Прибыли мы к полудню. Тут сухо совсем было, и мне это не понравилось. Дождя хотелось неимоверно, после засухи душа воды просила, а тут сухо совсем было, трава – жёлая, деревья – жёлтые...
Я зорко глянул на попутчика. Он хмурился, обижался до сих пор. Ну и пусть. Надо, кстати, узнать, как его зовут, а то за два дня не познакомились совсем... Мимо прошли пассажиры – мы до сих пор стояли на перроне, а я приглядывался, нет ли тут моих клиентов. До выхода из-под поля мне совсем не хотелось думать о работе, а тут я сразу собрался – профпривычка такая у меня. Нет, тут ещё никто не знает, каково живётся за полем, они, наверно на лучшую жизнь надеются... Дураки, нечего сказать.
- Значится так... как там тебя?..
- Денис, - пробормотал он. Ты глянь, обидчивый какой...
- Так вот, Денис, - я с иронией перешёл на шаблонные фразы деловых разговоров. – Так вот... Сейчас мы с тобой идём на одну улицу, там живут старые бедные, которые тут уже около года живут, и, если не поможем им, подохнут скоро. Да не бледней ты так, они зажиточные нищие, - я усмехнулся каламбуру. – Они здоровы настолько, насколько это возможно. Ясно?
- А моя... Мои обязанности... Они какие?
Вот дурачок... Он же нанимался, что, контракт не прочёл, или строит из себя дурака, а сам планы строит, как и мою долю зацапать. И вообще, какого чёрта... Подсунули юнца зелёного, блин.
- Ты – моя защита, ясно? Крыша, стена... Крепость, если хочешь. Ты сыворотку пил? Пил. Теперь мы с тобою связаны до прибытия под поле. Если пострадаю как, не по болезни только, ты точно также увечья получишь, если не похуже чего. Понял?
Да понял он, конечно. Не придурок же!
Улицы тут были до противного грязные. На них не плюнуть – грех, может от плевка и почистятся. Такие поселения, в них хоть больше года не живут, но ценятся у всей империи, тут ведь тебе куча всякого человека пропащего, который за место под полем собакой домашней стать готов. Человек такой, он жить любит, а смерть героическую только в книге да в песне восславляет.
Мы шли по бедной, обшарпанной уличке с каменными лицами, в своих тошнотворно дорогих одеждах и шляпах аристократических. Я одаривал нищих холодной, вежливой улыбкой, но никто ещё не решался.
Сейчас, сейчас...
Тут бы самого смелого, а на него поглядят и, может, другие пойдут, только в это время – и один уже удача. Дохнет бизнес, дохнет...
Сейчас, сейчас...
- Сударь... Сударь, погодите!
Один есть! Ой, дай Бог ораторства, да чтоб уговорить его. На ту вакансию, что у меня в кармане не всякий пойдёт, даже если выбор между месяцем дрянной бедной жизни и как минимум годом сытой...
- Сударь... Не зайдёте ли в дом, вина не выпьете ли?
От одной мысли о здешнем вине мне стало дурно, захотелось лоб расшибить, да только вернуться бы в поезд и умчаться подальше, под поле. Вот всегда так у меня, надо только через порог перейти и проходит всё и вся.
Стараясь не кривиться, я кивнул и сразу пошел к дому. Дом у него был чистый даже, видно, всей семьёй тут оказались. Сразу в глаза бросилась красивая ваза, стоявшая у двери, резная вешалка, меховые сапоги жались к двери с лужицей под ними... Богато живут! Комната была наряжена скромнее, видно всю красоту в прихожей кинули, для прохожих. Нас усадили в кресло, жесткое, со смрадом того затхлого воздуха, который тут в городе витал постоянно, сколько уже работаю. Я бросил взгляд на Дениса, тот сидел с каменным лицом, но даже неопытный человек увидит в глазах застывшее отвращение. Да ты что делаешь-то, щенок! Ты ж у меня с такой миной всех клиентов отгонишь! Нет, где ты мой, Грести, не вовремя тебя чума свалила, теперь этого натаскаю пока, вся жизнь пройдёт, да за поворот...
Хозяин нервничал. На его лице было написано смущение – и я, и он виделись не впервые, между прочим. Оба мы с каждым моим рейсом смотрели друг на друга. Я спрашивал глазами: «Не хочешь под поле, выжить не желаешь?». Он отвечал: «Успею ещё». Только такие диалоги безмолвные у нас со многими происходили, вспоминать всех – голова лопнет, а вот в глаза гляну и вспомню, что, вроде как, меня он всегда одеждами удивлял, богатые они были, дорогие и недоступные, тут такие не купишь. И брит он, и сыт, и дом держит хороший... Ох, не то тут что-то, ох, не то...
- Сударь, вы не могли бы пояснить, в чём заключаются ваши обязанности, - крутя в пальцах старую перьевую ручку, спросил он.
