В открытую форточку дул ветер. Я поежился и взглянул в окно. Темнело. Я встал и закрыл форточку - в комнате сразу же стало тихо и тепло, лишь на кухне монотонно гудел холодильник. Я опять сел за стол, взял ручку и посмотрел на чистый листок бумаги, вырванный из школьной тетради и который лежал передо мной. В голове путались мысли, я занес руку с ручкой, застыл. Затем встрепенулся и ровными печатными буквами вывел посередине листка: "Я люблю тебя". Дописав, я откинулся на стуле и смерил взглядом - смотрел я долго, не моргая, в конце концов уже не понимая значение, а лишь фиксируя простой набор знаков: 10 букв, 3 слова. Затем я медленно взял листок и осторожно согнул пополам, потом еще раз. Получился квадратик, на одной стороне которого я написал: "Юле". Я отложил ручку и подержал квадратик на руках, бережно, как будто это был хрусталь или стекло. Он был легким, а края постоянно отгинались, как ванька-встанька, сколько я их не прижимал. Подумав, я достал из шкафчика скотч и тонкой полосой заклеил один край. Этого было достаточно, и квадратик теперь смирно покоился как на руках, так и на столе. Я с удовлетворением рассмотрел его со всех сторон, а затем, взяв ручку, почетче обвел слово "Юле". Закончив, я положил свое творение в сумку и теперь уже расслабленно откинулся на стуле, склонив голову набок. Попутно я оглядел свою комнату, - мимо проплыли настороженный телевизор, замерший в углу, обмякшие шторы на окнах, высокая кровать, упрямая, с плотными ножками, - и взгляд мой остановился на длинном, в четверть стены, стеклянном шкафу, заполненном бесчисленными колбами, банками, пузырьками с различными наполнителями. Я усмехнулся. Это было мое хобби, моя гордость, мое будущее.
Я подошел к шкафу и посмотрел сквозь крапистое, порядком заляпанное стекло шкафа. Чего тут только не было! И кислоты, от азотной до серной, и соли, и спирты, всевозможные щелочи, а также куча органических соединений; в глазах рябило от многообразия цветов: синие, зеленые, ядовито-желтые, восхитительно бирюзовые, густо-бурые жидкости завораживали радужной гаммой. Здесь был свой, неповторимый мир - высились большие двухлитровые банки, пузом отталкивая тщедушные колбы, по углам ютились мелкие, обиженные пузырьки, густой тенью отливали черные, крепко запечатанные баночки с мазями. И самое главное - стоял особый, химический запах, смесь паров различных веществ, собранных в одном тесном месте; он еле чувствовался - я старался не выпускать его дальше пределов шкафа, - но он сразу же врезался в сознание безболезненным уколом сладких снов. Я улыбнулся: мне вспомнились мои первые опыты с серной кислотой, моя неудачная попытка вывести в домашних условиях мыло, столь же безрезультатные опыты с получением динамита, а также шутливо-настойчивые просьбы знакомых изобрести рецепт водки с последующим изготовлением. Я еще раз просмотрел бесконечные ряды баночек и колбочек, на каждой из которых была аккуратно приклеена бумажка с подписью, что там находится, и вспомнил, что собирался купить марганцовку, чьи запасы у меня кончились еще три недели назад. Я решил съездить в аптеку, а заодно и бросить в почтовый ящик Юли свое послание.
Я взял сумку, проверил наличие записки, посмотрел содержимое кошелька - "Мне хватит", - и пошел на выход.

Она должна была уже получить. Это точно. Был вечер следующего дня; я сидел у телефона, нервно постукивая ногой и поглядывая на темную пластмассу аппарата. Уже два раза повторялось одно и то же: я брал трубку, медленно, осторожно набирал ее номер, но, услышав длинные гудки, тут же клал трубку. Нет, это невыносимо!
Я посмотрел на часы. Уже девять часов. Я глубоко вздохнул и решил набрать еще раз. Трубка казалась тяжелой, рука неприятно потела, я услышал длинные гудки.
- Алло!
"Это она!"
- Привет, Юля! - мой голос мне показался чужим.
- А, привет!
- Это я.
- Да, я узнала.
Опять это молчание. Я проклинал свою тупость, но отступать было уже поздно.
- Знаешь, Юль, я посылал тебе вчера записку, - я сделал маленькую паузу. - Ты получила ее?
