Крепость мысли, одухотворенная сознанием неизбежности подчинения и использования накопленного и неизведанного заставляет терпеть сладость и непревзойденность утомленной вечности, где нет сомнений в свежести разрозненности, краха и трепета, света и легкости, жизни и ветхости.
Как можно постичь верность не изведав искушения?
Как можно не увидеть первозданности себя и не постигнуть заполненности?