Я поперхнулся (вино мне так и не дали, но поперхнулся я всё равно). Денис поднял брови, явно не ожидая... чего? Может, спокойствия? Официальности в устах простака или той галантной снисходительности, что часто сквозит в речи аристократов с простыми горожанами? Я молчал. Толи неловкость сглаживая, то ли осмыслить пытаясь, как мне разговаривать с таким как он, что бы не упасть да не опростоволоситься? Таких проблем обычно не возникало у меня – общался я с заросшими бедняками, забывшими в какой стране живут и какой год на дворе, а тут... Нет, я-то что, сам из рода знатного, лишь бы напарничек чего не вякнул. Но Денис сидел спокойный, видимо переваривая услышанное и совмещая то, что услышал в конторе и тут.
- Я... Простите, а для чего вы меня позвали? – версия, что меня приняли за гурмана и решили предложить вина отпадала сразу. Тем более, что вина мне так и не принесли.
- Нет-нет! – он слащаво улыбнулся. – Вы не подумайте... Я просто хочу убедиться... Поймите, иду на огромный, нет, гигантский риск!
Я с подозрением уставился на предполагаемого клиента: не псих? Да нет, не похоже.
- У нас... своеобразная контора... Поймите, ведь тут жить опасно, так? Тут больше года не живут. Мы.. помогаем... несправедливо, - я выделил это слово интонацией. – Несправедливо выселенных из-под купола... Несправедливо выселенным... Принять, ммм... волей случая или прошлой болезнью отобранное... положение в обществе...
Нет, никогда мне не приходилось объяснять, в чём суть моей работы! Один я тут хожу, сказали бы, много нас, или услуг кучу сюда пригоняют, так ведь нет... А он не издевается? Да нет, глаза хмурые, и, даже, усталые, похоже... Не хочет он со мной возиться... Нет, дядя, не вожу я больных, извини уж. Даже если деньги большие предложишь, закон-то я нарушаю, а вот ввоз под поле заражённого да заразного на такую статью потянет... А если в городе эпидемия будет? Меня ж проклинать будут поколений десять!
Мужчина молчал. Тут хмурая женщина вошла в комнату с подносом, на нём сиротливо жались три бокала с вином. С первого взгляда было видно – вино. В прошлый раз, когда мы сидели с прошлым моим клиентом, сейчас счастливо живущий под куполом, пытались напоить меня чем-то жёлтым и мутным. Тут жидкость была красной, багровой, если вам интересно. Без осадка, да, но всё же...
Я взял бокал у женщины (Неужели служанка? Да нет, жена, наверное), с затаенным страхом смочил губы – вдруг под благовидной наружностью скрывается омерзительный вкус? – я поражённо замер с бокалом у губ. Вино! Да такое, что не в каждом хорошем заведение встретишь! Нет, позвольте, это становится интересным...
- Я... хочу попросить вас уклониться от своих обязанностей... в совсем малой мере...
Точно чумной. Я торопливо вспоминал, все ли препараты положенные выпил. Да вроде все... вроде...
- Понимаете... Вы, наверное, обратили внимание, что я живу... немного лучше остальных... Да... В этом поселении я не из-за безработицы или по болезни. Я... по поручению парламента... Понимаете?
Я осоловело кивнул, поставив бокал на стол от греха подальше. Да... Это уже не интересно, это опасно. Даже хуже. Чёрт, куда я вляпался, а?
- Я думаю, что... – Да прекрати ты мямлить, говори и я уйду отсюда! И напьюсь, что б больше сегодня не работать! - Вам, верно, не всё известно... Шесть десятков лет назад, как вам известно, на земле нашей случайно, повторяю, случайно и это известно всем, взорвалось несколько атомных... станций, - да уж случайно, как же! – Чтобы сохранить ту кучку людей, что остались после... катастрофы, народ заключили в города, под так называемое охранное поле. Людей было мало... сначала. Потом были открыты ещё три города. Всё, больше нельзя было, негде, понимаете! Не на обломках же станций строить было! И тогда нищих, не работающих и теоретически не приносивших прибыли парламенту начали выселять за поле... На верную смерть, но по-другому никак было. Люди гибли там, как мухи. Тогда решили установить новую... базу под полем, не пропускающую радиацию. Только не для людей. Туда специальными реакторами втягивали радиоактивный воздух и очищали его. Сейчас тут радиации как в первобытном обществе... Нет, не надо так на меня смотреть, это правда. Клянусь вам! Но людей продолжают пугать местами вне поля. Это стало выгодно! Очень выгодно! Люди стараются работать больше, лучше, лишь бы остаться под полем, а тут, в таких посёлках столько рабочей силы! Дешёвой, они же тут готовы хоть дворниками, хоть чистильщиками общественных туалетов идти!
Я усмехнулся. Не знаешь ты, друг мой парламентский, дрянные работки. Вот как та, что я тебе предложить собирался. Дурак я...