- Да, получила. Я так и думала, что это ты.
"Она знает". Впрочем, все к этому и шло.
- Юленька, все, что там написано, это правда, - в горле у меня пересохло. - Юля, у меня есть два билета в кино на завтра. Не хочешь пойти?
Мне показалось, я задал вопрос в пустоту - как будто все вымерло на том конце провода, ни слова, ни шороха. Я запаниковал, но вдруг услышал ее голос:
- А во сколько?
- Вечерний сеанс. В девять часов.
- А куда?
- Здесь недалеко от меня, две остановки на метро. Хороший, современный кинотеатр. И фильм, говорят, обалденный.
Я мучительно ждал.
- Хорошо, - сказала она. - Давай сходим.
У меня гулко забилось сердце, рука еще больше вспотела.
- Тогда, Юля, я завтра тебе позвоню. Как только приеду из института, около пяти. Договоримся, где встретиться.
- Хорошо, звони.
Мне показалось, она улыбнулась. Неужели это происходит со мной?
- Юленька, тогда до свидания, до завтра!
- До завтра, пока!
Я тихо положил трубку, замерев. Затем резко встал и начал прохаживаться по комнате. Я был возбужден, душа трепетала, а сердце чуть ли не выскакивало из груди. В голове проносился вихрь мыслей, я то останавливался, как будто чем-то пораженный, то продолжал хаотично вышагивать по комнате.
Я знал Юлю около трех месяцев, мы иногда болтали по телефону, изредка я ее видел, и я давно уже был влюблен в ее голос, мягкий, бархатный, в ее лицо, правильное, со смешными ямочками на щеках, в ее волосы, белокурые, волнистые, и особенно в ее глаза, не то зеленые, не то синие - я никак не мог понять, - но лишь теперь я осмелился ей признаться и затем пригласить в кино. Мы еще никогда не гуляли вдвоем. Хотя из-за мыслей о ней, из-за своей любовной меланхолии я уже давно не занимался опытами, своими химическими изысканиями, лишь изредка по привычке делая простенькие растворы.
Завтра наше первое свидание. Я бережно достал из сумки заранее купленные билеты в кино, - красивые, глянцевые, я купил их на деньги, которые вначале откладывал на нужные химикаты, - изучил еще раз со всех сторон и так же осторожно положил их обратно.

Был уже двенадцатый час, давно стемнело, редкие фонари стояли вдоль дороги. Мы с Юлей возвращались из кино, шагая медленно, спокойно. Я шел, счастливый, в молчаливо-радостном настроении, держа теплую Юлину руку. Неслышно пел воздух, стелился ветер. Иногда мы останавливались, Юля поворачивала ко мне свое лицо, и я неуверенно, неумело целовал ее в раскрытые губы. Я даже смущался больше нее, и, закончив целоваться, она сама брала меня за руку, и мы шли дальше. Иногда мы разговаривали:
- Тебе понравился фильм? - спрашивал я.
- Очень. Очень. Спасибо, - улыбалась Юля. - Надо еще раз на него сходить.
- Зачем? Сходим на другой. На много других. А этот фильм, да, очень хороший, - говорил я, хотя почти весь сеанс смотрел не на экран.
Юля понимала это и смеялась:
- По-моему, больше мы кино показывали.
На ее щеках выскакивали две ямочки, и мне хотелось обнять ее крепко-крепко.
Мы шли через какой-то пустырь, заброшенный, ничейный, за погасшими домами, когда до метро оставалось идти около десяти минут. Здесь было особенно темно и тихо, мы шли осторожно, по дороге валялись какие-то балки, стекла, света не было, ступать надо было несильно, и я крепко сжимал Юлину руку, ведя ее за собой. Мы и не заметили, как рядом с нами оказались четыре фигуры, которые о чем-то между собой разговаривали. Одна из них отделилась и приблизилась к нам, когда я с Юлей уже хотели молча и быстро пройти дальше.
- Эй, парень, - голос был резкий, - сигаретой не угостишь?
Хотя было очень темно, но я чуть-чуть разглядел его: это был почти мой ровесник, с коротким "ежиком" на голове, в черной, не по погоде толстой куртке.
- Не курю, - коротко ответил я и хотел пройти.
Но он встал передо мной, выставив ногу в тяжелом ботинке, и, сплюнув, спросил:
- Что, даже спичек нет? Или зажигалки?
