Not only did the snapshots follow Armande through all the phases of the past and all the improvements of amateur photography, but the girl also came in various states of innocent undress. Her parents and aunts, the insatiable takers of cute pictures, believed in fact that a girl child of ten, the dream of a Lutwidgean, had the same right to total nudity as an infant. The visitor constructed a pile of albums to screen the flame of his interest from anybody overhead on the landing, and returned several times to the pictures of little Armande in her bath, pressing a proboscidate rubber toy to her shiny stomach or standing up, dimple-bottomed, to be lathered. Another revelation of impuberal softness (its middle line just distinguishable from the less vertical grass-blade next to it) was afforded by a photo of her in which she sat in the buff on the grass, combing her sun-shot hair and spreading wide, in false perspective, the lovely legs of a giantess.

Снимки не только проходили вслед за Армандой сквозь все периоды прошлого и все успехи любительской фотографии, но и девочку являли в разнообразных состояниях невинной голизны. Ее родители и тетки, ненасытимые изготовители очаровательных карточек, питали уверенность в том, что десятилетняя девочка, мечта лютвидгеанца, имеет столько же прав на полную наготу, сколько их есть у новорожденного младенца. Гость уложил альбомы стопой, ограждая пламя своей любознательности от всякого, кто пожелал бы присмотреться к нему с верхней площадки лестницы, и несколько раз возвращался к картинам купания маленькой Арманды, прижимавшей к блестящему животу хоботастую игрушку или стоявшей во весь рост, с ямками на ягодицах, ожидая, когда ее станут намыливать. Еще одно откровение недозрелой мякоти (которой срединная линия явственно рознилась от льнущей к ней, но не столь вертикальной травинки) обнаруживал снимок, на котором она нагишом сидела в траве, расчесывая прошитые солнцем волосы и в ложной перспективе широко разведя прелестные великанские ноги.