От автора:
     Я слабо надеюсь, что кто-либо решится прочесть мою повесть. В наш век интернета и сопутствующей ему "легкодоступности" информации любой текст длиной больше страницы обычно вызывает панику и резкое желание отойти от этого текста подальше. Особенно, если о содержании ничего не известно заранее. Наконец, даже самый интересный текст читать с экрана неудобно.
     Дабы тому, кто случайно набрёл на эту запись, не пришлось ломать голову над вопросом, что же такое "Тени Семистера", я попробую описать суть повести, не раскрывая особенностей сюжета.
     Перед вами фэнтези без стереотипной атрибутики. Вы не найдёте тут причудливых "рас", древних артефактов, тёмных пророчеств и сказочных зверей. Действие происходит в столице вымышленного королевства, по уровню развития довольно неоднозначного - с одной стороны, его достижения и культура напоминают 15-16 век человеческой истории. С другой, жители Семистера ничего не знают о порохе, а многие аспекты их жизни (не только технологические) кажутся средневеково-архаичными. Вообразите себе Западную Европу, развитие которой частично заморозилось. Такова обстановка, в которой разворачиваются события повести.
     Если бы меня попросили определить жанр в нескольких словах, то я бы сказал, что это авантюрный роман, происходящий в вымышленной истории вымышленной же страны. Освободившись от условностей и ограничений, я смог полностью отпустить на свободу свою фантазию и сосредоточиться на героях и их характерах - в общем-то, главное преимущество жанра перед другими.
     В повести вы не встретите магии или волшебных существ, но будет присутствовать изрядная доля мистики, свойственная обычно готическим романам. Нечто похожее я уже писал раньше, рассказ "Признание Латюреля". Тем, кто заинтересуется, будет несложно найти его в интернете. "Тени Семистера", к слову, посвящены тому же самому миру. Он живёт в моей голове уже как минимум шесть лет. Не скажу, что все шесть лет я действительно посвятил его тщательной проработке, это означало бы сильно погрешить против истины. Сам мой поверхностный стиль и корявый слог очень скоро покажут, что это не так и, скорее всего, вы не раз найдете в тексте противоречия и несоответствия. Но я постарался сделать свою повесть как минимум интересной и заслуживающей внимания того, кто не побоится связаться с ней.
     Напоследок скажу: не пугайтесь количества названий, имён, понятий, я пытался ввести их в повествование как можно более деликатно. Надеюсь, детальность не стала излишней или наоборот, недостаточной, а вам будет приятно побродить вместе с героями по улочкам мрачного города Семистер. И надеюсь, герои будут вам хотя бы отчасти симпатичны.
     Продолжение будет публиковаться примерно одинаковыми по длине отрывками, 4-5 страниц. Как часто - пока не знаю. У всех ставится общий тег, "Тени Семистера", так что найти их в блоге будет нетрудно, сколько бы записей другой тематики не вклинилось между ними. Приятного чтения!

     Острый носок сапога из мягкой промасленной кожи, наполовину стёртый, щегольски изогнутый, замер, показавшись за краем крыши почти на дюйм. Несколько случайных камешков полетело вниз, спотыкаясь об оконные карнизы. Коротко, но убедительно заявила о себе невнятным скрежетом черепица, будто разбуженная старуха.
     Молниеносный шаг в сторону, - знак скорее отваги, чем осторожности, - и маленькая нескладная фигурка обладательницы сапога выпрямилась и нашла равновесие. Напряжённое девичье лицо бледным треугольником обрисовалось в темноте. Лёгкий наклон головы, быстрый взгляд на узенькую улочку внизу - и фигурка тут же отпрянула. Справиться с дрожью в коленях оказалось труднее, чем с головокружением. Она поспешно села, вызывая новый приступ ворчания черепицы, и крепче впилась костлявыми пальцами в верёвку, привязанную к основанию флюгера за её спиной.
     Ночью в Семистере становилось тихо, а на такой высоте тишина была и вовсе пугающей. Те пару минут, что девушка приходила в себя, она различала лишь лёгкий свист ветра в ушах и собственное тревожное дыхание. Когда ветер играючи потрепал ей волосы на макушке, лицо путешественницы по крышам, похоже, осталось таким же напуганным.
