Хрустит снег. Черный лед под ногами, оскальзываешься на темных ледяных торосах, как на гладких спинах китов, показавших из темного моря свои муаровые бока в туманных дымчатых разводах пены... Идти вперед, не осознавая уже, куда несут непослушные ноги, зная лишь, что твой выбор - попеременные шаги.
Нет чувства страшнее ностальгии. ОНа захватывает, и в какую-то секунду тебе кажется, что она ввергла тебя в черные пучины прошлого, заменила твою душу на старую. Но это иллюзия. Под ногами уже новый лед, и новые снежинки, и Зимний по колено в снегу, а под взорами облупившихся золотых статуй играют чужие дети. Они подбирают осколки золотой лепнины, сорвавшейся с крыш, и им все равно, чем играть - деревянной кошкой, выструганной из старых санок или лицом божественной нимфы, некогда украшавшей прекраснейший дворец Вселенной.
Сон.
Эта жара меня доканает и сведет с ума. Она подобна русской водке - совсем затуманила мысли. Что я вижу? Бцудущее? Но почему в нем отразилось мое свинцовое, китовое прошлое? И даже лик того, что некогда было смыслом, который тьеперь я подменила на этот душный угар с тонкошеим пленным.. Ей, русский солдат, налей еще водки! Да давай свою гадость, мне все равно, чем закусывать, только бы не твоим мясом - этим я побрезгую. В выборе жертв вампиры разборчивы.
..Снег по колено. Серые стены в темную клетку окон. Зимний лес - перед глазами мельтешение полос, словно смотришь черно-белый старый телевизор, а у русских другого и нет. Нелепо болтается над коленями кожаная мини-юбка, но надо идти.
На следы падает кровь. Яркие вспышки, словно сигнальные ракеты, разрывают черно-белый мельтешащий экран зимнего леса. Мои ракеты не для людей. их уже увидели - серая гвардия, закусив языки, мчится по лесу навстречу мне. Больно, но надо идти.
О чертов гранит, почему ты так накалился. Мерзкий запах расплаленного в лучах солнца асфальта. Он прогибается под острым каблуком. Водка, горячие волосы на плечах и хочется пить... Когда Графиня, ты смотришь в зеркало, не плачь, не стони, а возьми лцчше водки, и прочь прогони от себя ностальгию, терзай свое тело, и зимние волки окончат тобою зачатое дело... Ведь все, что ты можешь, это делать выбор. А выбор твой ложен. Но слишком поздно.
Надо мною угрюмое небо, спокойно и молчаливо, в нем я вижу отражение каждого дыхания, в нем я вижу каждую морщинку сомнения за сотни километров назад... моя кровавая дорожка расцвела на снегу давно, и я чувствую, где-то там, далеко, он уже увидел мою боль, и, словно акула, полетел на кровь. Я вижу, что блеснуло сейчас в его пронзхительно синих леопардовых глазах, от которых в низ, обрезая наточенные скулы, разбегаются черные полосы - метки всех диких кошек. Идет зачиска и он Он повернул отряд по следу.
Они уже близко, пильчатые челюсти разрезают воздух в нескольких сотнях метров. Их следы наступают на красные цветы моей крови, дорожка за дорожкой, наклдадываются на мой путь. Их много, и вот уже в снегу дорога идет через лес. Теперь, когда волки проторили ее в непролазных сугробах, ему будет легче найти меня и пройти ко мне.
Сзади рык. Значит, уже скоро. Бросок - но это всего лишь волк. Я уже была ранена - другого мне не нужно. Первый оргазм шмайссера опрокинул серую молнию в снег и мою кровь.
Хруст лап по снегу - сзади, с боков, за пределами зрения. Стрельба на слух.
Шорох, не похожий на бег волка. Серое тело падает, сраженное не моим оружием. Я обернулась. В холоде моего зстывшего лица были искусно похоронены все чувства, которые прошли по мнему за эти полтора года. Но я позаботилась о том, чтобы он, черный фюрер, увидел в них нечто вроде отблеска синей небесной усталости. Эти волки - не более, чем мои жертвы. Я не из-за них затеяла охту. и не изза него. И это не моя кровь. И в этом лесу, со шмайссером, в сетчатых колготках и кожаном плаще, я оказалась случайно. Все это давно и неправда. А вы, мой Фюрер, вольны уходить, если только вовремя не вспомните, что вы говорили мне ночами. И тогда вы поймете, что я знаю слишком много, вы подумаете, что меня пора либбо убить либо взять в плен.
И Карнштейн станет пленницей черного фюрера.