Ребенок

Часть 4-2

Алекс вздрогнул от тупой боли в шее: от руки Дэвида остались ощутимые отметины, которые начинали багроветь и превращаться в синяки на нежной светлой коже. Еще сильнее его заставляли вздрогнуть мягкие и теплые прикосновения, когда Дэвид стирал с его раскрасневшихся щек слезы, убеждая в своей правоте. Не сказать, что Алексу это было особо неприятно, но ему не хотелось, чтобы Дэвид дотрагивался до него, потому что каждое его прикосновение словно обжигало холодом. Этот человек стал для Алекса еще более далеким и чужим. Дэвид сам говорил, что все играют, просто кто-то лучше, а кто-то хуже, поэтому не исключено, что он сам лишь заигрался своей ролью, которую знает на отлично. Алекс не знал, чему верить, поэтому отвернулся и оттолкнул его, без слов пытаясь сказать, что не хочет, чтобы к нему прикасались.
Дэвид, отведя руку, встал и, ничего не ответив, вышел из ванной, а вернувшись через пару минут с полотенцем и уже знакомым халатом Моники, повесил их на дверцу душа и вновь вышел.
Через силу заставив себя приподняться, Алекс снял мокрую холодную одежду и включил горячую воду, чтобы согреться. Ему было холодно, но не только физически. Холод насквозь пронизывал тело и душу: было стойкое ощущение, что внутри все оледенено и трещало от инея.
Выключив воду и обтершись, Алекс надел халат, но теплее ему не стало. Пребывая словно в коматозном состоянии, он зашел в комнату, в которой обычно спал, и сел на кровать, бездумно суша волосы большим полотенцем, будто не замечая Дэвида, зашедшего за ним следом; и отрицательно помотал головой, когда тот протянул ему бокал.
- Выпей, это виски, - держа бокал перед лицом Алекса, тот слегка наклонил его, демонстрируя содержимое.
Но Алекс вновь дал отрицательный ответ, помотав головой.
- Выпей, - настаивал на своем Дэвид уже более приказным тоном. - Конечно, от этого тебе не полегчает, но хотя бы поможет успокоиться и заснуть.
Неопределенно кивнув, Алекс взял бокал, понимая, что пока не сделает то, что от него хотят - Дэвид не уйдет.
С подозрением взглянув на темное и пахучее содержимое, он все-таки сделал один глоток, от которого тут же перехватило дыхание. Для Алекса этот напиток был слишком горьким и крепким, но он все же проглотил его: виски обжигающе заполняло собой рот и горло. Пересилив себя, Алекс сделал еще один глоток, который оказался уже не настолько противным. На третий просто не хватило дыхания, и он, наклонившись, поставил бокал на пол.
- Молодец, а теперь ложись, - подняв бокал, Дэвид откинул одеяло.
Алекс послушно лег, решив не перечить, а Дэвид вышел из комнаты. Когда за ним захлопнулась дверь, Алекс с головой накрылся одеялом. Холод все еще сковывал его тело. Хоть спиртное и согревало изнутри, его горькое и едкое тепло постепенно угасало, превращаясь в легкую дымку, затмевающую собой ненужные мысли. Хотелось спать, но было слишком холодно, и Алекс никак не мог уснуть. Сжавшись, он пытался дыханием согреть руки, которые были словно ледяными и едва не дрожали.
Через какое-то время, проходя мимо, Дэвид заглянул в комнату, чтобы проверить Алекса, и как бы тот ни пытался притвориться спящим, его начинало выдавать непроизвольное постукивание зубов, будто он был в тонкой одежде на морозе. Мелкая дрожь не покидала тела, ему все еще было холодно, несмотря на теплое одеяло, которым он был укрыт с головой.
Уже забыв практически обо всем, пытаясь согреться, Алекс почувствовал, как рядом прогнулся матрац под весом Дэвида, когда тот присел на край кровати. Откинув одеяло, он отвел от лица Алекса челку, тонкие прядки которой прилипали к горячей коже. Немного наклонившись к нему, Дэвид коснулся его лба сначала своим дыханием, а после, чуть помедлив, и губами, мягко и едва заметно, словно проверяя температуру у маленького ребенка, ибо на фоне собственных холодных рук чужая кожа всегда казалась теплее.
Отстранившись, недовольно сведя брови, Дэвид недолго сомневался и, ложась рядом, обнял Алекса со спины, который лежал на боку, сжимаясь в комок, пытаясь согреться, а по его щекам все еще скатывались слезы. И когда он попытался отстраниться - Дэвид удобнее обнял его, одну руку положив ему под голову, а другой обхватив поперек груди.
- Все хорошо... - шепнул Дэвид Алексу на ухо, когда тот напрягся, вжимая голову в плечи. - Я знаю, ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе, но придется немного потерпеть. Позволь согреть тебя, а как только ты заснешь - я уйду.
