Это цитата сообщения amlugos Оригинальное сообщение

Быть драконом. 2



Продолжение. Начало здесь.

С точки зрения людей, им, возможно, и есть за что плохо относиться к драконам. Но виной тому не драконы, а человеческие понятия о собственности.

Недавно я съел корову. Люди странно распоряжаются тем, что считают своим - у одних имущества гораздо больше, а у других меньше, чем нужно. При этом они ухитряются верить старым песням эльфов о нашей мифической жадности. А ведь я не отнимал последнее, выбрав себе корову из большого стада, "принадлежащего" местному вождю. Но эльфы волшебно поют.

Корова - тяжелая пища. Свободнорожденные могут усваивать почти всё, от некоторых видов камней до солнечного света. Но разнообразие необходимо, иначе дракон перестает быть драконом. Населяющие некоторые водоемы зеленоватые твари, глыбы мертвого льда в холодных морях, безумные красноглазые призраки с крокодильими челюстями - все они когда-то были моими братьями и сестрами, пока не остановились на какой-то одной пище. Или образе жизни.

Нет ничего легче, чем перемениться, повторяют Старые. Альсклинг считает, что раса Свободнорожденных может полностью вымереть, и произойдет это именно путем превращений - когда дракон слишком часто ест одно и то же, или слишком редко просыпается, или неосмотрительно дает волю чувствам (в этом месте я начинаю беспокоиться за нее и за себя). Постепенно такой дракон теряет части своего естества - крылья, память, разум, огонь, жизнь.

Я действительно давно не ел красного мяса, и то, что мне его захотелось - хороший знак: в организме не произошло перемен. Шкуру и кости я оставил, так как первое люди используют в хозяйстве, а второе дают собакам. Вероятно, они думают, что я побрезговал.

Через несколько дней я замечаю с высоты одинокого всадника, осторожно выбирающего путь по болоту. Люди редко появляются в этих краях, где нет ни дорог, ни поселений, и я разворачиваюсь, чтобы разглядеть его получше. Судя по снаряжению, которое этот человек, должно быть, считает богатым, и по набору оружия, он принадлежит к знатному роду и имеет не самые миролюбивые намерения. Увидев меня, он кричит и размахивает копьем, которым только что нащупывал дорогу в трясине.

Я беру ниже и, выбрав невдалеке от него островок понадежней, приземляюсь. И узнаю, что принц Барн, как он представляется, разыскивает именно меня - с целью убить и таким образом отомстить за корову.

"Но разве эта корова была твоим родичем или другом?" - спрашиваю я. - "Почему ты приравниваешь ее жизнь к моей?"

Молодое лицо принца под черным шлемом искривляется в гримасе ярости.

"Драконы не имеют чести!" - выкрикивает он. - "Как ты смеешь издеваться надо мной?"

Я смотрю прямо в крошечные голубые глаза и понимаю, что мне следует уйти. Возможно, предварительно сломав этому принцу руку, чтобы он не подстрелил меня, пока я буду взлетать. Но я не двигаюсь с места.

"Драконы имеют разум и дар речи, как и люди," - объясняю я ему. - "Коровы темны и бессловесны."

"Гольрадир из Анвамане рассказывал мне о вашем коварном разуме и лживых речах! Я не поддамся на твои хитрости, змей!"

"Гольрадир из Анвамане - эльф. Почему ты веришь ему и не веришь мне?"

"Ты - вор!" - презрительно отвечает принц. В логике ему не откажешь.

"Корова не принадлежала тебе," - я пытаюсь зайти с другого конца, но он перебивает:

"Она принадлежала королю Эдгару, а я поклялся наказать вора!"

Конечно. Приглядевшись, я вижу еле заметное нежное свечение вокруг головы и туловища принца - золотистое, жемчужное, фиолетовое.

"Его дочь провожала тебя в дорогу. Тебе не так уж важна эта несчастная корова."

Принц Барн рычит от негодования и тянется к своему луку. Я бью передней лапой по трясине впереди, пуская высокую - почти в свой рост - волну грязи. Конь принца шарахается в сторону и вязнет в тине, увлекая за собой седока. Принц бросает лук и пытается одновременно найти точку опоры и высвободить ноги из стремян, но возня только усугубляет его плачевное положение.

Совершенно некстати я вспоминаю Альсклинг. Одним прыжком, подкрепленным взмахом крыльев, я оказываюсь на берегу, где выбираю чахлую сосенку и валю ее в направлении утопающего. Принц немедленно хватается за нее и вскоре, облепленный тиной, оказывается на берегу, умудрившись оставить в болоте вместе с конем только лук и копье. Он достает было из ножен короткий меч, но тут же вкладывает его обратно, снимает шлем и выливает из него вонючую жидкую грязь.

"Зачем ты меня спас?" - хрипло спрашивает он, вытирая лицо. - "Что тебе надо?"

Я не знаю, что ответить. Это непривычное ощущение для дракона, и, чтобы прогнать его, я говорю:

"Ничего."

"Ты лжешь, змей! Почему ты не убил меня? Ты думаешь, я не понимаю, что теперь моя жизнь принадлежит тебе, раз ты спас меня?"

Всё эти понятия о собственности. Кажется, я часто буду вспоминать съеденную корову.

"Мне не нужна твоя жизнь."

"Тогда возьми что-нибудь взамен и отпусти меня! Возьми что хочешь!" - Принц Барн опять выглядит разъяренным, но сейчас от него идет тяжелая волна звериного страха. Коровы не умеют бояться так сильно, как люди.

"Я хочу разговаривать с людьми," - решаюсь я на правду. - "Но не с теми, кто слушает эльфов."

Принц молчит. Запах страха, идущий от него, усиливается.

"Когда твоему сыну исполнится семь лет, пусть он придет сюда. Я буду говорить с ним."

"У меня нет сына," - начинает он, но тут же догадывается. Его лицо сереет от страха, потом принимает жесткое выражение. - "Будь по-твоему, змей."

По-видимому, лгать в лицо дракону не возбраняется, согласно его понятиям о чести. У драконов-то она отсутствует.

"Ты можешь идти," - говорю я.

Может, это и к лучшему. Если отвращение к людям, которое я испытываю сейчас, сведет на нет мой интерес к ним, пусть так и будет.