     На вид ей было где-то между двадцатью пятью и тридцатью годами. Волосы, выкрашенные в глубокий карминовый цвет, с правой стороны и на затылке доходили почти до плеч, а с левой скошены наискось, едва прикрывая ухо. Тёмные брови, слишком заметные для девушки, длинный нос, грустно опущенные вниз уголки рта — её сложно было назвать миловидной. Не красил лицо и шрам, что разделял нижнюю губу на две неравные половинки и чуть спускался к подбородку. На улицах Семистера вы, быть может, захотели бы её пожалеть, либо отойти в сторону, приняв за попрошайку или воровку, не более того, и вряд ли ваше внимание задержалось бы надолго, не будь одной без сомнения притягательной черты: проницательных карих глаз, больших, будто у ребёнка, таящих огонь юности. В них чувствовались открытость, сильная воля и в то же время некая болезненная уязвимость, даже жертвенность, перед лицом жёстких правил окружающего мира. Глаза мечтателя, а может, мыслителя. Чуть поблёскивая в свете ночного неба, они напоминали два чёрных опала, в глубинах которых сокрыты тысячелетние тайны.

     * * *

     Корнелия Монтрей родилась и выросла в Семистере, исследуя его мрачные улочки, привыкая к тесно прижатым друг к другу серым каменным домам, пропитываясь дождливым, холодным духом города. То беззаботно радуясь, то скользя по лезвию выживания и получая вдогонку удары судьбы. Отец Корнелии потерял двоих братьев во время войны молодого королевства Эсфидель с Фарланом. Он сражался рядом с ними плечом к плечу во время кровопролитной битвы в Энтреморском ущелье, о которой никогда не забудет ни один житель Семистера. Попробуйте спросить любого мальчишку, и он увлечённо перескажет, как фарланцы укрепились на возвышенности и вели оттуда жестокую стрельбу, а эсфидельский центр, в большинстве состоявший из простых ополченцев Семистера, первым ринулся на холм, и яростный натиск храбрецов расколол вражескую армию надвое. Отец Корнелии был признанным героем; многие проходимцы рассказывали наперебой по тавернам о храбром Манфредо Монтрее, с которым якобы шли вместе в первом ряду во время битвы. На самом деле рядом оказались его братья, друзья и множество других безымянных героев, которые нашли на том холме ранние могилы - но, как заведено, больше всего хвастунов отыскивается среди тех, кто прятался за чужими спинами, настоящие герои вряд ли вдохновят вас на подвиги. Их тусклые, слезящиеся глаза, куда загнаны неприглядные отражения изломанных душ, хранят свою особенную память. Манфредо никогда не чувствовал себя героем. Горечь потери братьев подкосила его, и неудивительно, что истории отца, в которых постоянно ощущалась тлеющая душевная боль, сильно повлияли на Корнелию, сделав задумчивой, грустной и неразговорчивой. Влияние отца завладело её душой и вовсе безраздельно, когда мать, бросив мужа и пятилетнюю девочку, сбежала с молодым художником в город Мортерим, нанеся несчастному Манфредо ещё одну рану в истерзанное сердце.
     Есть предел того, сколько бедствий может вынести один человек; из-за несчастий, выпавших на его долю, Манфредо стал выглядеть гораздо старше своих лет. Другой, с более слабым характером, на его месте уже сдался бы и пошёл искать спасения за карточным столом или на дне бутылки. Кто знает, может так бы и случилось, не останься у него обожаемая маленькая дочь, о которой некому больше было заботиться. Корнелия превратилась для него в единственное утешение; он часто прогуливался с ней по улицам Семистера, рассказывая о своём босоногом детстве. О том, как излазил с другими мальчишками все уголки города, как ловил с ними кошек, чтобы повязать им синие шейные платки, отличительный знак солдат, или как проучил старого жадного пекаря, стянув у него из-под носа целую корзину свежей выпечки. Иногда воспоминания так захватывали его, что он будто становился ненадолго моложе, в его усталых глазах появлялись слёзы радости. В такие редкие минуты и Корнелия чувствовала себя счастливой, а увлекательные картины детских игр заражали и её саму.