Спиной Алекс чувствовал тепло чужого тела, а на шее мягко оседало ровное дыхание, совершенно не походившее на прикосновения чудовища и убийцы, для этого они были слишком мягкими и теплыми.
- Не уходите... - едва слышно выдохнул Алекс, не веря в то, что все-таки сказал это, словно тело научилось отвечать, не согласовываясь с сознанием. Либо его просто подкупало тепло заботливых прикосновений. Алекс в который раз не знал, чему верить, жестокости или нежности. Руки, причинившие боль своей грубостью и силой, сейчас ласково обнимали, а пару мгновений назад губы коснулись лба так, словно даже не умели говорить всех тех ужасных вещей.
Сложно было сказать, что из этого наигранность, а что - действительность, но, вероятно, Алекс сам требовал невозможного, ведь обе эти стороны настоящие. Одна из них хладнокровна и жестока, а другая - нерешительно ласкова и удивительна, особенно для самого Дэвида.
Вспомнив о том, что наговорил в порыве эмоций, о чудовище, убийце и ненависти, Алекс уже сомневался в том, действительно ли так думает, однако Дэвид ничуть не был удивлен тем словам. Но сейчас он был так близко, что Алексу действительно стало теплее, Дэвид согревал его: собой, биением своего сердца и тем, что был рядом, даже когда его пытались оттолкнуть. Он был настолько близко, что хотелось, чтобы он слышал мысли… чтобы услышал, что Алекс сожалеет обо всем, что сказал, и о том, что если бы сейчас Дэвид не пришел, то он был никогда не смог простить ему этого.
Слеза, скатившаяся по щеке, коснулась края губ, и Алекс вспомнил, как когда-то Дэвид так же, почти невесомо и мягко, коснулся этого края губ едва ли не целомудренным поцелуем и сказал, что будет рядом. Тогда он спас Алекса, и теперь его жизнь полноправно принадлежала Дэвиду. Алекс сам отсек все пути к прошлому, сказав об этом.
Дэвид был прав в том, что Алекс помнил грязное прошлое и тех, кто причинял боль, не видя больше ничего. И сейчас, взглянув на свою жизнь новым взглядом, Алекс понял, что не хочет ничего из своего прошлого. Ни видеть, ни знать, ни помнить.
Когда он коснулся руки Дэвида, убирая ее со своей груди, тот хотел встать и уйти, думая, что бесполезно насильно вновь что-то навязывать, но Алекс повернулся к нему лицом и, помедлив лишь секунду, думая о том, может ли позволить себе такую наглость после всего, что сказал - прижался к нему, поймав за рубашку, крепко сжимая ее в ладонях. Алекс надеялся, что не ошибся с выбором, и решил поверить ему, его теплу; и хотел быть рядом. Возможно, для выбора был предоставлен только один вариант, но и от него можно было отказаться. Тем не менее, лучше быть домашним питомцем бессердечного человека, нежели сгинуть в одиночестве где-то в подворотне.
Дэвид был более чем удивлен подобному жесту после всего, что услышал о себе, но все же обнял Алекса, так искренне приникшего к нему, чувствуя, как его теплые слезы впитываются в тонкую ткань рубашки.
Небольшая дрожь все еще порой проходила по коже, но Алекс отчаянно пытался согреться в объятиях человека, которого боялся, и при этом так же боялся остаться один.
И какая бы из сторон Дэвида ни оказалась истинной - в каждой из них он был настоящим, и Алекс чувствовал это, одинаково в безразличном взгляде и осторожных прикосновениях. Более того, Дэвид был единственным, кто не смотрел на него как на кусок свежего мяса. Любой другой просто желал попользоваться юным телом ради собственной забавы и удовлетворения, а Дэвид отказался от этого, даже когда Алекс стоял перед ним в самой откровенной позе, какую только мог представить. Дэвид- всегда оставался хладнокровным, даже когда Алекс представал перед ним без всего и когда лежал рядом, прижимаясь ближе, ища поддержки и утешения.
В прикосновениях Дэвида Алекс не чувствовал того, что было в других: они лишены какого-то скрытого умысла. Возможно, он порой и вздрагивает, когда его касаются эти холодные руки, но делает это больше по привычке, нежели потому что сторонится их. Даже сейчас, находясь, по сути, в весьма интимном положении, Алекс спокоен, ведь иногда его гораздо больше страшит натура Дэвида, нежели его намерения.
И более чем возможно, что Дэвид был прав в том, что Алекс не то чтобы не пошел вновь к своему отцу, а даже бы и не вспомнил о нем, если бы не получил ответ. Но, как бы Алекс ни пытался оправдать Дэвида в своих мыслях, он все равно оставался убийцей, который может убить человека, глядя ему прямо в глаза, и при этом у него ничто не дрогнет в душе. Принимая решения, Дэвид слишком редко ошибается, и Алексу подумалось о том, что, если и придет момент, когда дуло пистолета Дэвида будет направлено на него, то он не станет сопротивляться, потому что другого шанса умереть более спокойно у него не будет.