Моё любимое лето из всех разлитых в хрусталь. Мокрое, серое, душное детскосельское лето. Оно наступает с приходом косых и своенравных, возвращающихся по нескольку раз за день, затаивающихся и настигающих из-за угла июньских дождей. И Apres l'Ondee о том, как из юного нежно-белого цветочного всё становится вегетативным и деловито-зелёным, а звон сменяется шелестом. Время цветов торжественно и незаметно уходит. Бутоны рыхлеют, постепенно теряют чашечки и тычинки, оставляя потвердевшие завязи набухать. Дождь делает своё летнее дело: под тяжестью капель лепестки опадают, светлыми крапинами устилая асфальт и чёрные зеркала прудов. Неделю-две, перед тем как исчезнуть до следующего года, будут они прощаться с городом, уносясь ветром с родных цветолож и облепляя всякий мокрый предмет. Именно такие, смываемые июнем, цветы слышатся мне в этом аромате.
Весь он — целлофановый дождевик, тонкий, но плотный, полупрозрачный. Изнутри видно, как по поверхности стекают прощальные струйки ушедшего ливня, под покровом прячутся духота и конденсированная влага. Сквозь мутный пластик капюшона и запотевшие стёкла очков цветы кажутся растворёнными в белёсом сиянии, краски молочно блекнут под тёплой моросью. Жадная до жизни, вошедшая в возраст и в силу, природа имеет неожиданно сдержанную палитру из сиреневого, светло-серого, белого и тёмно-зелёного. Светлой дымкой застлана острота гвоздики, аниса и гелиотропа. Любой из этих цветов мог бы стать острым углом и ярким пятном композиции, но вот они отдались во власть дождя, и, под тяжестью капель, покорно сникнув, кланяются его серому шелесту.
В августе, чувствуешь, как лето уходит с каждой минутой и каждой каплей, в преждевременной тоске хочется пить кожей Apres l'Ondee.