Прибыли мы к полудню. Тут сухо совсем было, и мне это не понравилось. Дождя хотелось неимоверно, после засухи душа воды просила, а тут сухо совсем было, трава – жёлая, деревья – жёлтые...
Я зорко глянул на попутчика. Он хмурился, обижался до сих пор. Ну и пусть. Надо, кстати, узнать, как его зовут, а то за два дня не познакомились совсем... Мимо прошли пассажиры – мы до сих пор стояли на перроне, а я приглядывался, нет ли тут моих клиентов. До выхода из-под поля мне совсем не хотелось думать о работе, а тут я сразу собрался – профпривычка такая у меня. Нет, тут ещё никто не знает, каково живётся за полем, они, наверно на лучшую жизнь надеются... Дураки, нечего сказать.
- Значится так... как там тебя?..
- Денис, - пробормотал он. Ты глянь, обидчивый какой...
- Так вот, Денис, - я с иронией перешёл на шаблонные фразы деловых разговоров. – Так вот... Сейчас мы с тобой идём на одну улицу, там живут старые бедные, которые тут уже около года живут, и, если не поможем им, подохнут скоро. Да не бледней ты так, они зажиточные нищие, - я усмехнулся каламбуру. – Они здоровы настолько, насколько это возможно. Ясно?
- А моя... Мои обязанности... Они какие?
Вот дурачок... Он же нанимался, что, контракт не прочёл, или строит из себя дурака, а сам планы строит, как и мою долю зацапать. И вообще, какого чёрта... Подсунули юнца зелёного, блин.
- Ты – моя защита, ясно? Крыша, стена... Крепость, если хочешь. Ты сыворотку пил? Пил. Теперь мы с тобою связаны до прибытия под поле. Если пострадаю как, не по болезни только, ты точно также увечья получишь, если не похуже чего. Понял?
Да понял он, конечно. Не придурок же!
Улицы тут были до противного грязные. На них не плюнуть – грех, может от плевка и почистятся. Такие поселения, в них хоть больше года не живут, но ценятся у всей империи, тут ведь тебе куча всякого человека пропащего, который за место под полем собакой домашней стать готов. Человек такой, он жить любит, а смерть героическую только в книге да в песне восславляет.
Мы шли по бедной, обшарпанной уличке с каменными лицами, в своих тошнотворно дорогих одеждах и шляпах аристократических. Я одаривал нищих холодной, вежливой улыбкой, но никто ещё не решался.
Сейчас, сейчас...
Тут бы самого смелого, а на него поглядят и, может, другие пойдут, только в это время – и один уже удача. Дохнет бизнес, дохнет...
Сейчас, сейчас...
- Сударь... Сударь, погодите!
Один есть! Ой, дай Бог ораторства, да чтоб уговорить его. На ту вакансию, что у меня в кармане не всякий пойдёт, даже если выбор между месяцем дрянной бедной жизни и как минимум годом сытой...
- Сударь... Не зайдёте ли в дом, вина не выпьете ли?
От одной мысли о здешнем вине мне стало дурно, захотелось лоб расшибить, да только вернуться бы в поезд и умчаться подальше, под поле. Вот всегда так у меня, надо только через порог перейти и проходит всё и вся.
Стараясь не кривиться, я кивнул и сразу пошел к дому. Дом у него был чистый даже, видно, всей семьёй тут оказались. Сразу в глаза бросилась красивая ваза, стоявшая у двери, резная вешалка, меховые сапоги жались к двери с лужицей под ними... Богато живут! Комната была наряжена скромнее, видно всю красоту в прихожей кинули, для прохожих. Нас усадили в кресло, жесткое, со смрадом того затхлого воздуха, который тут в городе витал постоянно, сколько уже работаю. Я бросил взгляд на Дениса, тот сидел с каменным лицом, но даже неопытный человек увидит в глазах застывшее отвращение. Да ты что делаешь-то, щенок! Ты ж у меня с такой миной всех клиентов отгонишь! Нет, где ты мой, Грести, не вовремя тебя чума свалила, теперь этого натаскаю пока, вся жизнь пройдёт, да за поворот...
Хозяин нервничал. На его лице было написано смущение – и я, и он виделись не впервые, между прочим. Оба мы с каждым моим рейсом смотрели друг на друга. Я спрашивал глазами: «Не хочешь под поле, выжить не желаешь?». Он отвечал: «Успею ещё». Только такие диалоги безмолвные у нас со многими происходили, вспоминать всех – голова лопнет, а вот в глаза гляну и вспомню, что, вроде как, меня он всегда одеждами удивлял, богатые они были, дорогие и недоступные, тут такие не купишь. И брит он, и сыт, и дом держит хороший... Ох, не то тут что-то, ох, не то...
- Сударь, вы не могли бы пояснить, в чём заключаются ваши обязанности, - крутя в пальцах старую перьевую ручку, спросил он.
Я поперхнулся (вино мне так и не дали, но поперхнулся я всё равно). Денис поднял брови, явно не ожидая... чего? Может, спокойствия? Официальности в устах простака или той галантной снисходительности, что часто сквозит в речи аристократов с простыми горожанами? Я молчал. Толи неловкость сглаживая, то ли осмыслить пытаясь, как мне разговаривать с таким как он, что бы не упасть да не опростоволоситься? Таких проблем обычно не возникало у меня – общался я с заросшими бедняками, забывшими в какой стране живут и какой год на дворе, а тут... Нет, я-то что, сам из рода знатного, лишь бы напарничек чего не вякнул. Но Денис сидел спокойный, видимо переваривая услышанное и
Читать далее...