Я почувствовал от него слабый запах водки. Я оглянулся: три других парня уже стояли рядом, один из них сзади. Я сильнее сжал Юлину руку: Юля стояла, чуть ко мне прижимаясь. Я ответил:
- У меня нет ни спичек, ни зажигалки.
Я решил двинуться дальше, но передо мной возникло уже двое, тот, что с "ежиком", ткнул меня в плечо и, надрывно хохотнув, сказал:
- Что, бедный, да? А как же на тебя твоя шлюха повелась? - он кивнул на Юлю.
В ту же секунду я быстро сместился чуть влево и с размаху ударил "ежика" в лицо. Он схватился за нос, я хотел развернуться, чуть согнувшись, но почувствовал страшный удар чем-то железным сзади по ногам. Я упал на спину, при этом услышав Юлин вскрик. Я сначала сжал глаза от боли, затем хотел их открыть и встать, но я только увидел приближающиеся фигуры, и затем три пары ног, вскинутых для удара. Я успел привстать на колени и закрыть лицо перед тем, как на меня обрушились удары тяжелых ботинков. Сквозь барабанную дробь сильных расчетливых пинков по ребрам, животу, рукам, спине, и, как я не пытался увернуться, лицу я увидел, как Юля кинулась ко мне, крича и плача, но "ежик", вытянув левую ногу, подставил ей подножку. Юлька упала на асфальт и вскрикнула уже от боли: рукой она задела стекло, и теперь из ее ладони текла кровь. Неожиданно удары прекратились, - я мутно услышал окрик "ежика", и я теперь лежал на земле, бессильно не уворачиваясь, с тихо текущей кровью из губ, носа, с дикой болью где-то у поясницы, дыша осторожно, потому что каждый вздох ослеплял болью грудь, хрипя и стирая омертвевшими пальцами непроизвольные слезы.
"Ежик" подошел ко мне, на его носу блестели капельки крови, и сильно, в отместку ударил кулаком мне в лицо. Кровь из носа стала течь еще быстрей, она попадала мне в рот, и я чувствовал ее приторный неестественный вкус. Я поводил заплывшими глазами, ища Юльку. Она все так же сидела на земле, тихо, сдавленно плача. Я злобно взглянул на всех четверых, жалея, что у меня нет ни ножа, ни пистолета. Было все так же темно, вдалеке стояли дома, и не верилось, что все происходит с нами вот так, вот так просто.
- Что вам надо? - прохрипел я сквозь боль.
- О, да ты еще что-то говоришь, - "ежик" подошел ближе и насмешливо посмотрел на меня.
Кто-то из них взял валявшуюся Юлькину сумочку и, открыв ее, высыпал содержимое на грязную землю. Я смотрел, глаза наливались гневом и слезами, не в состоянии пошевелиться. "Ежик" приблизился к ее вещам и ногой начал перебирать их: мелькнули уже разбитое зеркало, помада, ручка. Наконец он заметил что-то для себя интересное и поднял с земли какую-то бумажку - я узнал ее: это была моя записка. "Ежик" развернул ее и вслух издевательски прочитал:
- Юле. Я люблю тебя, - он затрясся, все так же надрывно смеясь. - Ух, как трогательно, не могу, вот уроды!
Он порвал ее на клочки, они сразу разлетелись по земле, и подошел к Юльке вплотную:
- Значит, ты - Юля, - он посмотрел ей в лицо. - А ничего мордашка-то, а?
Он цокнул языком и схватил ее за руку. Юлька хотела вырваться, но он ее крепко держал.
- Не трогай ее, - я крикнул. Я крикнул!
"Ежик" обернулся ко мне, все еще держа Юлю:
- А что будет, что будет, ты, урод? - он опять повернулся к ней. - И не в падло тебе с таким уродом гулять?
Он тронул ее ногу и поднял платье. Я, несмотря на боль, привстал на подкашивающиеся ноги и в безумии, в горячке начал придвигаться к нему. Только бы подойти! Но сразу же подбежали двое и сбили меня с ног. О, боже!
- Держите его, - крикнул "ежик", выворачивая Юльке руки.
Двое пригвоздили меня к земле, навалились телами на мое болезненное тело, не давая ни малейшей попытки шевельнуться. Краем глаза я видел, как "ежик" одной рукой выворачивает руки кричащей и вырывающейся Юльке, а другой - запахивает наверх ей платье, еще один держал ей ноги.
