Время пришло

Акт 8,5: Отметины

Яркое солнце опускалось за горизонт, успев за день напоить сочным светом и теплом большой сад. Каждый цветок, каждая лилия, впитав это тепло, раскрывались и источали стойкий запах, который витал над садом и достигал поместья, обвиваясь вокруг него, словно невидимая мантия. Даже пыль, парящая в длинных коридорах, имела этот запах. Но все же одна большая комната, скрытая от света и тепла за тяжелыми портьерами и массивными дверями, никогда не ведала о существовании этих пахучих цветов. Ее холодный пол и множество стеллажей пахли старым деревом, потертым и пыльным. А все книги, что занимали комнату, молчаливо впитывали эту пыль, уже давно утратив запах переплета и краски.
В одном из узких проходов на высоком стуле на цыпочках стоял мальчик и пытался дотянуться до книги на одной из верхних полок. Прикусив кончик языка от усердия, он коснулся книги подушечками пальцев и улыбнулся своей маленькой победе, но поспешил, потому что книга слишком плотно была зажата между другими и не поддавалась. Мальчик отстранился и, заправив за ухо прядь светло-русых волос, недовольно вздохнул, ведь было несправедливо, что почти все интересные ему книги всегда находились так высоко. Спустившись, он достал несколько больших книг с нижней полки и положил их на стул. Конструкция казалась слишком сомнительной и неустойчивой, но мальчик все-таки осторожно взобрался на нее. Стул под ногами пошатнулся, когда он встал на цыпочки и коснулся заветной книги…
- Адам! - голос прозвучал совсем рядом и принадлежал высокому мужчине, который, лишь завидев своего сына, быстро подошел к нему.
- Отец, - не отпуская книгу, мальчик обернулся, слыша знакомый голос и ноты недовольства в нем.
- Зачем ты туда залез? Ты же можешь упасть, - мужчина, протянув руку, придержал сына за пояс.
- Книга… - Адам вздрогнул, чувствуя холод ладони через ткань тонкой рубашки. Повернувшись к отцу, он улыбнулся, показывая книгу, так привлекшую его внимание. - На ней написано твое имя… видишь?
- Мое имя? - изогнув бровь, мужчина взглянул на обложку книги, на которой большими грубыми буквами было написано "Гилберт". - Странно.
- Почему? - наблюдая за тем, как отец открыл книгу и окинул ее весьма нелестным взглядом, Адам положил руку ему на плечо и попытался спуститься.
- Не помню такой книги, - не найдя ни имени автора, ни печати издателя, Гилберт захлопнул ее, даже не взглянув на содержимое. Придерживая сына, он заметил, что тот босой, и взял его на руки. - Адам, почему ты опять босиком? Здесь холодный пол.
- Я снял ботинки, чтобы было удобнее… - обняв отца за шею, Адам кивнул куда-то в сторону. - Они там, у стола.
- Понятно, - направившись в указанную сторону, Гилберт удобнее обхватил его, хотя книга и слегка мешала.
Привычная тишина библиотеки нарушалась его четкими шагами, которые эхом отражались от стен и постепенно исчезали среди множества полок и книг. Это место было последним, где Гилберт ожидал увидеть сына, потому что тот не отличался особой тягой к чтению и учебе, хотя и рос достаточно смышленым для своих двенадцати лет.
- Что ты здесь делал? - спросил он, посадив сына на стол и осматриваясь в поисках обуви.
- Я здесь часто бываю и прочитал уже немало книг, - Адам улыбнулся, хотя и разочарованно вздохнул. Ему всегда хотелось, чтобы отец знал о нем чуть больше, а не обращал внимание лишь тогда, когда он делал что-то не так. - Особенно когда тебя нет дома.
- И о чем были эти книги? - сев за стол и поставив ноги Адама себе на колено, Гилберт расшнуровал один из найденных ботинок.
- Ну… - поджимая губы, Адам опустил взгляд, глядя на то, как отец надевает на него ботинки, и, когда тот закончил, неуверенно постучал задниками друг о друга. - Некоторые про оружие, а некоторые о военных стратегиях.
- Хм… и ты что-нибудь понял? - вопреки ожиданиям сына о недовольстве, Гилберт лишь усмехнулся, узнав о таком выборе.
