Иногда я думаю - только представьте, как сильно изменилось бы мироощущение человечества, если бы в один прекрасный день кто-то сумел бы явственно доказать, что жизни после смерти не существует... Что после смерти физической для человека наступает смерть абсолютная, и не остаётся никакой души, ничего. Только представьте, если бы смогли опровергнуть миф, тянущийся ещё со времен древних египтян! "Религии спасения" превратились бы в величайший мировой обман.
Насколько уменьшилось бы количество суицидников: ведь они теперь знали бы, что прерывают свою жизнь навсегда, а не только расстаются с "земным" образом, чтобы попасть на том свете к кому-то, кто приютит, успокоит, согреет. Насколько бы стали люди тщательнее беречь свои жизни, цепляться за них до последней секунды, а не тихо и безвольно уходить со смиренной улыбкой на лице, надеясь на вечное существование по ту сторону могилы.... Да, насколько бы стало человечество другим, узнав......
Напрасно я отрицал и протестовал. Он подавил меня своими аргументами. -- Жизнь, по своей природе, не может быть иной. Жизнь, предвидя свой конец, всегда восстает. Она не может иначе. Библейский мудрец нашел, что жизнь и дела житейские -- суета сует, сплошное зло. Но смерть, прекращение суеты, он находил еще большим злом. От стиха к стиху он скорбит, оплакивает участь, которая одинаково ожидает всех. Так же смотрит на это и Омар Хайам, и я, и вы, даже вы -- ведь возмутились же вы против смерти, когда кок начал точить на вас нож. Вы боялись умереть. Жизнь внутри вас, которая составляет вас и которая больше вас, не желала умирать. Вы толковали мне об инстинкте бессмертия. А я говорю об инстинкте жизни, которая хочет жить, и, когда ей грозит смерть, инстинкт жизни побеждает то, что вы называете инстинктом бессмертия. Он победил и в вас -- вы не станете этого отрицать, -- победил, когда какой-то сумасшедший кок стал точить на вас нож. Вы и теперь боитесь кока. И этого вы тоже не станете отрицать. Если я схвачу вас за горло, вот так, -- рука его внезапно сжала мне горло, и дыхание мое прервалось, -- и начну выжимать из вас жизнь, вот так, вот так! -- то ваш инстинкт бессмертия съежится, а инстинкт жизни вспыхнет и вы будете бороться, чтобы спастись. Ну что! Я читаю страх смерти в ваших глазах. Вы бьете руками по воздуху. В борьбе за жизнь вы напрягаете все ваши жалкие силенки. Вы вцепились в мою руку, а для меня это то же самое, как если бы на нее села бабочка. Ваша грудь судорожно вздымается, язык высунулся наружу, лицо побагровело, глаза мутнеют... "Жить! Жить! Жить!" -- вопите вы. И вы хотите жить здесь и сейчас" а не потом. Теперь вы уже сомневаетесь в своем бессмертии? Вот как! Вы уже не уверены в нем. Вы не хотите рисковать. Только эта жизнь, в которой вы уверены, реальна. А в глазах у вас все темнеет и темнеет. Это мрак смерти, прекращение бытия, ощущений, дыхания. Он сгущается вокруг, надвигается на вас, стеной вырастает кругом. Ваши глаза остановились, они остекленели. Мой голос доносится к вам слабо, будто издалека. Вы не видите моего лица. И все-таки вы барахтаетесь в моей руке. Вы брыкаетесь. Извиваетесь ужом. Ваша грудь содрогается, вы задыхаетесь. Жить! Жить! Жить!..И ещё одна цитата оттуда же. =)
-- Вы чувствуете боль? -- спросил я. Мне пришлось повторить вопрос более громко, и только тогда он ответил: "Временами". Его левая рука медленно, с трудом царапала по бумаге, и разобрать его каракули было нелегко. Они напоминали ответы духов, которые преподносят вам на спиритических сеансах, где вы платите доллар за вход. "Но я еще здесь, я еще весь здесь", -- все медленнее и неразборчивее выводила его рука. Карандаш выпал у него из пальцев, и пришлось вложить его снова. "Когда боли нет, я наслаждаюсь тишиной и покоем. Никогда еще мои мысли не были так ясны. Я могу размышлять о жизни и смерти, как йог". -- И о бессмертии? -- громко спросила Мод, наклоняясь к его уху. Три раза он безуспешно пытался нацарапать что-то, но карандаш вываливался из его руки. Напрасно пробовали мы вложить его обратно, -- пальцы уже не могли удержать карандаша. Тогда Мод сама прижала его пальцы к карандашу и держала так, пока его рука медленно, столь медленно, что на каждую букву уходила минута, вывела крупными буквами: "Ч-У-Ш-Ь". Это было последнее слово Волка Ларсена, оставшегося неисправимым скептиком до конца дней своих. "Чушь!" Пальцы перестали двигаться. Тело чуть дрогнуло и замерло. Мод выпустила его руку, отчего пальцы его слегка разжались и карандаш выпал. -- Вы слышите меня? -- крикнул я, взяв его за руку и ожидая утвердительного нажима пальцев. Но они не двигались. Рука была мертва.