- Вот... Так что города ликвидировать никто пока не собирается... пока. А ещё... Одиннадцать лет назад родился ребёнок, сын... важной шишки. До трёх лет всё было нормально, а потом он... показал не ординальные способности, не надо вам знать, какие. На него были совершены покушения, да-да, не одно а несколько. Его... решили оградить от терактов и покушений, отправили сюда, когда ему было три года отроду... Людям непосвящённым сказали, что он... умер. Теракт настоящий, со взрывами сыграли. А он тут вот был. Меня, - он скривился, - назначили опекуном... Чёрт! Он был очень больным, он до пяти лет ходить не мог! Мы не должны были внимание привлекать, даны были врач хороший да сиделка. Ну, повар ещё, только он в первый же год от чумы... Пацанёнок сейчас слабый очень, ходить может с трудом, зато умный и... А... Вот. Несколько дней назад пришел официальный указ: мальчик должен быть передать парламенту. Причём, не привлекая внимания, то есть, никаких экипажей, Стражей. Всё должно быть тихо и мирно. Ясно?
Ничего мне не ясно, блин!
Да кто я такой, что бы сынка главы парламента в город везти, а? А то, что он сынок его, точно знаю. Помню, как же. Не последний человек в империи, много слухов слышал. Но что б так даже... Нет, в сказки я не верю... Не верил.
Человек этот не врал, точно вам скажу. Умею я в людях разбираться, научился. Может, не договаривал, но не врал. Я посмотрел на Дениса. Он сидел с глазами как плошки. Да, нелегко парню. И всё же не нравиться мне это, нет! Не для того я сюда пришел, совсем не для того.
- Вы не думайте, вам хорошо заплатят!- заискивающе сказал он. Если бы дело было в деньгах! Тут же политика, а в политике долго не живут. Вот довезу я мальчишку, а там меня и уберут аккуратненько... – Послушайте, вам ведь доводилось закон... нарушать?
Вот тут Денис напрягся. До сих пор сюда попасть боялся, дурачок. Даже после того что услышал.
Я, не сводя глаз с собеседника, осторожно кивнул. Ну, не нравилось мне это, совсем не нравилось. А то что закон... Так у меня нарушения не серьёзные были. По закону, вообще, вроде как помогать нельзя, тем, кто вне купола.
- Вот видите! – радостно воскликнул опекун. Кажется, он обрадовался, что я закон нарушаю. Их никогда не поймешь! – Вам будет проще! Мы вас потому и выбрали.
Теперь я поперхнулся вином по-настоящему. Это что же, в верхах давно о моей работе специфической известно? Так что ж я тут делаю. Меня уже давно из-под поля скинуть должны были. Так нет же! Неужели им и это на руку было? Ну конечно! Кто ж ещё вместо собаки к даме богатой да привередливой пойдёт, как не бедняки эти? Какие ж всё-таки сволочи в парламенте сидят!
Рядом со мной лопнул стакан – Денис тоже обо всём догадался, только ему сложней всё переносить. Он ведь ещё такого как я не видел. Не видел, как в приютах запольных лежат дети рядами, встать не могут, пить просят, а вода заражённая только, нормальную к вечеру подвезут аж... Не видел, как дети на перронах стоят с социальными работниками, а мать рыдающую в поезд Стражи Охранные запихивают! Я много подлостей повидал, но от такого и у меня голова кругом. Неужели всё, чем детей пугаем и есть детские страхи, а сами мы, как дети, как слово про заполье услышим, так ноги подкашиваются! Да как же так! Да все наши взгляды – ложь, парламентом навязанная, все страхи ничем от боязни темноты не отличаются! А сколько энергии в эти поля входят, а мы даже телевизор только два часа в неделю смотрим, только бы государство недостачу в электроэнергии не чувствовало.
Женщина, десять минут назад принёсшая вино, с тихим вскриком принялась вытирать руку Дениски белым махровым полотенцем. Израненная рука кровоточила и женщина, заботливо пригласила его в соседнюю комнату. Интересно, это случайно было или мне намекнули, что одному поручено, а напарник и так много услышал? Хорошо, если жив после этого останется.
- Вы поймите, ваши обязанности заключаются только в том, что вы перевозите мальчика а в городе его у вас забирают...
- Простите, а что ж, я уже так давно вам известен? И вы знали, чем я занимаюсь? – с ехидством поинтересовался я. Во мне сейчас играла чисто детская вредность.
- Знали, знали... Но не в том дело. Вы согласны?
Нет, он всё-таки издевается!
- Я... Простите, а я могу отказаться?
- Можете. Запросто. Только вот знаете вы слишком много, отказ может навести нас на мысль, что вы... как бы вам это сказать... Если вы не на нас работаете, то тогда против нас, понимаете?
Куда уж тут понятнее!
- А вы могли предупредить, что сейчас будите рассказывать государственную тайну? Или как?
- Не подумал, простите, - он улыбнулся и всё ощущение запольного жителя как рукой сняло. Чёрт возьми... Вляпался. Надо было ожидать чего-то такого. Когда-нибудь. Но не сейчас же!
Вполз Дениска с перебинтованной рукой. Он тоже, кстати, вляпался.