Шаги гулко отдавались от выложенных серым камнем стен холла. Через высокое выломанное и заколоченное досками окно лилась узкая полоса ослепляющего света. Майское солнце нагрело тонкие дощечки, между уцелевшими рамами флегматически безнадежно жужжала муха. В полосе света в медленном танце кружились пылинки. На бетонном полу плотным слоем лежала пыль, сохранившая в себе всю прежнюю жизнь теперь уже мертвого здания. Как на картине вся жизнь его была на полу: растоптанные кусочки мела, поломанные доски в углу…вот кто-то когда-то выплеснул краску на пол… доска объявлений висит на одном гвозде… Отпечатки прошлых лет… чьи-то относительно свежие следы на ковре из пыли… раскрошившиеся ступени… поцарапанная табличка с цифрой 2… темный паркет «елочкой»… Прохладная затхлая сырость коридоров после раскаленных городских улочек ударяла в голову, звенящая тишина оглушала. Тяжелые дубовые двери, нагретые солнцем, льющим свои мягкие золотистые лучи сквозь щели в окнах, рассохлись от старости. Могучие и хрупкие, они казалось, рассыплются от одного лишь прикосновения. Краска местами облупилась и на этих заплатках мягкий свет золотил дерево.
Она пришла в свою старую заброшенную школу после стольких лет забвения! Она отчасти чувствовала себя такой же, как и школа: одинокой, гордой, брошенной. В пустых, кажущихся мертвыми, коридорах дышит своя незаметная жизнь.
Она услышала в конце длинного коридора тихие звуки расстроенного фортепиано, игравшего …, Fis-dur и пошла на звук. Остановилась на минуту у старой дубовой двери и увидела чудо: из старого дверного косяка вылез крошечный зеленый листочек. Столько лет школьной жизни дерево было мертво, а воскресло лишь после смерти школы, дав свежие молодые побеги. Она затаила дыхание и открыла рассыпающуюся дверь.
В зале за роялем сидел уже немолодой человек. Спина его ей показалась знакомой, что-то близкое и родное было в наклоне его головы, в его профиле,в седых висках, в звуках ее любимого произведения… Она замерла за спиной музыканта и слушала не дыша.
Последняя пронзительная нота нежно отозвалась эхом в этом диком здании. Мужчина почувствовал, что не один и обернулся. Взгляд его светлых глаз остановился на ее лице. Она видела эти глаза. Она любила эти глаза. Глаза, светящиеся изнутри, бледно-серо-голубые с желтыми крапинками. Она их почти забыла. Она бы никогда о них не вспомнила, если бы судьба не завела ее сегодня в старую школу.
В его ясном взгляде, как в чистом водоеме, что-то всколыхнулось. Он спросил, она ответила. Потом она спросила и получила что-то в ответ. Слова цеплялись друг за друга, собирались во фразы, предложения…
Они не заметили, как стемнело. Весенняя ночь мягко обняла в свои бархатные объятия город, приглушила звуки жизни. Только ветер завывал в коридорах высокого здания, только зацветающая липа укоризненно качала головой за разбитым окном, обдавая их теплым сладким дыханием наступающего лета. Они сидели на подоконнике второго этажа и смотрели в бесконечность над ними. На прозрачном чернильном небе, словно нарисованном акварелью на влажном листе, мерцала, двоясь в глазах от слез счастья, одинокая голубая звездочка. Рядом с ней затеплилась другая, золотистая. Казалось, от их дыхания ее сияние погаснет, и они сидели долго-долго в тишине держась за руки, слушая утихающий шум ветра, засыпающего на крыше. Но ей было не до сна. В ее сердце проснулась прежняя любовь…