между ними будет ютиться блюз.