Ублюдки!!!!
Я орал, вырывался, уже не обращая внимания на боль, на ужасную боль, я лязгал зубами - один раз я даже попал одному, но все бесполезно. Я все так же лежал, моя кровь на лице не успевала засыхать, мои руки, ноги были крепко прижаты к земле, и я слышал то, что происходило рядом.
Они сделали это все. Все четверо. По одному. Сменяясь, чтобы держать меня, и в конце я, обессиленный, обезличенный, остервенело лютый, смотрел немигающим взором на "ежика", который держал меня, поглядывая в ту сторону, ухмыляясь, гогоча мне в лицо:
- Что, урод, гадко на душе?
Они ушли, каждый напоследок ударив меня ногой - я уже ничего не чувствовал, лишь голова тяжело прижималась к земле, когда я попытался встать. Их шаги гулко отдавались по асфальту, я медленно, осторожно поднимался. Я сразу же увидел Юльку. Она сидела на корточках, сжав колени руками, недвижно, неслышно. Я сжал глаза, и оттуда брызнули слезы. Я тут же вытер их и, с трудом ступая, подошел к ней. Ее платье было грязно, порвано, я снял такой же грязный пиджак с себя и набросил на нее. Она вздрогнула, и я увидел ее дикий, больной взгляд. Гады, гады, гады!!! Я взял ее дрожащую, теплую руку и начал тихо-тихо шептать ей. Губы мои омертвели, язык еле ворочался, я хрипел, но говорил:
- Юленька, миленькая, они ушли. Они ушли. Нам надо идти. Мы сейчас пойдем. Мы пойдем в метро. Оно еще не закрылось. Нам надо всем позвонить. Позвонить. Я их запомнил. Я их убью. Я убью их. Они теперь мертвы. Все они. Я их всех убью.
Мое горло першило, я привстал, осторожно обнимая Юльку. Она дрожала, она молчала. Но она была жива. Жива. Мои глаза все еще слезились.
Сейчас надо поехать сначала ко мне домой. Тут близко. Пока метро открыто. И надо всем позвонить.
Я осторожно, тихо ступая, пошел с Юлей к метро.

Мы приехали ко мне домой. Была ночь. Был второй час ночи. Юлька все время молчала. Она не сказала ни слова. Она только дрожала, глядя в одну точку все таким же диким взглядом.
Я открыл дверь и посадил Юльку на кровать, высокую, с плотными ножками. Я подержал чуть-чуть ее теплую руку, она не смотрела на меня, и сказал ей:
- Посиди здесь, Юленька. Я сейчас всем позвоню.
Я вышел из комнаты и прошел на кухню. Мое тело гудело какой-то тупой, внутренней болью. Я снял рубашку и посмотрел на себя в зеркало. О, боже! Это было не мое лицо: глаза совсем заплыли, носа не видно, вместо рта - кровавое месиво. Это было не мое тело: синие, красные ссадины слоились по всей груди и спине, по рукам - запекшаяся кровь. Я шатался, мои ноги дрожали. Я сел и начал набирать телефон "скорой", затем милиции. И там, и там, выслушав меня, коротко ответили: "Ждите. Приедем", и я устало опустил голову. Надо еще позвонить Юлькиным родителям. Я непроизвольно сжал руки в кулаки и вспомнил "ежика". Мразь!
Я услышал шум из комнаты, где была Юлька. Я вскочил со стула и так быстро, как мог, побежал туда. Я открыл дверь и сразу же подхватил Юльку. Она падала. В руках она держала какую-то баночку, которая сразу же выпала у нее из рук и, звеня пустотой, покатилась по полу. У меня похолодело в душе. Юлька хрипела и хваталась за меня. Я взглянул на свой стеклянный шкаф. Он был открыт.
- Юля, что ты пила? - кричал я. - Что ты пила?
Она, хрипя, качала головой и сжимала мою руку. Я плакал и тряс ее. Через минуту она умерла, а я, подняв пустую баночку, прочел аккуратную надпись "Калий цианистый".
Еще до приезда "скорой" и милиции я вытащил все содержимое стеклянного шкафа и ожесточенно, зло, плача забросил все в пустые мешки и сложил в углу коридора. По квартире носилась резкая смесь запахов, а я сидел рядом с Юлей, держа ее за руку.