     Манфредо делал всё, что мог, чтобы обеспечить девочке лучшие условия, однако отцовское воспитание имело и свои заметные последствия. Молоденькая душа Корнелии тянулась к приключениям, и ей не хватало терпения и усидчивости для привычных девичьих занятий вроде вышивания, музицирования, пения. Без толку обращаясь к учителям, Манфредо быстро понял, что толку из этого выйдет мало, и начал давать Корнелии образование сам. Он быстро привил девочке любовь к книгам, начав с фарланских рыцарских романов, не терявших популярность даже несмотря на прошедшую войну. А у старого библиотекаря Кардалио, которого Манфредо знал ещё с юношеских лет, можно было достать практически всё, что угодно. Вскоре Корнелия уже сама ходила за добавкой, постепенно осваивая величественные книги по истории и занимательные описания далёких земель, особенно засушливого Аль-Сулейда, откуда Семистер навещали торговцы изысканными редкостями.
     Любовь к книгам позволила Корнелии в семнадцать лет стать помощницей библиотекаря; и по стечению обстоятельств, именно там очень скоро проявился её удивительный дар, о котором прежде ни она, ни отец и не догадывались.
     Однажды в библиотеку заглянул средних лет мужчина, отдалённо похожий на её отца; с бледным, цвета болотной воды лицом типичного семистерца и запавшими глазами старика. Но насколько добродушно для неё выглядел отец, настолько же неприятным и холодным показался незнакомец. Это явно был человек очень богатый, возможно, знатный, и Корнелия невольно залюбовалась его вычурным костюмом — двуцветным котарди, правая половина которого была выполнена из усыпанного звёздами тёмно-фиолетового, словно ночное небо, бархата, оттенка, который в Семистере называли «ильфейр», а правая — из аль-сулейдской винно-красной парчи, расшитой узорами и переплетениями цветов, стилизованных диких зверей и деревьев. Дополняли это кичливое великолепие чёрная бархатная шапочка с пером и такого же цвета шоссы. Чуть более строгая и сдержанная в сравнении с ними шерстяная накидка застёгивалась на плече золотым аграфом с символом Алю-Эсфидель — хранительницы Семистера: печальной женской головки в профиль с простёртым над ней птичьим крылом.
     - Могу я чем-нибудь помочь вам, сударь?
     Богатей бесстыдно смерил Корнелию взглядом - должно быть, он принял маленькую темноволосую девчушку в дешёвом суконном платье за простую прислугу, нанятую поддерживать порядок в помещении. Её щёки вспыхнули от обиды и уязвлённой гордости.
     - Ты — едва ли сможешь, - отчеканил посетитель, теряя интерес. - Мне нужен библиотекарь.
     - Ему нездоровится. Если вы пришли за книгой, позвольте я принесу её.
     Несмотря на волну возмущения, которую вызвал этот самодовольный павлин, Корнелия говорила быстро и с холодной вежливостью. Из-за него она легко могла потерять своё место и накликать беду на головы Кардалио и отца, если не хуже.
     - Тогда достань мне томик Джаланхара, и поскорее, я тороплюсь, - жеманно выплюнул посетитель, скользнув липким взглядом по точёной фигурке девушки.
     Джаланхар был великолепным аль-сулейдским поэтом. Корнелия не раз читала его проникновенные, страстные произведения, даже на бумаге не терявшие своей притягательности. Оставалось лишь представлять, как трогательно звучали они в декламации автора. Подобные стихи могла оценить лишь тонкая, чувственная натура. Зачем же томик понадобился заносчивому богачу? Должно быть, для дочери или знакомой, решила девушка, хотя ей было трудно вообразить, чтобы у такого человека нашёлся родственник, чья душа потянулась бы к творениям Джаланхара в естественном порыве, а не потому, что стихи стали вдруг модны в высшем свете.
