Поистине, благородство смерти столь совершенно, что не теряет ничего, даже если ее видят такою:
Шарль Бодлеръ (переводъ мой)
Падаль


Душа моя, Вы помните: тем летом
Мы видели прекрасным светлым днем
На камешках тропы, лучами разогретой,
Труп лошади безформенным пятном.

Задравши ноги вверх, открыв гнилое лоно,
Как женщина продажная, она
Лежала на земле, бездумна и зловонна
И черной вязкой жидкости полна

А солнце в вышине над тушей так сверкало,
Как будто тщилось всю испепелить,
И то, что некогда природа сочетала,
Растлив стократно, вновь ей возвратить.

И открывался небесам прозрачным
Невиданным цветком ея скелет;
Вам зрение на миг застило смрадом мрачным,
И лег неверен на траву Ваш след.

Стеною плотной нависали мухи
Над трупом тем, и тучныя стада
Личинок и червей в гнилом блестели брюхе,
Как медленная черная вода.

Все это поднималось, опускалось
И дыбилось искристою волной.
Казалось, будто плоть, гния и разпадаясь,
Еще дышала жизнью потайной.

И это скопище гнилья звенело
Подобно ветру или роднику,
Иль золоту зерна пшеницы спелой,
Что веялка вращает на току.

И каждый миг отчетливыя грани
Стирались, словно образы во сне.
Так памяти навязчивой созданье
Не довершает кисть на полотне.

А в стороне, в тревожном нетерпенье
На нас глядела сука, торопясь
От кости оторвать клок мяса вожделенный
И на вспугнувших нас безсильно злясь.

– Но день придет, Вы станете похожей
На эту омерзительную слизь,
Звезда моих очей, мой ангел белокожий,
Моих ночей пленительная высь.

Да, свет и страсть души моей, такою,
Прощального прощенья причастясь,
Вы ляжете под сочною травою,
В молчании кладбища растворяясь.

Тогда червям безчисленным скажите,
Что Вас придут, лаская, пожирать:
Моей любви магическия нити
Истление не в силах оборвать.