- Немного, но было интересно… думаю, я пойму лучше, если ты расскажешь мне, - воодушевленно произнес Адам.
- Тебе незачем это знать, - Гилберт подвинул кресло ближе к столу и, подцепив пальцами подбородок сына, властно заглянул в глаза. Он не желал поднимать тему, которая возникала почти при каждом их подобном разговоре и тем более сейчас, когда она была крайне неуместна. - Разве я не говорил тебе, чтобы ты даже не заикался об этом?
- Но…
- Но? - сжав сильнее, не позволяя отвернуться, переспросил Гилберт, давая понять, что ничего не хочет слышать, кроме согласия.
- Но ты сам спросил… - тихо отозвался Адам, не сводя взгляда с отца.
- Мне казалось, ты еще в прошлый раз все понял и бросил свою навязчивую идею, - отпуская, Гилберт говорил так, что его слова звучали как указание, нежели как предположение.
- Я все понял, - Адам кивнул, прикладывая ладонь к подбородку, ощущая неприятное покалывание от такого совсем не отеческого прикосновения.
- Молодец, - слегка улыбнувшись, Гилберт откинулся на высокую мягкую спинку кресла.
Возникшая тишина разбавлялась лишь глухим шелестом страниц книги, которую Гилберт без особого интереса перелистывал. Его имя на обложке ни о чем не говорило и тем более никак не вязалось с ее содержанием. На плотных шероховатых страницах были иллюстрации различных поделок из дерева, их описание и прочее. Гилберт не знал о каждой книге в библиотеке, но никак не ожидал увидеть подобную, потому что в их доме никто не мог интересоваться тем, что в ней написано. Тем не менее, книга привлекла внимание Адама еще стоя на полке, и сейчас он вновь с интересом в нее заглянул.
- Смотри, -Адам улыбнулся и указал пальцем на небольшой рисунок на странице. На развороте была изображена разобранная шарнирная кукла, а одна из ее округлых деталей имела две прорези. - Походит на мои родинки.
- Я так не думаю, - выдохнул Гилберт.
- И все-таки похоже… - приподняв край рубашки и прикусив его зубами, чтобы не опадал, Адам слегка опустил брюки. На светлой с молочным оттенком коже была пара родинок по обе стороны от тазовой косточки, отчего они и напоминали как раз такие же прорези, как и на рисунке.
- Глупость, - перелистывая страницу, бросил Гилберт.
- Но ты ведь даже не посмотрел!
- Я уже не раз их видел, - он приподнял бровь, рассматривая куклу, изображенную на странице, которая в итоге должна была получиться. Она выглядела не слишком приглядно, даже для безликой марионетки.
- Понятно… - опустив рубашку, протянул Адам. - Но разве такие отметины не делают меня… особенным? - с надеждой спросил он, ведь так хотелось услышать что-нибудь кроме указаний и недовольства.
- Не думаю, что какие-либо отметины способны сделать кого-то особенным, - Гилберт захлопнул книгу и повернулся к сыну, все так же сидящему на краю стола.
- Даже меня? - уже с долей обреченности спросил Адам.
- Даже тебя, - так и не различив намека на то, что же сын хотел услышать от него, без умысла ответил Гилберт, не догадываясь, как неприятно прозвучали его слова.
- Почему?
- А что особенного в обычных родинках?
- Ничего…

Мельчайшие капли дождя, наполняющие воздух, водяной пылью липли к окнам, не позволяя разглядеть за ними хмурое небо. Осенние вечера становятся все короче и темнее, а их пасмурность навевает разве что простуду и грусть, ведь тогда можно закутаться в одеяло и не вставать.
Развязав тонкую ленточку на шее, поддерживающую воротник рубашки, Адам бросил ее на стол и взглянул на себя в зеркало. К пятнадцати годам он стал уже достаточно привлекательным и образованным юношей, хотя иногда по-прежнему напоминал ребенка, особенно в глазах тех, кто заботился о нем. Словно о чем-то вспомнив, Адам приподнял край рубашки и опустил пояс брюк. На матовой коже на бедре возле выступающей тазовой косточки виднелись родинки, о которых он уже почти забыл. И сейчас, вновь видя их, он осторожно провел по одной из них пальцем. Но родинки были настолько аккуратными и ровными, что даже не ощущались и больше походили на пару капель хны или чернил, нежели на отметины, данные при рождении.