     Ей не составило труда найти книгу, которой долгое время была увлечена она сама. Маленький томик в переплёте из красной кожи — издание пусть и не самое роскошное и без витых орнаментов по краям страниц, как у аль-сулейдского, зато на родном ей языке. Корнелия мало задумывалась о том, насколько семистерский перевод может отличаться от оригинала, пока однажды в разговоре с ней отец не отметил, что переводить чужие стихи хорошо способен лишь поэт ещё лучший. С тех пор её мечтой стало отыскать уже не самого Джаланхара, прежнее очарование юности, а таинственного красноречивого переводчика.
     - Вот книга, которую вы просили. Подождите немного, сперва мне придётся отметить ваше имя в бумагах.
     - Кардалио меня хорошо знает. Слишком хорошо, - многозначительно, с нажимом произнёс визитёр. - Моё имя Джормунд Невиенрок.
     - Прошу простить меня, я никогда вас прежде не видела. - спокойно возразила Корнелия, стараясь не смотреть посетителю в глаза. - Хозяин Кардалио дал мне строгие инструкции. Личная подпись или печать, так требуют правила.
     Она отчётливо услышала жёсткий скрип кожаных перчаток, но Невиенрок смолчал. Всё так же без единого лишнего слова он прибег к тончайшей работы печати, вделанной прямо в его перстень, прихватил книгу и вышел. И только когда девушка из любопытства подступила к окну, ей пришлось стать свидетельницей того, с каким вспыльчивым человеком она имела дело. На улице, что обычное дело для Семистера, сплошным потоком лил дождь. Невиенрок выскочил наружу так быстро, что мальчишка-паж, дожидавшийся его, не успел укрыть хозяина плащом. Разразившись проклятиями, уже не обращая внимания на дождь, Джормунд вцепился мальчишке в волосы, повалил на землю и жестоко поколотил. Сердце Корнелии сжалось. С другой стороны, хоть она и корила себя за злорадство, столь дорого обошедшееся ни в чём не повинному слуге, девушке было приятно от мысли о том, что самодовольный богатей вымок наравне с простыми смертными.
     Корнелия приготовилась на долгий срок забыть о скверном посетителе, но к её удивлению, Невиенрок вернулся всего спустя пару дней. На этот раз старик Кардалио был на месте, к большому счастью для девушки, которой совсем не хотелось показываться богачу на глаза вторично. По правде сказать, от него у Корнелии по коже начинали бегать мурашки, а накануне даже успел присниться кошмар, о том, как безжалостный злодей избивал палкой её саму.
     Невиенрок заговорил с библиотекарем в той же высокомерной манере, однако в этот раз его выражение было переполнено пугающего, необъяснимого торжества. Чем-то он походил на сытно пообедавшего кота, если только коты, помимо прочего, умели бы злобно усмехаться. Корнелия, которая по вечному свойству юности была склонна принимать всё на свой счёт, успела навоображать неисчислимых ужасов и бедствий, перепугавшись и за себя, и за учителя, но ядовитое выражение богача, похоже, относилось на чей-то чужой счёт, потому что с Кардалио он вёл себя довольно вежливо. Передав томик библиотекарю, он торопливо прошёлся взад-вперёд по залу, морща нос, будто собираясь чихнуть, и уже другим, степенным и размеренным шагом вышел.
     - Корнелия, девочка моя, отнеси, пожалуйста, на место книгу, - мягко попросил Кардалио. Он знал, что помощница где-то поблизости и не стал повышать тон. После болезни голос его был всё ещё хриплым, хотя сохранил привычную теплоту.
     Девушка осторожно вышла из своего укрытия — а она краем глаза наблюдала за всем разговором, спрятавшись за одной из многочисленных полок — и с облегчением отметила, что шаги за дверью стихли. Книга, которую держал старик библиотекарь, удивила её меньше, чем визит Невиенрока. Конечно же, это был сборник стихотворений блистательного Джаланхара.
     По пути к полке, откуда она брала книгу, Корнелия представляла себе, какие приключения мог пережить томик в загадочном семействе богача. Возможно, поэзия была временной прихотью, и книга стремительно наскучила им, или какой-нибудь маленький капризный отпрыск, настойчиво требуя Джаланхара, в конце концов отверг такое чтение? И то, и другое казалось девушке неубедительным, пускай у богатых и свои прихоти. Больше всего удивляло, почему такой знатный господин забирает и возвращает книгу сам, а не через слугу. Но едва стоило девушке подумать об этом, она почувствовала себя нехорошо.
