Ребенок

Часть 3-3

- Ты дрожишь, - подойдя, констатировал Дэвид, проводя рукой по его спине, чувствуя множество мурашек, покрывающих кожу, и дрожь, которая исходила словно от самого сердца, бьющегося в бешеном ритме.
- Мне холодно... - крепко зажмурив глаза, тихо ответил Алекс, чувствуя большую ладонь на своей пояснице.
- Но ты дрожишь не поэтому, - подняв халат и обратно накинув его на узкие плечи, констатировал Дэвид. Он был абсолютно спокоен, даже когда Алекс, набравшись смелости, прижался ягодицами к его паху, а спиной - к груди. Его сердце, как и всегда, билось размеренно, так и не дрогнув.
- Пожалуйста... - Алекс хотел повторить свою просьбу, но Дэвид зажал его рот рукой, а второй, положа ее на вздымающуюся от неровного дыхания грудь, прижал ближе к себе.
- Почему, если ты испытываешь от этого боль и отвращение к себе, просишь меня взять тебя? Разве мои прикосновения не будут так же ранить и пятнать тебя, как и другие? - тихо, на ухо задал вопрос Дэвид. Ослабив руку у рта, он давал возможность ответить, но Алекс молчал, не зная, что сказать. Его глаза вновь наполнялись слезами, в горле вставал ком, а спокойствие Дэвида заставляло чувствовать себя жалким и ничтожным. - Или ты выбрал заключение, с которым можешь смириться?
- Я хочу перестать страдать... - Алекс не знал других ответов на эти вопросы. - Я больше не могу терпеть эту боль...
Резко схватив за плечи, Дэвид повернул его к себе лицом и тут же прижал спиной к стене, буквально впечатывая в нее.
Дэвид смотрел в заплаканные глаза прямо и открыто, словно вонзаясь в них своим ледяным взглядом, ища в них ответ.
Отпустив, он недобро прикрыл глаза и наотмашь ударил Алекса по лицу, отмечая его щеку ярким следом жгучей пощечины, от которой тот вновь прижался к стене.
- Никогда не смей так унижаться! - холодно рыкнул Дэвид, а в его голубых глазах на долю секунды вспыхнул огонь, но тут же потух, когда по алому отпечатку его же руки скатилась слеза, расчертив горящую болью кожу.
Алексу было больно, но он молчал, даже не всхлипнув, потому что боль от этого удара уравновешивала собой муки в душе.
- Прости... - приложив ладонь к его щеке, извинился Дэвид, понимая, что переборщил и ударил слишком сильно. Наклонившись, он обнял Алекса, легко и осторожно, сомневаясь в собственных действиях.
Дрожь Алекса постепенно утихала, будто исчезая в чужом теле. Он осознал, какую глупость совершил, и понимал, насколько это унизительно... и оскорбительно, не только для него. Он оскорбил Дэвида, не только полагая, что он сделает то, о чем его просили, но и самой просьбой, ведь глупо предлагать свое тело человеку, которому оно уже и так принадлежит вместе с жизнью и душой. Поняв это, Алекс нашел и ответ на его вопрос... прикосновения Дэвида не будут ранить, как прикосновения других, потому что только они способны смыть эту грязь и успокоить, и для этого им не обязательно сжимать и облапывать тело в желании, а достаточно обнять, чтобы все исчезло, растворившись в его спокойствии.
Хотелось попросить прощения, но Алекс не мог найти слов, которые бы смогли передать все то, что он хотел выразить в них; все они были слишком скупы для того, чтобы описать его отчаяние и желание быть прощенным.
Уткнувшись лицом в грудь Дэвида, Алекс завел руки ему за спину, нерешительно обнимая, но стараясь вложить в этот жест все, что не мог высказать словами.
Отстранившись, Дэвид запахнул на нем халат и, ничего не говоря, взял на руки и отнес в комнату. Положив Алекса на кровать, он присел рядом, гладя его по голове.
Что-то было в этом молчании, оно умиротворяло и заставляло мысли успокоиться.
Проводя кончиками пальцев по лицу Алекса, Дэвид осторожно прикасался к бледнеющему следу от удара своей же руки, мягко оглаживая, чтобы не причинить новую боль.
Каждое его прикосновение словно вытягивало боль из души и превращало ее в ничто, в обычное прошлое, которое станет очередным куском прожитой жизни и со временем забудется.
При всей своей холодности и жестокости Дэвид обладал неописуемой способностью успокаивать. Его взгляд, с отблесками льда, порой не вонзался, а огибал кожу, тая и смывая с нее все, как ливень смывает грязь с крыш и дорог. А его размеренное дыхание, как ветер, гоняющий и лопающий мыльные пузыри, разрывающий их на мельчайшие капли, извлекал из души осколки и заставлял затягиваться раны. Не каждый может ощутить это в его жестокости и спокойствии, но Алексу показалось, что он чувствует именно это, или ему лишь вновь кажется, и все это очередное желание веры в лучшее в нем. Он даже не мог представить себе, о чем думает Дэвид, но, находясь рядом с ним, чувствовал себя странно спокойно, так же, как бы чувствовал себя рядом с любящим и понимающим отцом.
Алекс лежал, закрыв глаза, но не спал; он ловил каждый момент происходящего, каждое прикосновение; прислушивался к каждому вдоху и выдоху.
- Ты простишь меня? - Дэвид чувствовал, что он не спит.
- За что? - приоткрыв глаза, тихо, но удивленно спросил Алекс.
- За все, - флегматично усмехнулся Дэвид, - за то, что я позволял делать с тобой, за то, что сломал твою жизнь, а после почти выбросил, отпустив.
- Это не так… вы открыли мне глаза на все, что окружало меня, но сам я не замечал этого... вы были рядом... я очень благодарен вам, - приподнявшись, опираясь перед собой рукой, Алекс отрицательно помотал головой.
- Так или иначе, если ты хочешь, то можешь остаться здесь. Я всегда смогу защитить тебя.
Алекс слушал Дэвида и едва не дрожал от вновь накатывающихся на глаза слез, он слышал то, на что и не надеялся. Эти слова, казалось, растворяли тьму в его душе, заполняя собой. Он не знал, для чего Дэвид делает это и что хочет получить взамен, но был готов ко всему, ведь ради его снисхождения мог вынести все что угодно.
- Почему вы... так добры ко мне? - тем не менее Алекс считал, что должен услышать причину, которой обязан всем.
Протянув руку и вновь погладив его по голове, пропуская волосы между пальцев, Дэвид ответил своим привычным тоном:
- Потому что ты, похоже, искупление моих грехов.

продолжение следует