Дверь в комнату тихо приоткрылась, и Адам, услышав это, тут же обернулся.
- Не потревожил? - спросил Граф, заходя в комнату, хотя и час был уже достаточно поздним для визитов.
- Нет, - поправив на себе рубашку, Адам натянуто улыбнулся в ответ. - Ты что-то хотел, дядя?
- Ничего особенного... зашел пожелать спокойной ночи.
- Вот как… - слегка растерявшись, он даже вздрогнул, подозревая, что едва ли все так просто, и пытался припомнить, не оплошал ли в чем днем. - Спасибо.
- Ты чем-то обеспокоен? - окидывая крестника внимательным взглядом, Граф остановился рядом с ним и погладил по голове.
- Нет, но... не каждый вечер ты приходишь ко мне около полуночи, чтобы пожелать спокойной ночи, - Адам усмехнулся, высказывая свои подозрения, но где-то в душе ему было приятно.
- Полуночи? Ох, извини, я не думал, что уже так поздно, - резко отведя от него руку, Граф взглянул на часы, стоявшие возле нерасстеленной кровати. - Кажется, немного увлекся делами и забыл про время… а ты почему все еще не спишь?
- Не спится, - улыбнувшись более легко, Адам пожал плечами.
Лишь неопределенно кивнув, Граф взглянул на ленточку, небрежно лежащую на краю стола и готовую вот-вот упасть на пол. Поймав и сложив пополам, он повесил ее на зеркало.
- Сегодня были занятия, - пояснил Адам, тоже взглянув на ленточку, потому что без особой надобности ее не носил; лишь перед преподавателями или гостями.
- Я знаю, - садясь на кровать, Граф одобрительно кивнул. Хотя крестник и жил у него уже достаточно долго, порой Адам все еще вел себя так, будто только приехал и боялся сделать что-то не так. - Репетитор похвалил тебя, когда заходил ко мне.
- Да? А на меня он сегодня все занятие как-то странно смотрел и постоянно поправлял, - почти пожаловался Адам, потому что крайне редко у него появлялась возможность поговорить о подобном.
- Вероятно, он знает, что ты можешь лучше.
- А если не могу?
- Можешь, - с улыбкой заключил Граф. - Но действительно нет смысла заставлять тебя, ведь ты и так достаточно хорошо со всем справляешься.
- А отец бы сказал, что нужно стараться, чтобы не придирались, - тихо произнес Адам, вновь взглянув на себя в зеркало.
- Он - идеалист, хотя и не во всем, - чуть скривив губы, усмехнулся Граф. Отца Адама он знал слишком давно и слишком хорошо, настолько, что во многом мог бы поспорить, но воздерживался, потому что не имел привычки вмешиваться в чужие взгляды. - Кроме того, он часто относится ко всему с предубеждением.
- Да… - Адам согласился. Об этом он знал как никто другой.
Немного приподняв рубашку, он задумчиво взглянул на родинки, пытаясь вспомнить, что именно они ему напоминают. Он как-то видел нечто подобное, похожее на эти отметины, но уже забыл, что это было. Но стоило лишь задуматься об отце и его предубежденности практически во всем, как Адам вспомнил, что же когда-то увидел, и повернулся к крестному:
- Смотри, - проводя пальцами по родинкам, сказал он, - похоже на прорези, как у шарнирных марионеток.
- Хм, возможно, - Граф слегка свел брови, не понимая, к чему столь спонтанное заявление. Не раз эти родинки привлекали его внимание, но такого сравнения он бы никогда не подобрал.
- Глупость, но мне почему-то они напомнили именно это. Хотя родинки и не ощутимы… вот, потрогай, - быстро подойдя и взяв крестного за руку, Адам приложил его ладонь к своей коже, делясь впечатлениями и ощущениями.
- Не знаю, никогда не видел таких марионеток, - улыбнулся Граф, глядя на родинки. Осторожно погладив их кончиками пальцев, и правда не ощущая их на коже, он задумчиво прикрыл глаза. - Когда я впервые заметил эти родинки, они напомнили мне чернильные точки.
- Может, это и есть просто точки? - улыбнулся Адам. Легкое прикосновение щекотало кожу, хотя он не чувствовал такого, когда сам прикасался к родинкам.