     Она помнила, что уже готовилась поставить томик на место, как вдруг её пробрало колючим холодом изнутри. Окружающие звуки — шелест бумаги и шарканье ног старого библиотекаря в конце галереи — стали глуше, отдалились, едва различимые среди безмолвных книжных корешков. Корнелия попробовала пошевелиться, но тело словно стало существовать отдельно от неё самой. Сердце яростно заколотилось от испуга, и его биение оглушило, обожгло слух девушки. Она попыталась зажмуриться и снова открыть глаза, прогоняя наваждение, но вместо этого против собственной воли подняла томик Джаланхара к самому лицу. Алая обложка сразу же потемнела, её заволокло потусторонней тенью.
     Прикосновение к неведомому парализовало её, отняло дар речи. Книга никуда не делась, напротив, она осталась краеугольным камнем в самом центре водоворота стремительных перемен: окружающая обстановка, мебель, освещение смешались в одно неопределённого цвета пятно, закружились и резко развернулись, заиграв ослепительно яркими красками, словно роскошный узорчатый веер. Как будто в зеркальную гладь колодца кто-то уронил камень, или кисточка художника-виртуоза одним мазком перевернула представление о привычной гамме красок. Вместо библиотеки девушка очутилась в просторной, огромной, точно королевские покои, комнате, обставленной с небывалым расточительством. Обтянутые бархатом стулья из фарланской древесины с витыми украшенными декоративным плющом ножками, аль-сулейдские ковры, мягкие, словно пух, изображавшие сцену битвы из некой старинной легенды, помпезные сочные картины и посуда из хрусталя и фарфора, завезённого из земель за океаном. Корнелия попыталась убедить себя, что всё это лишь плод её воображения, но глаза верили, сердце бойко, по-детски билось, и дух захватывало чувством космического великолепия.
     Даже самые яркие мечты и сказочные сны до сих пор рисовали ей лишь то, что она раньше уже видела, в жизни или по рисункам. Ощущение пусть преувеличенной, но реальности, прежде не покидало её. Но теперь большинство представших перед девушкой чудес были Корнелии совершенно в диковинку. Механическая птица, серебрясь тысячами драгоценных капелек в радужных нитях искусственных перьев, испускала музыкальные трели, перепрыгивая по закрученным ветвям дерева с красными опушёнными листьями. Колыхался невесомый тюль, прозрачный, точно паучий шёлк, роняя на стену запутанные золотые узоры света. Ловя щекой прохладное дуновение ветра из приоткрытого окна, Корнелия вновь почувствовала себя крохотной девочкой, едва познающей мир. От окружающей красоты так захватило дух, что девушка не сразу заметила присутствие в комнате людей. Она зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть, узнав Невиенрока.
     Облачённый в тот же наряд, что она запомнила в библиотеке, Джормунд стоял к ней спиной и беседовал с дамой средних лет в пышном лиловом платье, расшитом белыми цветами, жемчугом и драгоценными камнями. Вероятно, именно ей принадлежал дом и всё окружающее великолепие. Женщина слушала собеседника явно не очень внимательно, только изредка поворачиваясь и сдержанно кивая. Возможно, так и было принято вести разговор в высшем свете, но выглядело это, по мнению Корнелии, весьма неучтиво. Однако не успела девушка подумать о том, сколь, наверное, неловко чувствует себя Невиенрок, как незнакомая леди неожиданно повернула голову прямо в ту сторону, где стояла онемевшая от испуга девушка.
     На несколько коротких мгновений острые когти страха вцепились в девушку так крепко, что она не смогла даже пискнуть. Стук сердца снова сделался невыносимо громким, будто колокольный звон, лишая её воли. Корнелия не отрывала глаз от знатной дамы, пытаясь привести в порядок расстроенные мысли и на ходу соображая, как сможет объяснить своё невероятное появление в её покоях. А женщина, не шевельнув и бровью, спокойно повернулась к Невиенроку и бросила пару малозначительных фраз для поддержания беседы. Понадобилась целая вечность, заполненная воспаленным ужасом, прежде чем Корнелия сообразила: её никто не видит!
     «Что со мной? Я сплю, или одурманена? Как мне прогнать наваждение?» - лениво зашуршала вереница разумных мыслей. Внимательно рассматривая окружающие предметы, девушка вспомнила о томике стихов, очевидной причине всех этих немыслимых событий. Книги в её руках не оказалось, и отчаяние почти захлестнуло девушку с головой, когда случайный взгляд наконец выловил нужный предмет. Томик стихов спокойно лежал на туалетном столике перед ней, небрежно брошенный поверх шапочки Невиенрока. Корнелия потянулась к книге, будто к спасительной соломинке, на ходу успев порадоваться тому, что тело вновь стало слушаться её, как вдруг пальцы, уже готовые коснуться заветного корешка, вместо этого прошли сквозь него. Не успев понять, что происходит, подавшись вперёд всем корпусом, девушка потеряла равновесие и буквально полетела на пол. И снова, в миг, когда она ожидала болезненного удара, её голова прошла прямо сквозь столик со всеми предметами на нём, и только над ковром неведомая сила мягко, как воздушная перина, удержала Корнелию от падения. Она быстро вскочила на ноги, нервно оглядываясь и дрожа.
     Девушка могла слышать, о чём говорят Невиенрок и его собеседница, но слова не задерживались в её голове, вытесняемые ужасом неизвестного. Вот мальчик в ливрее принёс в комнату напитки и поставил их на круглый резной стол у окна. Услужливо поклонившись, слуга помчался по своим делам, не заметив, что вытянутая рука Корнелии прошла сквозь него. Девушка была здесь призраком, неосязаемой свидетельницей, причуда неведомых сил позволила лишь пассивно внимать происходящему. Оставалось послушно принять эти правила и постараться запомнить возможно больше деталей, на случай если среди них затерялся ключ к спасению, подсказка, как прогнать морок.
     Она подошла ближе и прислушалась к беседе. Светский обмен пустыми любезностями разочаровывал с первых же слов. Возможно, Невиенрок и его собеседница ждали кого-то третьего, или недавно между ними случился разлад. Иногда улыбка на лице Невиенрока начинала казаться почти искренней, хотя больше всего она походила на ту самую зловещую гримасу в библиотеке, чуть смягчённую маской вежливости. За блеском в глазах угадывался тайный интерес, который не могли погасить даже явная скука и невнимание дамы. В каком-то смысле Невиенрок выглядел вполне удовлетворённым, и после очередной милой шутки, над которой смеялся он один, мужчина предложил собеседнице выпить.
     Не обращая внимания на Корнелию — девушка лишь слабо вздрогнула, когда грозная фигура двинулась в её сторону — Невиенрок налил себе и даме вина. Что-то здесь было не так, решила наша наблюдательница, опасность явно витала в воздухе, и скоро стало ясно, что именно — гость ловко подмешал в один из бокалов содержимое маленькой склянки из своего рукава. Чтобы скрыть истинную причину задержки, он сделал вид, что заинтересовался формой бутылки и почтенными поставщиками такого изысканного вина. Женщина, ни о чём не подозревая, небрежно осушила предложенный ей бокал, в то время как Невиенрок краем глаза внимательно следил за ней, сам потягивая вино медленно и со вкусом. Снова поймав её скучающий взгляд, он с видом знатока повторил свою похвалу напитку, прибавив, что будет безмерно счастлив, если дама поделится сведениями об источнике и с ним. С приторной нежностью поцеловав женщине ручку и бросив ещё несколько незначительных фраз напоследок, визитёр попрощался.
     Этот образ Корнелия и запомнила последним; наваждение стало быстро исчезать, расплываясь водянистыми разводами. Ощущение холода успело прийти и вновь оставить её, когда она поняла, что лежит на полу библиотеки, а старик Кардалио, куда бледнее обычного, стоит над ней с платком, смоченным водой.
     - Бедная моя девочка, - заскрипел он. - Не знаю, что случилось, но тебя всю колотит. Как только дождь закончится, я провожу тебя до дома, а пока позволь я отведу тебя в комнату для женской прислуги, тебе нужно полежать.