- Тогда они бы давно смылись, - отводя руку, последний раз огладив их, Граф поднял взгляд к лицу Адама. Крестник смотрел на него с интересом и некоей надеждой, буквально с жаждой вслушиваясь в каждый ответ. - Думаю, природа постаралась... и одарила тебя такими ювелирными отметинами.
- Да, - тихо, себе под нос произнес Адам, вновь задумавшись об этих незатейливых точках, как и когда-то в детстве.
- Чтобы отметить твою особенность, ведь наверняка не у каждого есть такие родинки, - закончил свою мысль Граф.
- Ты… - нервно вздохнул Адам и замолчал. Отпустив рубашку, позволив ей опасть и скрыть родинки, он обреченно отвел взгляд. Несколько лет назад он, вероятно, хотел услышать это же.
- Что-то не так? - Граф обеспокоенно взглянул на крестника. Он было подумал, что сказал лишнее, но, встретившись со взглядом Адама, усомнился в своих догадках.
Тот смотрел на него с равной радостью и грустью, не зная, что из них выбрать.
- Почему меня любишь ты, а не мой отец? - едва ли не с упреком спросил Адам, ведь уже далеко не в первый раз чувствовал и видел, что крестный относится к нему с большим теплом, нежели отец, который умел проявлять свою заботу разве что в указаниях или запретах.
- Что?.. - Граф не находил слов, чтобы ответить на такое грубое заявление от, по сути, еще совсем ребенка.
- Ты крестный… но почему меня любишь ты, а не отец? Ты, совершенно чужой мне человек, а не тот, чья кровь течет во мне? - наклонившись к крестному, произнес Адам. Этот вопрос возникал у него и раньше, но сейчас он впервые озвучил его, даже не пытаясь услышать и увидеть, как сделал это.
- Что ты такое говоришь? - вкрадчиво и спокойно спросил Граф, хотя такие слова и оскорбляли его. Он превозмог свои эмоции, отдаленно представляя, что толкнуло Адама на такие заявления. Тем не менее, внутри неприятно кольнуло, стоило только подумать, что для крестника вся его забота и расположение - угоды недостойного.
Вздрогнув, Адам был готов услышать упреки и недовольство, но подобный терпеливый тон и взгляд почему-то настораживали куда больше гнева.
- Отец любит тебя всем сердцем и душой, но он не из тех людей, которые могут это показать. Он строг к тебе, потому что оберегает тебя, - потерев пальцами переносицу, Граф глубоко вздохнул. Никогда бы в жизни он не подумал, что его забота сможет стать причиной такого вопроса. Кроме того, нрав Гилберта, его привычки и отношение не заставили Графа сомневаться в сказанном, ведь если бы его друг действительно не любил своего сына, то уже давно бы избавился от него и отправил в какой-нибудь церковный пансионат. И на этой мысли Граф почти утратил уверенность… ведь Адам жил в его доме уже не первый год, и Гилберт за это время ни разу не приехал навестить сына, словно действительно оставил его на попечение других людей.
- Но ведь он… хотя, возможно, ты прав, - подавив в себе всякие сомнения, Адам согласился, несмотря на всю простоту и предсказуемость слов. Подойдя ближе и остановившись напротив Графа, все так же сидевшего на постели, он осторожно прикоснулся к крестному и обнял за шею, привлекая к себе. Гладя его волосы, Адам тихо вздохнул. - Прости… я нагрубил.
- Ничего, - ответил Граф, прикрывая глаза. Касаясь щекой груди крестника и слыша биение пылкого юного сердца, он вновь ощутил то неприятное колющее чувство внутри. Определенно что-то было не так, ведь каждый по-своему задумывается, когда слышит столь обличающие вопросы. Но Адам был слишком юн, чтобы осознавать всю действительность своих слов… либо уже достаточно сознателен для того, чтобы быть избирательным в них. - Ты еще дитя и многого не осознаешь.
- Придет время… - Адам слегка улыбнулся, пропуская сквозь пальцы темные пряди, изредка замечая среди них словно серебряные нити седых волос, - …и ты поймешь, что я уже не дитя и знаю гораздо больше, чем ты думаешь.

Продолжение следует...

ps рассказ уже подошел к своему концу и осталась лишь последняя глава
она замкнет собой всю мою "деятельность"
тогда мы с вами и распрощаемся